Палитра пуантилистов

Голобоков Николай

Подтянутый. Чёткий.

– Ах, голова. Ах. Гоооловаа. Побери его леший, этого металлурга.

Потом он рассказывал о делах министерства, зарплате, планах, соревнованиях, об аренде – всё толково и чётко.

– Неет, я не министр. Работаю в министерстве. Ох, голова. Ой, болит. Вот уже неделю. Сейчас Киев. Потом Москва, инспекционные поездки.

– И он снова ходил по вагону, проходу между купе. Дышал в открытое окно в тамбуре.

– Ох, этот металлург, подери его мама родная.

Снова делал пассы, снимая головную боль и расслабляясь

прямо в купе.

– Вы знаете, приехали. Нас просили зайти в зал. Металлургический огромный завод. Подводили итоги соцсоревнования… И. И сразу в зал. За стол. Сидят все. Сижу и я. Налил. Чёкнулись. Выпили. Я пол стопочки. Слышу, кто – то стоит за спиной. Оглянулся. Парень – великан, косая сажень.

– Ты чого, цэ не пьешь?! Хворый, чи шо?!

– А як хворый, то якого чорта ихав сюды. Прыпэрся, зараза. Сыдыть. Лупае глазамы, як сучка в паслёни…

– Ой, ох моя голова. И так три дня.

– Ой, и принесла же его нелёгкая.

– Товарищи. Приехали!

– Киев. Кассы. Билет на Севастополь.

Домой. Скорее домой.

Ёлка

Отшумели, отплясались новогодние вечера и карнавалы. Прошли зимние каникулы. Дворец пионеров пуст. Всё пусто. Содраны все декорации.

В глухом дворе валяется ёлка.

Лежит. Ветер шелестит хвоей.

Стонут от вьюги веточки.

Так хорошо было в лесу… хорошо. Потом её срубили. Остался лес, остались подружки – ёлочки, зайчата, белочки. Малыши – ёлки разрастутся, им теперь много места, света и воздуха.

Когда её рубили, она радовалась. Смеялась. Счастье. Она самая красивая, её, самую стройную выбрали. Потом её привезли во Дворец. Одели. Нарядили, и сам Дед Мороз, зажёг огни – фонарики, на глазах у всей восторженной, счастливой ребятни. И все радовались. Плясали. Пели…

Потом все ушли.

Все.

Одна.

Одна…

Совсем одна…

Пробегают мимо маленькие человечки. Некоторые останавливаются. Как – то странно, не помальчишески умолкают. Трогают осторожно веточки. И, прижав покрепче портфели – убегают.

… Она видела, как сверкали глаза ребятишек. Как они светились тогда…

Дети ещё долго будут помнить её.

*

Подошла девочка.

Сияют радостью её глаза.

Она гладила, колючие веточки ёлки, своей пушистой красной варежкой.

Они ещё долго будут жить этим…

Может быть всю жизнь.

Неужели это и есть счастье?

Искусствоеды

Почти молодые, видимо муж и жена. Одеты ультра. Одеты вызывающе дорого и безвкусно. Музей, имени Пушкина. Москва. В зале голландского искусства, выставка. Живопись. Восемнадцатый век. Зрителей много.

Эти, почти ряженые, стоят. Щурятся. Отходят. Делают кулачками бинокли, сжимая трубочкой ладони. Смотрят как в театре сквозь свои почти театральные бинокли.

Смотрят

многозначительно…

М мм – дааа…

Между собой творческое обсуждение…Он ей.

– Айвазовский?!

– Нет.

– Шишкин?

– Нет.

Подходит ближе. Наклоняется. Нюхает. Читает этикетку…

– Какие – то непонятные, не русские фамилии.

– Смотри. Потрескался…

– Пойдём лучше в ГУМ…

Там вкусные пирожки с капустой.

Кукушкины слёзки

Мой урок начинается ровно в восемь, а первачки в восемь пятьдесят. Их приводят мамы, папы. Оставляют в огромном зале, а сами быстро-быстро – мультипликационно, убегают на работу.

Первачки сначала пускают по полу портфели. Те юзом едут – сунутся в другой конец зала. Потом таскают друг друга за руки, за ноги, – и пол блестит от их штанишек. Потом борьба, и так целый час.

Урок скульптуры, в нашем филиале. Возня в коридоре. Тишина. Потом кто-то завыл. Мои оживились, повеселели. Выхожу. Стоит в другом конце зала первачёк – Сазонов. Орёт, задрав голову, сунув палец в рот. И как это у него только получается?

– Говорю, что это ты, голубчик так кричишь?

Кричит самозабвенно и отчаянно.

– Что кричишь, говорю?

Открыл глаза. По щекам текут ручьи.

– Что плачешь?

Он сунул палец в рот. Показал недостающий зуб. Повозил там пальцем и, сквозь рыдания сказал, что выбили. И…снова закричал с чувством, с чувством и упоением…

– Аааа…

А

Рядом стояли его друзья с кислыми опущенными носами.

Виноватые.

Нахохлились, как воробьи в большой мороз…

Я его потряс за плечи.

– Покажи.

Открыл рот.

– Во, здесь… и, и снова заорал…

– Да ничего там нет.

– Этого зуба у тебя давно уже не было.

– Д а а, больно.

– А больно, по губе кто-то дал, а зубы целые.

– Да?

… Вытер рукавом слёзы, потом рукав об штанишки…

Рассмеялся…

Умолк.

И пошёл в класс.

Маленький

В горную крымскую деревушку приехали гости. Гостям всегда рады, но помнят мудрость грузин, которые говорят – чтоб к тебе приехали все твои родственники, друзья и знакомые, на всё лето. Но приехали всего трое. И на одну ночь. Их ждали. Им были рады. Сидели в саду под огромной красной черешней, а ягоды свисали целыми гирляндами.

Маленький Дима рассказывал, как он не любит детский сад. Там ему не интересно, скучно и много сопливых малышей. Дома всегда ему лучше. А папа его считает ещё маленьким и рвёт ему самые, самые спелые черешенки.

А девочки, гости рассказывали, как им трудно было участвовать первый раз на конкурсе красоты. Как с ними сейчас будут работать. Аэробика, гимнастика, зарядка, режим, ох трудно.

Потом папа рассказал, как они ехали с аэродрома и бабуся в троллейбусе охала…

Конец ознакомительного фрагмента.