Память льда
Шрифт:
Хватка снова хмыкнула. Дымка скользнула в толпу.
Личное дело. Мне нравится, как это звучит. Мы их вышколим за вас, капитан. Видит Худ, это я умею лучше всего…
Зоркие глаза кружившего высоко вверху ястреба не упустили ничего. День клонился к концу, тени удлинялись. На равнине к западу тучи пыли выдавали отступающих паннионцев — отряды кланов Тавра все еще гнали их.
В самом городе тысячи Баргастов прочесывали улицы. Они собирали мертвых, тогда как другие кланы копали за северными стенами глубокие ямы. Содержимое выезжавших из Капустана тяжелых
Прямо внизу пространство площади заполнилось текущими с улиц и аллей фигурами Баргастов. Они двинулись процессией по следу Хамбралла Тавра. Боевой вождь уже подходил к воротам Трелла. Ястреб — перепелятник, некогда бывший Бьюком, слышал лишь звуки ветра, отчего сцена внизу приобретала неземную торжественность.
Тем не менее хищник не спускался вниз. Дистанция — единственное, что сохраняло его душевное здоровье с самого начала этого дня.
Отсюда, намного выше крыш Капустана, великая драма смерти и отчаяния уменьшалась почти до абстракции. Приливы движений, мелькание красок, мутные течения толп — все уменьшилось, тщета свелась к чему-то вполне терпимому.
Выжженные здания. Трагический конец невинных. Жен, матерей, детей. Отчаяние, ужас и горе, шторма уничтоженных жизней…
Не приближаться.
Жены, матери, дети. Выжженные здания.
Не приближаться.
И снова, и снова.
Ястреб поймал восходящий поток, полетел к небу, устремив взор на мерцающие звезды. Ночь проглотила нижний мир.
В дарах Старших Богов таится боль.
Но иногда в них же кроется и милость.
Глава 18
Рождение баргастских богов прозвенело молотом по наковальне пантеона. Эти первобытные по своей природе возвысившиеся духи появились из Оплота Зверя, самого древнего из королевств давно утраченной Колоды Старших. Владельцы тайн и мистерий, рожденных в звериной тени человечества, они обладали вплетенной в древность мощью.
Действительно, прочие боги задрожали при их восхождении, в тревоге и испуге закачали головами. Ведь только что один из них был заброшен в мир смертных, а другой, Первый Герой, сел на его место и надел его воинский плащ. Да еще и Падший вернулся в игру, в дикой злобе отравляя садки, являя тем свою жажду мщения и, как ясно видно из ретроспективного анализа, свое превосходство.
Сны Бёрн лихорадило. Угнездившаяся в бесчисленных странах цивилизация людей барахталась в болоте пролитой крови. Темные времена это были, и казалось, темнота эта создана для зари восхождения Баргастов — богов…
При пробуждении от снов,
Глаза мага раскрылись. Чтобы увидеть воссевшую прямо на его походном мешке фигурку из стянутых узелками веток, с головой — желудем, сейчас склоненной на сторону. — Проснулся. Да. Ум снова звонок. — Быстрый Бен скривился. Талемендас. В первый миг я подумал, что снова вселился в редкостно противный кошмар.
— Судя по твоему бреду всех этих дней и ночей, Бен Адэфон Делат, ты прожил довольно много противных кошмаров. Да?
По наклонным стенкам палатки стучал легкий дождь. Колдун стряхнул
Древопойманный тихо засмеялся. — О да. А я слушал, и внимательно слушал. Итак, ты знаешь причину поразившей Спящую болезни. Ты встал на пути Увечного Бога, равный ему если не по силе, то по уму, и разрушил все его планы. Смертный, твое необыкновенное самомнение… вызывает у меня желание похлопать в ладоши.
Быстрый Бен вздохнул, оглядев скудное убранство палатки. — Не иначе как издевательски. Где мои одежды?
— Я не смеюсь над тобой, Маг. На самом деле я унижен глубиной твоей… целостности. Найти такое в простом солдате, том, кто служит злобной и достойной презрения императрице, воссевшей на залитом кровью троне, правящей империей убийц…
— Придержи язык, незаконнорожденная кукла…
Талемендас захохотал. — Но это всегда так бывает, а? В гнилом трупе таятся бриллианты! Чистосердечные поборники чести, осажденные в собственном доме худшим из господ. А когда историки помрут и высохнут их чернила, дом этот засияет и заблестит, словно объятый пламенем!
— Ты потерял меня, недоносок, — пробурчал Быстрый Бен. — Как долго я… отсутствовал?
— Достаточно долго. Не увидев отбития города, обретения в Трелле костей баргастских богов, бегства паннионцев в зубы Бруда и Даджека… ну, ты пропустил все веселое. По крайней мере, на данный момент. Ведь сказке далеко до окончания.
Колдун нашел свой ватник. — Все это, — пробурчал он, натягивая через голову тяжелую одежду, — было бы приятно наблюдать, но учитывая мою нынешнюю неспособность…
— Ах, и все же…
Быстрый Бен глянул на шамана. — Продолжай.
— Ты можешь быть лучше Увечного Бога, но находишь себя неспособным использовать подвластные силы. Как же ты поступишь?
Он дотянулся до штанов. — Я постоянно думаю об этом. Конечно, ты решил, что знаешь ответ?
— Точно.
— Ну так послушаем.
— Колдун, мои боги проснулись. Нос по ветру, вынюхивают ароматы происходящего, думают тяжкие думы и сурово размышляют. Ты, Бен Адэфон Делат, выбрал достойный курс. Достаточно смелый, чтобы вызвать их внимание. Отсюда определенные выводы. Нужно принести жертвы. В твоем случае. Для вхождения в садки — это необходимый шаг. Также ты нуждаешься в обретении… необходимого снаряжения. Того, что может защитить от яда Увечного Бога.
Быстрый Бен массировал лоб. — Талемендас, если ты и твои боги сшили какой-то непробиваемый плащ или перевязь — невидимку, так и скажи. Пожалуйста.
— Никаких таких… мягких штучек, Маг. Нет, сама твоя плоть должна стать невосприимчивой к заразе. Твой разум должен стать неуязвимым для лихорадки и прочей чумы. Тебя нужно пропитать такими защитными силами, которые по природе отвергают все, придуманное против тебя Увечным.
— Талемендас, ты говоришь о невозможном.
— Точно. — Древопойманный распутался и встал. — Итак. Перед тобой необходимость достойной жертвы. Ветки и сучки не болеют. Познавшая смерть душа не страшится лихорадки. Защищающие меня чары старинны и могучи, высшее колдовство было применено, чтобы заманить меня в ловушку…