Пальмы, солнце, алый снег
Шрифт:
– Вы, Ярослава, просто подписали отказную – и все?
– Я и отказную не подписывала, – грустно улыбнулась она, – потому что в роддом меня даже не оформляли. Не было меня. И ребенка моего не было. Родила и отдала неизвестно кому…
– И вы даже не пытались узнать, кому ваш ребенок достался?! – в голосе Андрея Степановича звучал укор.
– Почему же. Пыталась, – вздохнула она. И закончила свой рассказ: – Несколько лет спустя – когда мой бизнес, как я и планировала, стал приносить ощутимую прибыль, – я решила это выяснить. И, может быть,
В ту ночь в том роддоме вдруг оказалась американка. Богатая и очень немолодая. Никто из персонала не видел, чтобы она рожала. Однако покидала она больницу с новорожденным мальчиком… И с медицинским свидетельством о его рождении. И уже через неделю улетела вместе с ним за океан.
Ярослава вновь умолкла.
– Ясно… – растерянно пробормотал Андрей Степанович. – А дальше вы их путь проследить не пытались?
– Нет, – сказала, как отрубила, Ярослава.
И молча вернулась на свое место.
Тося, официально – генеральный менеджер ресторана
Она только на порог номера ступила – сразу поняла: что-то не то. И Андрей Степанович – несмотря на широкую улыбку и раскинутые ей навстречу объятия – что-то знает. Или, по меньшей мере, заподозрил. Черт, где же она могла проколоться?
…А пожилой любовник старательно изображал, будто ничего не случилось: «Ты голодная, Настенька? Не замерзла, может, тебе горячую ванну наполнить? Или чаю в номер заказать?»
Нет уж, чай ей и в монастыре надоел. Накатить бы сейчас водочки, рюмашку-другую, для сугрева и снятия стресса…
«Нет, Андрюшенька, я пить ничего не буду. Садись лучше рядышком, погреешь меня».
И он послушно опускается рядом с ней на диван, кладет на плечо руку… а рука-то подрагивает. И пальцы холодные. К гадалке не ходи: нервничает. Какая же тварь его накрутила?..
Будем подбираться постепенно.
– Андрюш, а что сегодня вкусного на завтрак давали?
– Я же говорю, Тосенька: ты голодная! – встрепенулся дедок. – Заказать тебе пирожных? Или в ресторан сходим?
И глаза такие заботливые-заботливые… Значит, еще не все потеряно.
– Нет, милый, я правда не хочу есть. Лучше расскажи про тренинг. Интересно сегодня было?
А вот тут в глазах у старичка что-то ворохнулось, дрогнуло. Значит, или психолог что-то против нее ляпнул, или Ярька.
– Да ничего особенного. Сначала Ярослава о своей проблеме рассказывала, потом, как обычно, занимались…
– И что у Ярьки за проблема? Молодой любовник на ней жениться не хочет?
– Ну, ты же знаешь наши правила, Настенка! – упрекнул Андрей Степанович. – Сама соглашение подписывала – мы чужие проблемы из аудитории не выносим.
Тоже мне щепетильность.
– …Пришла б на занятие – узнала.
А это, значит, упрек.
– Ой, Андрюш, а мне было так хорошо
Хлипкая у нее легенда. Проверить ничего не стоит.
Значит, надо сделать так, чтобы проверять ее старичок не пошел. Попробуем его спровоцировать?..
– И вообще надоел мне этот ваш тренинг хуже горькой редьки! – раздраженно произнесла она.
– Вот и Яков Анатольевич говорит, что ты на занятия ходишь как из-под палки, – тут же проглотил наживку Андрей Степанович. – Зачем же ты приехала на тренинг, если тебе неинтересно?
Ясно. Значит, психолог, гниль, под нее и копает.
– А что это вы, как две бабки-сплетницы? – ощетинилась Тося. – С какого перепуга меня обсуждаете?..
– Мы… мы не обсуждаем, – смутился собеседник. И совсем уж фальшивым голосом добавил: – Просто Яков Анатольевич беспокоится, что тебе с нами скучно.
Ах ты, слизень заботливый! Ну, ты у меня дождешься!..
– И о чем же он еще говорил?
Тося постаралась смягчить свой взгляд, но не получилось – в старичка сам собой метнулся такой косяк, что тот аж съежился, забормотал:
– Тося, Тосенька. Что с тобой?
– Да ничего, – отрезала она. – Просто не люблю двуличных. Кто в глаза одно – ах, деточка, как мы тебя любим, – а за спиной козни строит. Так что он еще говорил, этот драный психолог?!
Страшно, конечно. Не дай бог сейчас переборщить. Но нужно вытрясти из дедка хотя бы что-то.
– Яков Анатольевич просто сказал, что всю ночь думал, анализировал. И ему не все ясно в твоей истории, которую ты вчера рассказывала. Про гимнастику.
– Только что говорил – чужие проблемы мы из аудитории не выносим, – не удержалась она. – А сами, значит, меня обсуждали. За моей спиной. И что же ему не ясно?
– Ну, например. – Андрей Степанович уже вполне оправился от смущения и с вызовом взглянул ей в лицо. – Что в итоге сталось с тем тренером? Кажется, его звали Сан Саныч? Который подбил тебя скрыть твою болезнь и из-за которого ты стала инвалидом?.. Ты сказала просто: что больше с ним не встречалась. А вот Яков Анатольевич полагает, что все было совсем не так.
Ах, вот оно что. Интересно, откуда он узнал? Да нет, узнать он не мог, она здесь под другой фамилией. Просто, наверное, предположил на основе своих психологических методик…
Тося лихорадочно соображала. Все отрицать? Или, наоборот, признаться?
– А почему он решил, что с тренером должно было что-то случиться? – невинно похлопала глазами она.
– Говорит, что тестировал тебя, еще когда ты на тренинг записывалась. И выяснил одну твою психологическую черту. Ты, говорит, прощать не умеешь. Совсем. Даже мелочи. И уж тем более не простила бы человека, который пустил под откос всю твою жизнь.
Ишь, психолог какой предусмотрительный. Но все равно ничего страшного. Психологические тесты – это не улика, их к делу не подошьешь. Или Андрей Степанович лукавит? Недоговаривает? Выдает ей мелочи, а сам знает куда более серьезные вещи?!