Пальмы в снегу
Шрифт:
Мускулистое тело Густаво напоминало груду окровавленного тряпья; казалось, на нем не осталось ни кусочка кожи, который не был бы покрыт ранами. Хулия зажала рот рукой, чтобы сдержать рыдания. Лицо Густаво, сплошь покрытое синяками, распухло и стало совершенно неузнаваемым. В довершение всего, мерзавцам пришла в голову циничная мысль надеть на раненого большие квадратные очки с разбитыми стёклами, желая придать ему смешной и нелепый вид.
С полными слез глазами Хулия наклонилась к самому его уху.
— Густаво, ты меня слышишь? Я Хулия, дочь Эмилио. Мы о тебе
К ним подошла Бисила.
— Сначала с него нужно снять одежду и продезинфицировать раны... Если хотите, можете посидеть рядом и поговорить с ним, чтобы он чувствовал себя спокойнее.
Во время этой процедуры Хулия старалась не смотреть на раны, покрывающие тело Густаво. Килиан заметил, что с каждой минутой она все больше бледнеет.
Мужчина был действительно зверски избит. Килиану самому стоило невероятных усилий, чтобы не упасть в обморок. Но рядом с ним Бисила изящными осторожными движениями промывала раны. Килиан дивился ее невероятной выдержке. Ни разу на ее лице не отразилось никаких признаков отвращения. Напротив, промывая раны, она что-то тихо шептала на буби, и ее слова, казалось, успокоили раненого, и на его изуродованном лице проступило некое подобие улыбки.
— Мне бы хотелось знать твой язык и понимать, что ты ему говоришь, — прошептал Килиан, наклоняясь к ней. — Должно быть, ты сказала ему нечто особенное, раз он улыбнулся — в его-то состоянии...
Бисила подняла на него свои прозрачные глаза.
— Я ему сказала, что он слишком безобразен, и духи его не примут, а когда он поправится, то станет таким здоровым, что сам не захочет уходить...
— Думаешь, он выживет?
— Он будет долго поправляться, но я не вижу ни одной смертельной раны.
— Кто это сделал, Густаво? — прошептала Хулия.
— Те, что лают, как собаки на цепи, — ответила Бисила, — часто оказываются в тюрьме.
— Ну кто тебе мешал спокойно заниматься своей учительской работой и радоваться жизни? — спросила Хулия, и Густаво что-то прорычал в ответ. — Если ты поправишься, вряд ли у тебя возникнет желание продолжать борьбу за свободу.
— Как они могли сотворить с ним такое? — спросил Килиан, прислушавшись к словам женщин. — Как могли бросить в тюрьму испанского гражданина?
Бисила фыркнула, и Килиан удивленно посмотрел на неё.
— Как мы можем во всем этом разобраться, если в Испании тоже не могут договориться? — воскликнула, в свою очередь, Хулия. — По словам отца, испанское правительство разделилось. Одни выступают на стороне умеренных, как министр иностранных дел Кастелья, считающий, что провинция должна двигаться к независимости маленькими шажками. Другие держат сторону премьер-министра, Карреро Бланко, сторонника жёсткой колониальной политики, держащего в страхе всех колониальных лидеров.
— Боюсь, наш губернатор того же мнения, — с иронией в голосе заметила Бисила.
— Сеньора! — послышался голос Обы с другого конца комнаты. — Вы здесь? Мне нужно уйти...
Хулия
— Мне очень жаль, но вам придётся продолжать без меня, — сказала она.
После ухода Хулии Килиан и Бисила долго молчали. Густаво глубоко уснул под действием успокоительного, которое вколола ему медсестра. Впервые в жизни Килиан и Бисила остались наедине, и теперь никто из них не знал, что сказать.
Тело Густаво отмыли от крови, и теперь оставалось лишь наложить несколько швов на пару глубоких ран на ноге, так что, по сути, присутствия Килиана уже не требовалось. Однако он не хотел уходить, да и Бисила не спешила его отсылать. Они лишь молча наслаждались обществом друг друга, как в тот день, когда она извлекала из него клеща, только на этот раз ее руки касались чужого тела, а вовсе не Килиана.
— Ты проделала прямо-таки грандиозную работу, — похвалил он, когда Бисила обрезала последнюю нитку. — Я поражён.
— Ты тоже очень помог, — Бисила встала и потянулась, расправляя ноющую спину, затёкшую после нескольких часов, проведенных в неудобном положении.
— Любой на моем месте поступил бы так же, — скромно ответил Килиан.
— Нет, — твёрдо возразила она. — Не любой.
Килиан почувствовал лёгкий укол вины. А ведь и вправду: насколько честен был его ответ? Окажись на месте Бисилы другой человек, помогал бы он так самоотверженно лечить Густаво? Ведь, несмотря на сложность ситуации, он наслаждался каждым ее жестом, каждым движением, каждым взглядом, каждым вздохом. На протяжении нескольких часов они работали плечом к плечу, и эти часы показались ему одним мгновением.
— Теперь ему нужно отдохнуть, — сказала Бисила. — Я за ним присмотрю, пока не придёт доктор. Пойдём, нам нужно умыться, — она указала на его испачканные кровью руки. — В таком виде ты не можешь вернуться в сушильню. Ты сейчас похож на мясника.
Бисила провела его в маленькую комнату рядом с процедурным кабинетом, где стояли два умывальника. Оба вымыли руки, лицо и шею. Затем она взяла полотенце, слегка намочила и протерла его лицо.
— У тебя пятна на лбу, — пояснила она.
Килиан закрыл глаза и сжал кулаки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не обнять ее за талию и не прижать к себе. Он был уверен, что она не оттолкнёт ему, потому что возилась с ним намного дольше, чем требовалось, чтобы вытереть лоб. Ехидный внутренний голосок напомнил ему, что Бисила замужем за другим и имеет ребенка, и ничем хорошим это не кончится. Но влечение не желало подчиняться здравому смыслу.
— Вот и все, — сказала Бисила, прерывисто дыша в нескольких сантиметрах от него. — Но ты должен сменить рубашку. Даже не знаю, удастся ли ее отстирать.
— Бисила! — послышался чей-то голос. — Ты там?
Она вздрогнула.
— Да, дон Мануэль, — ответила она. — Рядом с лазаретом.
Она взяла полотенце, сделав вид, что тщательно вытирает руки, пока Килиан выходил его встречать.
Мануэль привёл с собой мужчину-буби с резкими чертами лица, намного ниже его ростом. Его щеки его рассекали два шрама.