Пальмы в снегу
Шрифт:
Инико снял ботинки и велел ей сделать то же самое. Затем взял за руку и повел на пляж.
— Каждый год, в ноябре-декабре, сюда приплывают тысячи морских черепах, пересекая Атлантический океан. Они родились на этом прекрасном пляже и каждый год возвращаются сюда, чтобы отложить яйца. Они выбираются из воды, откладывают яйца и зарывают их в сухой горячий песок. Некоторые черепахи умирают от истощения. Другие становятся жертвами охотников, которые неустанно караулят, чтобы их отловить, хотя этот вид находится под угрозой исчезновения и охраняется законом. Браконьеры переворачивают черепах на спину, и они не могут перевернуться, потому что слишком большие и тяжелые.
Кларенс не знала, что сказать.
Они долго шли босиком по песку, пока не остановились возле огромной скалы, покрытой мхом и усиженной маленькими птичками. Она поднималась в небо тридцатиметровым столбом. С ее вершины низвергался водопад.
— Это хранитель острова, — объяснил Инико. — Его задача — охранять деревню Урека.
Он запустил руку в карман брюк, вынул горсть семян, смешанных с какими-то лепестками, и положил их у подножия скалы, прошептав несколько непонятных слов.
— Что ты делаешь? — спросила Кларенс.
— Возлагаю подношение.
— А ты можешь положить и за меня? Я ничего с собой не принесла.
Инико снова полез в карман и извлек щепотку семян.
— Этого хватит, — улыбнулся он.
Кларенс наклонилась и положила свое маленькое подношение, попросив помощи не только в расследовании, ради которого она приехала на Биоко, но и в осуществлении всех жизненных планов.
— Хотя нет, — покачала головой она. — Это слишком много за такой маленький дар. А ты не хочешь знать, о чем я попросила?
Инико улыбнулся.
— Думаю, о том же, что и я. Чтобы они благополучно проросли.
Она кивнула. Инико взял ее за руку, и они молча двинулись в обратную сторону.
Они подошли к краю купели под водопадом реки Эолы. Не снимая одежды, Инико вошел в воду, раскинув руки и повернув ладони к небу. Кларенс любовалась, как струи водопада разбиваются о его кожу по пути к вечному обновлению. Затем Инико повернулся и поманил ее к себе.
Кларенс вошла в воду и позволила Инико обнять себя за талию огромными руками. Очень медленно он притянул ее к себе, не сводя с нее глаз, пока не прижался всем телом, уткнувшись лицом ей в волосы. Ее сердце бешено забилось. Кларенс чувствовала его жаркое дыхание, обжигавшее ухо, заставляющее терять рассудок от возбуждения. Она вдыхала его запах, пока его губы мягко скользили по ее коже, спускаясь от шеи к плечу, и снова касаясь мочки уха, чтобы затем подняться к виску.
Она по-прежнему стояла с закрытыми глазами, чтобы лучше ощущать всю полноту его пьянящих ласк. В эти минуты для нее не существовало ничего, кроме тела Инико, прижавшегося к ней посреди возбуждающе пустынного океана. Никогда прежде она не могла представить такого даже в самых смелых фантазиях. Он хотел снова и снова пробовать ее на вкус, словно последний кусочек сладкого десерта, которого он больше не увидит долгие годы. И хотел как можно дольше сохранить этот вкус в своей памяти. Он нежно гладил ее тело, легко проводя кончиками пальцев по ее рукам, обнимавшим его широкую спину, будто боялся к ним прикоснуться; скользил пухлыми губами по ее щекам, вдыхал аромат ее волос, терся ухом о ее лоб; смотрел ей в лицо бесконечно долгие секунды... А затем с новой силой начал ласкать —
Инико стал очень медленно расстегивать ее рубашку, по-прежнему не сводя с нее глаз; Кларенс слышала его учащенное дыхание, чувствуя, как кожа покрывается мурашками под его руками. Он сжал ее в могучих объятиях, и его губы вновь заскользили по ее шее, после чего спустились к груди; Кларенс чувствовала, как твердеют соски от прикосновений влажных горячих губ.
Она позволила ему ласкать себя. Она не могла вспомнить, когда в последний раз мужчина пробовал ее на вкус столь умело, усмиряя собственные желания.
В том же неспешном ритме последних минут он припал к ее рту своими крупными губами и поцеловал с самой нежной страстью, слегка посасывая, крепко обняв за талию. Кларенс приоткрыла губы, чтобы глотнуть воздуха, позволив ему слегка прикусить ей губу, прежде чем его опытный язык проник ей в рот.
Они сплелись так тесно, что, несмотря на рев водопада, она слышала биение его сердца. Ее руки скользнули по мощным плечам и широкой спине Инико до самой талии, лаская его кожу под мокрой рубашкой, облепившей стальные мускулы.
Инико слегка отстранился, чтобы стянуть рубашку, оставшись с обнаженным торсом. Кларенс залюбовалась твердостью его мускулов; скользнула по его телу кончиками пальцев, тут же убедившись, что он настоящий воин: кожу пересекали несколько шрамов. Она ничего не сказала, лишь нежно погладила следы старых ран. Затем потянулась к ним губами и поцеловала.
Как он наслаждался вкусом ее груди, так и она хотела попробовать на вкус его плоть, пока его сильные пальцы ласкали ее затылок, расплетали косу, играли прядями волос. Затем Инико взял в ладони ее лицо и с силой притянул к себе, чтобы вновь поцеловать с еще большей страстью. Новая волна возбуждения охватила Кларенс, и она ответила на поцелуй с неведомой прежде жадностью.
Инико целовал ее губы, лоб, ухо, шею... Она слышала его дыхание у самого уха. Шепотом он предложил ей лечь на песок, и их вздохи слились с рокотом волн, набегавших на берег, чтобы тут же откатиться назад, а затем вернуться — и вновь отхлынуть.
Кларенс не могла остановиться, лаская его. Она стремилась запомнить каждую складочку его кожи, чтобы вспоминать в Пасолобино, где его не будет рядом. Там всегда холодно. Там нет песка. И нет двух обнаженных тел у кромки моря. Эти минуты с Инико останутся одним из самых прекрасных воспоминаний в ее жизни. Она будет улыбаться, вспоминая, как мурашки бежали по телу от безудержного желания, как выгибалась ее спина, как тело принимало его в себя со всей страстью, на какую она способна. Быть может, она когда-нибудь встретит человека, с которым разделит остаток жизни, думала она в краткие минуты прояснения, но едва ли ей удастся разорвать непостижимую связь, возникшую между ними.
Без обещаний, без упреков — неразрывная связь, рожденная непостижимой близостью душ, несмотря на географическую и культурную пропасть между их народами. Отныне всякий раз, когда она услышит об Африке, перед ней будет вставать лицо Инико и его печальная улыбка.
И, охваченная этой внезапной тоской, она поняла, что Инико чувствует то же самое.
Они оба всегда будут знать, что где-то на свете есть человек, чьим запахом пропитаны все твои чувства; что где-то есть тело, чей любовный пот въелся в твою кожу; единственное на свете тело, чей вкус способен насытить твою жажду наслаждения — жажду зрелого человека, когда значительная часть пути уже пройдена, а оставшаяся часть теряется в тумане неизвестности.