Пальмы в снегу
Шрифт:
— Почему же ты не позвал меня, когда проснулся? — не дождавшись ответа, он пристально вгляделся в лицо Килиана. — Мать честная! — воскликнул он. — Еще чуть-чуть, и ты отправишься вслед за папой...
Килиан закрыл глаза, а Хакобо сел на край его постели.
— Нет, серьезно, Килиан. Я очень беспокоился. Почти пять дней ты провалялся в лихорадке. Мануэль уверял, что жар спадет, но что мы за это время пережили... — Он покачал головой. — Боюсь, пройдет немало времени, пока к тебе вернутся силы. Мы тут поговорили с Гарусом и решили,
Хакобо на миг замолчал, чтобы передохнуть, и Килиан тут же вмешался:
— Я тоже рад тебя видеть, Хакобо. Но не волнуйся, я... не уйду вслед за ним. По крайней мере, сейчас.
— Да?
— Мне не хочется. Пока еще нет.
— Килиан, я в жизни не встречал никого упрямее тебя! — воскликнул Хакобо. — Смотри, пару дней назад пришло письмо от мамы. — Он достал из нагрудного кармана рубашки сложенный вчетверо листок. — Потрясающая новость! Я просто умирал от нетерпения, что не могу поделиться с тобой! Каталина выходит замуж! И за кого! За Карлоса из Каса-Гуари, помнишь его?
Килиан кивнул.
— Не так это и плохо, — продолжал Хакобо. — Пусть его род не слишком знатный, зато сам он работящий и честный. Мама пишет, что нужно собрать приданое, и спрашивает наше мнение по этому поводу. Свадьбу играть нельзя, пока не кончится траур, поэтому все прошло неофициально, но... — он замолчал, не увидев на лице брата ни малейшего интереса. — Эй, парень, да что с тобой? Прежде ты выспрашивал о каждой мелочи, а теперь знать ничего не хочешь. Жизнь продолжается, Килиан, с нами или без нас...
Повернув голову к окну, Килиан встретил взгляд молодой медсестры, которая не покинула палату, пока Хакобо говорил с братом, делая вид, что готовит термометр и лекарства для больного. Чуть заметным жестом, понятным одному Килиану, она дала понять, что согласна с последними словами Хакобо. Жизнь продолжается, думал он, глядя в эти лучистые глаза.
Кто-то деликатно постучал в дверь.
— Кого еще принесло? — проворчал Хакобо, вставая, чтобы впустить женщину, которая тут же прошествовала через палату, оставляя за собой шлейф духов.
Килиан поднял голову и увидел перед собой статную фигуру Саде, одетую в простое белое ситцевое платье с рисунком из синих лобелий, похожих на маленькие пальмы, длиной до колен и перетянутое узким пояском. Никогда прежде он не видел ее одетой так скромно, без украшений и макияжа. По правде сказать, он вообще никогда не видел ее при свете дня, и сейчас она показалась ему даже красивее, чем в клубе.
— Вчера я отправил ей записку, чтобы приехала сюда, Валдо ее подбросит, — объяснил Хакобо со свойственной ему непринужденностью, и его глаза победно блеснули.
Вот уже несколько недель он не знал, как убедить Килиана, что душевную боль можно победить телесными радостями, понимая, что человека вроде Килиана тоска легко может свести в могилу. И вот теперь такая возможность предоставлялась на блюдечке, у брата не было
— Мне бы не хотелось, чтобы ты надолго оставался один, так что она составит тебе компанию. Ты же знаешь, я не могу надолго отлучаться из сушильни. Саде будет ухаживать за тобой, пока ты не поправишься, Килиан. — Посмотрев на часы, он поднялся и слегка похлопал Килиана по плечу. — Отдаю тебя в хорошие руки!
Едва Хакобо вышел, Саде тут же занялась больным. Сев на край постели, она поцеловала кончики своих пальцев, затем прижала их к сердцу и принялась ласково водить ими по губам Килиана — медленно и плавно, пока он не отвернулся, чтобы избавиться от навязчивой ласки.
— Я этого не допущу, масса, — сказала она мелодичным голосом. — Вот уже несколько недель ты не появляешься. Это нехорошо. Нет-нет. — Она поцокала языком. — Я не позволю тебе забыть меня.
С торжествующей улыбкой она посмотрела на медсестру.
— Можешь идти, — сказала она. — Я прослежу, чтобы температура не поднималась.
Килиан почувствовал, как напряглась медсестра. Он не сводил с нее глаз; в конце концов, она тоже посмотрела на него, ответив усталой благодарной улыбкой. Как он мечтал в этот миг повернуть время вспять — до той самой минуты, когда кошмары кончились и нежные руки коснулись его волос.
Словно прочитав его мысли, медсестра погладила его по щеке на глазах у Саде, чьи брови возмущенно поползли вверх, и медленно прошептала несколько мелодичных, умиротворяющих фраз на буби. Килиан не понял их значения, но его веки сомкнулись, и его окутал сон.
Между тем, на плантации наступил влажный сезон; тяжелые ливни сменялись прохладным бризом и влажными муссонами, помогавшими переносить дневную жару. И хотя среди бела дня нередко налетала буря, когда становилось темно как ночью и на посадки какао рушились обломанные ветки эритрин, работа не прекращалась ни на минуту, поскольку плоды какао — чье название, как узнал Килиан, означает «пища богов» — неустанно росли и наливались на стволах деревьев. Когда они приобретали красноватый оттенок — это означало, что они созрели и их можно снимать.
С августа по январь тянулись долгие монотонными недели, отделенные друг от друга лишь понедельниками (в этот день выдавали паек на неделю: два кило риса, кило вяленой рыбы, литр пальмового масла и пять кило маланги или ямса для каждого рабочего) и субботами, когда выплачивали жалованье. Тысячи плодов какао проходили через умелые руки рабочих. Брасерос под присмотром Хакобо, Грегорио, Матео и бригадиров снимали зрелые здоровые плоды маленькими серповидными крюками на длинных шестах. Очень осторожно, с большим мастерством, они накалывали на крюки зрелые плодв какао, стараясь не задеть соседних, и сваливали их в кучу меж рядами посадок; другие рабочие разрубали плоды мачете, извлекая из них зерна, которые затем ссыпали в мешки и складывали их в штабеля у дороги.