Пальмы в снегу

Габас Лус

В четверг вечером Кларенс решила больше не откладывать и снова встретиться с Фернандо. Однако когда она позвонила ему домой, он очень вежливо извинился, сказав, что у него изменились планы, на следующий день он по семейным обстоятельствам уезжает в Испанию и не знает, успеет ли вернуться до ее отъезда из Биоко. Тем не менее, сказал Фернандо, он разрешает ей приезжать на плантацию, когда угодно, и осматривать все, что ей нужно.

Кларенс сердечно поблагодарила его и пожелала счастливого пути.

Она раздраженно захлопнула блокнот, где был записан телефон Фернандо,

подумав, что главная надежда, с которой она приехала в Биоко, развеялась как дым. Затем снова раскрыла блокнот, и ее взгляд упал на странную фразу, выписанную из письма:

«...Я собираюсь обратиться к друзьям из Уреки...»

Она вздохнула. Не могло быть и речи о том, чтобы заказать экскурсию в Уреку.

Да уж, разочарованно подумала она, частными исследованиями на жизнь не заработаешь.

На следующий день позвонил Лаха и сообщил, что их мать сегодня вечером приглашает всех на ужин в свой дом: то есть, ее, Лаху и Инико.

Кларенс тут же забыла о разочаровании последних часов, и в голове у нее созрел новый план. Она надеялась, что мать Лахи и Инико, как и все пожилые люди, любит рассказывать о своей молодости, и особенно о годах, проведенных в Сампаке. Учитывая возраст Инико, ей сейчас должно быть около шестидесяти лет, так что она вполне могла знать ее отца.

Червячок нетерпения весь день точил ее изнутри, ни на минуту не давая покоя.

Она никак не могла решить, что надеть в гости. Она хотела одеться скромно, но не слишком официально. Она не знала, что за человек мать Лахи, и не хотела выглядеть перед ней ни затрапезной простушкой, ни разряженной фифой.

Какой-то нахальный внутренний голосок ехидно спросил, для кого она на самом деле наряжается: для матери или для Инико, надеясь, что тот будет на ужине?

Раздраженно фыркнув, Кларенс в конце концов остановилась на серых джинсах и белой футболке со стразами и с довольно глубоким вырезом, который выгодно подчеркивал ее грудь. Она раздумывала, оставить ли волосы распущенными или заплести в косу, и в конце концов выбрала для ужина с матерью друзей второй, более скромный вариант. Если, конечно, можно назвать Инико другом...

Дом матери Лахи и Инико оказался скромным, современного вида зданием в стиле шестидесятых, расположенным в квартале Лос-Анхелес. Она заметила, что дом, хоть и относительно новый, явно нуждается в ремонте. Однако внутри дом, обставленный в колониальном стиле, оказался необычайно уютным. Везде царили чистота и порядок, на стенах висели всевозможные предметы африканского быта и картины с местными видами, создавая образ элегантной простоты.

Едва Кларенс увидела мать Лахи, как тут же поняла, откуда эта простота и элегантность.

Кларенс едва успела с ней поздороваться, как за дверью послышался шум, и в гостиную, словно ураган, влетел чернокожий гигант. Инико поцеловал мать, хлопнул по плечу брата и, к величайшему удивлению девушки, повернулся к ней и басом произнес:

— Привет, Кларенс.

IX

Тяжелые времена

Кларенс

во все глаза смотрела на женщину. По ее подсчетам, той было около шестидесяти лет, но она все еще была по-настоящему красива. Ростом чуть ниже Кларенс и казалась более хрупкой. У нее были необычные, удивительные глаза, большие и выразительные. На ней была длинная рубашка поверх брюк — то и другое бирюзового цвета; запястья рукавов вышиты, как и низ брюк. Шелковый платок того же цвета на голове — видимо, она немного стеснялась седеющих волос. Этот убор еще больше подчеркивал напряженный взгляд.

Кларенс подумала, что в молодости эта женщина, очевидно, была невероятной красавицей.

Ее звали Бисила, в честь Матери Бисилы, покровительницы острова Биоко, согласно культурным традициям и верованиям народа буби. И тут Кларенс узнала, что статуя скорбящей Пресвятой Девы в кафедральном соборе на самом деле — Бисила, буби считают ее матерью и создательницей всего живого. В ее честь устраиваются празднества, хоть и тайно, поскольку вот уже много лет эти празднества в Гвинее запрещены политическим режимом, ведь у власти оказались представители народа фанг.

Ужин, приготовленный Бисилой, оказался настоящим пиром, состоявшим из блюд национальной кухни, которые Кларенс нашла восхитительными: здесь были ямс и маланга, приправленные пальмовым маслом, бока'о из овощей — смесь овощей и рыбы, и самое изысканное блюдо — мясо антилопы. Кларенс не знала, всех ли гостей в этом доме принимают так по-королевски, но, несомненно, чувствовала себя особенной гостьей, благодаря вниманию Лахи и его матери.

И конечно, ей снова показалось, что Инико раздражает ее присутствие.

Она сидела напротив братьев, так что могла хорошо разглядеть обоих. На первый взгляд, они отличались друг от друга как небо и земля. Инико был старше Лахи, но сохранил юношескую гибкость и рельефность мускулатуры. Кларенс пыталась найти в них какое-то сходство, но вскоре бесповоротно сдалась. У Инико голова была обрита наголо, а Лаха щеголял длинными пружинистыми локонами крутых кудрей. Кожа Инико была гораздо темнее, чем у брата, который, в свою очередь, был похож на мулата. Глаза Инико были огромными, как у матери, но чернее и слегка миндалевидные. Глаза Лахи были скорее темно-зелеными и прятались среди множества крошечных морщинок, когда он улыбался, что случалось весьма часто.

В конце концов, Кларенс пришла к выводу, что роднит братьев лишь манера слегка поглаживать пальцем бровь, когда они нервничают.

Кларенс посмотрела на Бисилу. Как она могла родить двух таких разных сыновей? Кларенс нисколько не удивилась бы, если бы выяснилась, что один из них — приемный. Она снова посмотрела на них, стараясь угадать: который же из двух?

Что же касается характеров, то Лаха был элегантным, симпатичным балагуром. Очевидно, Соединенные Штаты наложили на него свой отпечаток: в его жестах явно сквозило что-то американское. Инико же, напротив, был суров, молчалив и поразительно угрюм. Он, казалось, даже не слушал ее рассказов об Испании и расспросов о жителях Биоко и их обычаях.