Паломничество в Палестину
Шрифт:
Из греческого храма в небольшой компании я прошёл в католический храм Благовещения. Нас встретил высокий францисканский монах и очень любезно объяснил нам на французском языке значение нескольких приделов в храме. Все престолы украшены живыми цветами. В главном красуется изваяние св. Девы Марии. То место, где стояла Матерь Божия во время архангельского благовестя обозначено надписью: Hic verbum caro factum est (т. е. здесь Слово плоть бысть. Иоан. I, 14). На левой стороне от входа висит толстая каменная колонна. Низ колонны, отломан. Она возбуждает в народе большое удивление и считается им одним из главных чудес Назарета. Полагают,
Здесь, у католиков, всё было безукоризненно чисто и в порядке. Мирная тишина, скромный любезный францисканец и… в то же время — пустота, безлюдье.
— Скажите, — обращаюсь я к католическому монаху, — где собственно было Благовещение? Вы говорите, что оно происходило здесь, в этом храме, а греки нам только что показывали колодец, у которого явился архангел Гавриил Пресвятой Деве.
— Не надо верить ни нам, ни грекам, — наставительно произнёс францисканец, — а верьте святому Евангелию, где сказано: et ingressus Angelus ad Eam dixit (и вшед к Ней Ангел рече. Лк. I, 28). Заметьте, евангелист сказал к Ней, т. е. в её дом, а не к городскому колодцу. Не желаете ли взглянуть, — сразу перевёл он разговор на другой предмет, — на большой камень, на котором Иисус Христос обедал со своими учениками?
Мы с благодарностью согласились, и он нас повёл в капеллу, недалеко от латинского монастыря. Здесь посреди неё возвышался большой светло-серый камень, известный у паломников под названием «Трапезы Христовой».
Обозревая Назарет, заодно мы осмотрели и гору Низвержения с небольшою православною церковью на вершине, построенною на средства пензенской помещицы М. М. Киселёвой. Католики и тут расходятся с греками: они указывают на другую вершину, как на гору Свержения. Та и другая, впрочем, высятся рядом над Ездрилонскою долиною, куда хотели евреи свергнуть Иисуса Христа после Его обличительной проповеди в синагоге.
Спустившись с Тарпейской скалы назаретских жителей, мы отправились обедать. По дороге показали нам место той еврейской синагоги, где Христос сказал своим соотечественникам, что никакой пророк не принимается в своём отечестве. Теперь здесь выстроена двухэтажная церковь маронитов.
ГЛАВА 19: Фавор.
Вечером мы стали собираться на гору Фавор и на Тивериадское озеро. Компания наша разделилась. Одни, отягощённые тучным телом, боялись тронуться в тяжёлый путь, где нельзя пользоваться тарантасом, другие, в видах экономии, отправились заранее пешком, третьи, к которым принадлежали я, мой товарищ в бедуинском костюм и купец-старообрядец, решили ехать на ослах. Для того, чтобы не связывать друг друга в дороге, я предложил своим спутникам каждому взять себе отдельного проводника и для скорости тоже на осле.
Узнав о нашем желании, арабы привели множество ослов к русскому дому. Все они были очень мелки, сильно потёрты по бокам, с кровавыми подтёками от уколов на шее. Я выбирал себе осла пободрее с виду, да хоть немного с сносной сбруей из верёвок. Арабы кругом меня кричат, что-то толкуют непонятное. Наконец, в первый раз в жизни я взобрался с камня на белого осла и не успел ещё оправиться в седле, как он сразу рванулся в сторону и бросился бежать со всех ног. Я едва удержался на нём. Арабы сзади бегут и кричат: «хорош! хорош!..» Оказывается, они нарочно кольнули осла, шилом сзади, чтобы он проявил такую прыть.
Наша кавалькада выехала часа в три пополудни, с расчётом к вечеру быть на Фаворе и там переночевать до утра. Лишь только миновали город, как один из погонщиков тихонько отстал и исчез. Я остановился и стал говорить другому провожатому; что мы не поедем без двух проводников-мукари, а потому пусть он вернёт скорей своего товарища. Нас предупреждали, что за арабами проводниками надо следить внимательно и не спускать им на первых порах ни малейшего проступка, иначе они будут обманывать потом на каждом шагу.
Мы настояли на своём, и проводник вернулся в город за своим товарищем.
Дорога спускалась между зеленеющими холмами всё ниже и ниже в Ездрилонскую долину. Сравнить нельзя с каменистою Иудеей! Здесь очертания гор боле округлы, и долины более широки, а главное кругом всё покрыто цветущею травою и разнообразными деревьями и кустарниками.
Вскоре мы нагнали своих знакомцев — пеших паломников, вышедших из Назарета часом раньше. Мы уступили женщинам своих ослов, а сами пошли за ними пешком. Я был рад поразмять свои ноги после неудобного сидения в седле с высоко поднятыми стременами; да и вообще я предпочитаю идти пешком, — в этом куда больше удовольствия и свободы в пути! Можешь остановиться над камнем, цветком, жучком, взять в руку, рассмотреть, спрятать на память.
Наши мукари были молодые ребята, не старше двадцати лет, и родственники между собою. Они немного знали русских слов, научившись от приезжающих паломников в Назарет. Всех мужчин они звали «Иваном», а всех женщин «Марией».
— Иван, Иван! — часто останавливали меня, подметив моё любопытствующее внимание к здешней природе и подносили бабочек и жучков. А то укажут какую-нибудь гору или деревню и назовут её по-арабски.
Сами мы знали не более десятка арабских фраз, необходимых при встрече с туземцами в Палестине, так что каких-нибудь обстоятельных разговоров со своими мукари не могли вести.
С Ездрилонской долины Фавор весь перед нами. Он представляет из себя совершенно изолированную гору правильного округлого очертания. Я заранее предвкушал удовольствие увидеть с её вершины всю Галилею.
Наш «бедуин» предложил в долине, в виду красивой горы Преображения Господня, сесть на траву и отдохнуть немного. Но умысел другой тут был. Ему, очевидно, хотелось высказать своё мнение об этой горе, потому что сейчас же разразился, заранее приготовленною речью, которую я нахожу нужным привести целиком. В самом деле, где и вспомнить Христа и Его Евангелие, как не здесь, между Назаретом и Фавором? Он говорил: