Пальмы в снегу

Габас Лус

Белые линии по обочинам узкого асфальтированного шоссе змеились в зелени наползавших на дорогу кустов.

— Я думала о твоей маме, — ответила Кларенс. — Мне хотелось бы побольше узнать о ней. Мне она кажется совершенно особенной женщиной.

— И что же ты хотела бы узнать? — спросил он дружелюбным примирительным тоном, который Кларенс расценила как желание извиниться за недавнюю размолвку из-за монет.

— Ну, например, как вышло, что она живет не в Банее, вместе с родными? Как случилось, что она обосновалась в Малабо? Как она смогла получить образование? Сколько раз была замужем? Кто твой отец? А отец

Лахи? Как ты жил в Сампаке?

— Стой, стой! — перебил он, притворяясь ошеломленным. — Слишком много вопросов сразу!

— Прости, но ты сам спросил, что мне хотелось бы знать.

Кларенс боялась снова рассердить его своим любопытством, но Инико вовсе не казался рассерженным.

— Моя мама, — начал он, — работала помощницей медсестры в больнице при плантации в Сампаке. Она вышла замуж за одного из тамошних рабочих. Там я и родился. Мой отец погиб в перестрелке, и мы перебрались в Малабо. Примерно тогда у нее была связь с каким-то мужчиной, от которого родился Лаха, но больше я об этом ничего не знаю. Она никогда не хотела об этом говорить, и мы тоже не горели желанием обсуждать эту тему. О своем детстве в Сампаке у меня остались довольно смутные воспоминания; я помню школу и бараки, где жили нигерийцы. Помню, что за мной присматривала соседка. Потом я много лет жил в деревне с бабушкой. Мне там нравилось больше, чем на плантации, потому что там я чувствовал себя свободным.

В эту минуту в памяти Кларенс всплыли обрывки писем, в которых говорилось о какой-то медсестре, ухаживающей за дедушкой Антоном на смертном одре. Что, если руки, отиравшие смертный пот с его лба, принадлежали женщине с лицом Бисилы?

Может ли такое быть?

Какое-то время они задумчиво молчали. Инико вел машину, глядя вперед и положив локоть на открытое окно.

— А что с ней было после этого? — спросила наконец Кларенс.

— После чего?

— Как Бисиле удалось остаться в стране, когда многим другим пришлось уехать после того объявления независимости от Испании в шестьдесят восьмом? Ведь тогда депортировали многих буби и нигерийцев.

— Видишь ли, я думаю, она не представляла никакой политической угрозы. А кроме того, ее познания в полевой медицине были ничуть не хуже, чем у дипломированных врачей, а может быть, даже лучше, так что она оказалась весьма полезной...

Он вдруг резко замолчал, и по его лицу промелькнул застарелый гнев; Кларенс поняла, что он вспомнил о преследованиях, которым подверглись жители его деревни, когда к власти пришел диктатор Масиас. Кларенс пожалела, что растревожила ему сердце своими вопросами. Она положила руку ему на колено и решила сосредоточить внимание на окружающем пейзаже. Инико благодарно накрыл правой ладонью ее руку, удерживая руль левой.

Они оставили позади маленькую убогую деревушку Риабу, в колониальную эпоху известную как Консепсьон, что протянулась вдоль берега моря беспорядочным переплетением узких улочек без тротуаров, но зато тонувших в буйных зарослях, готовых заполонить все вокруг, застроенную прямоугольными одноэтажными строениями, похожими на бараки, и поехали в южную часть острова.

— А что значит «Инико»? — спросила наконец Кларенс. — Разве у тебя нет другого имени? Я думала, здесь у всех по два имени: испанское и гвинейское.

— Что-то вроде Инико-Луис? — усмехнулся он.

— Да, примерно так! —

рассмеялась Кларенс.

— На самом деле у меня только одно это имя, и оно нигерийское, — объяснил он. — Священник в школе говорил, что с нашими именами Бог нас не примет, и мы пойдем прямо в ад. Но я не боялся и отзывался, лишь когда меня называли настоящим именем. В конце концов я победил.

— А что оно означает? — спросила Кларенс.

— «Рожденный в тяжелые времена», — ответил он.

— Очень тебе подходит... Тебе пришлось жить в кошмарную эпоху, когда колонизаторский режим сменила независимость; да и все остальное, что ты пережил потом...

— Даже если бы меня не назвали Инико, полагаю, со мной случилось бы все то же самое. Имя обладает не такой уж большой силой.

— Да, но столь говорящее имя делает тебя особенным.

— Ну, у нас сложилась неплохая комбинация особенных людей. — Кларенс — город и вулкан одном лице... — Его голос зазвучал теплее и мягче. — Рядом с Инико, рожденным в тяжелые времена. И что же нас ждет при таком сочетании?

Хоть он и посмотрел искоса, Кларенс смогла заметить в этом взгляде откровенную чувственность. Она ощутила, как от нескромных мыслей щеки вспыхнули огнем сквозь остатки солнцезащитного крема, которым она мазалась днем. Нужно воспользоваться этой волшебной минутой, прежде чем та ускользнет, укрепить тонкую ниточку, спряденную невидимой пряхой, чтобы связать их воедино, прежде чем та растает.

— Вот именно, — ответила она, стараясь, чтобы в голосе прозвучал намек. — Чего нам ждать от вулкана и воина-буби?

«Пожара, — подумалось ей. — Необоримого и всепоглощающего».

Ей показалось, что окружавшие их густые непролазные джунгли внезапно умолкли. Куда девалась вся суета и птичий гомон, сопровождавшие их всю дорогу? Ей казалось, что кто-то тайно наблюдает за ней. К своему облегчению, она вдруг вспомнила, что, в отличие от континентальной части, на острове нет крупных зверей, вроде слонов или львов — только обезьяны. И все же такое безмолвие казалось подозрительным.

Вскоре стемнело. Словно прочитав ее мысли, Инико сообщил:

— До Уреки уже недалеко.

От этих слов в ее груди встрепенулась новая надежда. А если в конце путешествия ее ждет вознаграждение? Если там кто-нибудь вспомнит ее отца?

«Лендровер» выехал на узкую грунтовку, и Кларенс показалось, будто она очутилась в первобытном мире без признаков цивилизации. Внедорожник с трудом пробирался по грунтовой дороге без дорожных знаков. Через несколько километров путь преградил шлагбаум.

— Полицейский контроль, — сообщил слегка встревоженный Инико. — Только молчи, ладно? Они меня знают. Всего минута.

Кларенс кивнула.

По мере приближения она обнаружила, что шлагбаум состоит из двух тумб по обе стороны шоссе и бамбукового ствола, лежащего поверх них, перегораживая дорогу. Инико остановил машину, вышел и без особого энтузиазма поприветствовал полицейских. Люди в форме бегло оглядели машину и серьезным тоном задали Инико несколько вопросов. Кларенс казалось, будто что-то не в порядке, она сильно нервничала. Инико поводил головой в обе стороны, а один из полицейских погрозил ему пальцем. Кларенс решила не послушаться Инико, достала из бумажника документы и несколько купюр, и вышла из машины.