Память льда
Шрифт:
Капрал искоса поглядела на нее. — Вот что тебя смущает? Твой дружок Грантл. Никогда не думала, что он такой… чем он станет?
Стонни поморщилась. — Кто угодно, кроме него. Это циничный ублюдок, склонный к пьянству. О, он умен для мужчины. Но сейчас, гляжу на него…
— И не узнаешь.
— Это не только его странные отметины. Глаза. Теперь это кошачьи глаза, чертового тигра. Холодные, нечеловеческие.
— Он сказал, что бился за тебя. Так-то, подруга.
— То есть это его оправдание.
— Не могу сказать, что вижу разницу.
— Но она есть, капрал.
— Как
Стонни качала головой. — Я не поклонюсь Трейку. Во имя Бездны, я уже обрела себя перед алтарем иного бога — я уже сделала выбор, и это не Трейк.
— Хм. Может быть, твой бог находит все случившееся с Грантлом полезным. Ведь не только люди плетут сети и играют в игры? Не только мы идем шаг в шаг или работаем вместе ради взаимного барыша — и другим это не объясняем. Не завидую тебе, Стонни Менакис. Внимание бога гибельно. Но такое случается… — Хватка замолкла.
Шаг в шаг. Ее глаза сузились. И держит всех нас в темноте.
Она обернулась, всмотрелась в группу у палатки, пока не обнаружила Парана. Капрал крикнула: — Эй, капитан!
Он посмотрел на нее.
Как насчет тебя, капитан? Может, тоже таишь секреты? Вот тебе толчок. — Есть вести от Серебряной Лисы?
Все Сжигатели сосредоточили внимание на благороднорожденном офицере.
Паран дернулся, словно его ударили. Одна рука схватилась за живот — его снова пронзил приступ боли. Стиснув челюсти, он постарался поднять голову и встретить взгляд Хватки. — Она жива, — бросил он.
Похоже на то. Ты слишком легко с этим обращаешься, капитан. То есть, таишься от нас. Плохое решение. Когда последний раз Сжигателей держали в темноте, эта темнота поглотила почти всех нас. — Как близко? Сколько до нее, капитан?
Она видела действие своих слов, но какая-то часть ее была в гневе и потому безжалостной. Офицеры всегда в стороне. Вот чему выучили Сжигателей мостов: презрению ко всем командирам. Забыл об этом — погиб.
Паран медленно и с усилием выпрямился. Глубоко вздохнул раз, и еще раз, очевидно побеждаемый болью. — Хамбралл Тавр гонит паннионцев в их объятия. Даджек и Бруд, наверное, лигах в трех отсюда…
Дергунчик взволнованно спросил: — И они знают, что к ним идет?
— Да, сержант.
— Откуда?
Хороший вопрос. Так насколько крепок твой контакт с возрожденной Порван-Парус? И почему ты нам не сказал? Мы твои солдаты. Вроде должны драться за тебя. Чертовски хороший вопрос.
Паран скривился и не ответил.
Сержант не собирался прекращать — теперь он словно перехватил инициативу у Хватки и спрашивал от имени всех Сжигателей. — Так нам то Белолицые чуть башки не сносят, то Тенескоури чуть не жарит, и все это время мы почитай что одни. Совсем одни. Не знаем, есть ли еще союз или Даджек с Брудом
Мы ничего знать не будем, черт все побери.
— Если я был бы мертв, мы бы с вами не беседовали, — ответил Паран. — Так что вы уже не сомневаетесь, сержант?
— Может, мы все уже не сомневаемся, — сказал Дергунчик, хватаясь за меч.
Стоявший неподалеку Грантл медленно повернулся и выпрямился.
Постой — ка. — Сержант! — крикнула Хватка. — Ты думаешь, Порван-Парус в следующий раз тебе улыбнется? Если ты пойдешь и сделаешь, что задумал?
— Спокойно, капрал, — приказал Паран, не сводя глаз с Дергунчика. — Давайте кончим с этим. Я даже облегчу вашу задачу. — Он повернулся к сержанту спиной.
Так болен, что хочет конца. Дерьмо. И хуже… все это в присутствии…
— Даже не думай, Дергунчик, — предостерег Колотун. — Все не так, как кажется…
Хватка повернулась к целителю. — Ну вот наконец — то мы пришли! Ты перед уходом много болтал с Вискиджеком. Ты и Быстрый Бен. Хватит! У нас капитан, такой больной, что хочет, чтоб мы его убили, и никто ничего нам не говорит. Что во имя Худа происходит!?
Целитель поморщился. — Да, Лиса достает до капитана — но он вытесняет ее, так что нет никакого постоянного обмена информацией. Он знает, что она жива, и говорит об этом. Думаю, он как-то может узнать, где она, но не больше. Черт тебя дери, Хватка. Думала, ты и все Сжигатели стали жертвами нового предательства, только потому, что капитан с вами не разговаривает! Он ни с кем не разговаривает! Будь у тебя столько дыр в кишках, как у него, сама язык бы прикусила! А теперь все заткнитесь! Посмотрите на ебя, и если увидите позор — он вами заслужен!
Хватка уставилась в спину капитана. Он не повернулся. Не хочет видеть нашу компанию. Не может — не сейчас. Колотун все верно рассказал. Паран больной человек, а больные думают странно. Боги, я сама носила браслеты на руке, и быстро от них избавилась. Ох, я будто ступила в кучу дерьма. Куда мне проклинать других. Похоже, ожоги Крепи еще не зажили. Черт. Прошу, Худ, ткни меня пяткой в гнилую душу. Дважды да с проворотом.
Паран едва слышал разговор за спиной. Его осадило присутствие Серебряной Лисы, рождавшее черное желание скорее пасть бездыханным — если это вообще возможно — нежели сдаться.
Меч между лопаток — и чтобы бог не вмешивался. Или последнее, жестокое кровотечение из желудка, когда его стенки наконец сдадутся — болезненно, но тем не менее все-таки смертельно. Или прыжок вниз, в ту толпу, чтобы порвали на куски, растоптали. Напрасное моление о свободе.
Она была действительно близко, словно скала по мосту из костей, протянутому от нее к нему. Нет, не она. Ее сила, она гораздо больше, чем просто Порван-Парус. Неукротимое желание пробить его защиту, гораздо сильнее, чем просто симпатия любовницы. Его не объяснить даже тактической необходимостью. Разве что армии Даджека и Бруда под атакой… а это не так. Боги, не знаю как, но я знаю это. Без сомнений. Это… это вовсе не Парус. Ночная Стужа. Беллурдан. Или оба вместе. Чего им нужно?