Память льда
Шрифт:
Он скривил губы: — Я не бегу от необходимости. Кажется, это ты бежишь. В войне есть неизбежное, Корлат, и я давно понял это. Всегда знал цену. Но сегодня, своею собственной рукой я совершил нечто иное. Война — не естественное состояние. Она — извращение, и весьма тяжелое. Принимая ее правила, мы добровольно теряем человечность. Не надо говорить о весомых причинах, высоких задачах. Мы забираем жизни. Все мы слуги Худа.
— Женщины Мертвого Семени могли убить сотни, тысячи…
— И я с свое время отдавал такие же приказы, Корлат. Так
— Ты не страшишься вопросов, следующих за такими действиями, — сказала она. — Тех, что сам себе задаешь. Может, ты видишь в этом саморазрушительную жестокость, но я вижу в этом мужество — необыкновенное мужество. Менее смелый человек мог бы оставить моего Повелителя наедине е его неприятной задачей.
— Напрасные слова, Корлат. Стоящая там армия увидела, как ее командор совершает убийство…
Прозвучавший в голосе Корлат гнев удивил его. — Не смей недооценивать их!
— Недооце…
— Я многое узнала о ваших солдатах, Вискиджек. Они не дураки. Наверное, многие — большинство — неспособны выразить свое понимание, но тем не менее они все понимают. Не думаешь ли ты, что они — каждый на свой собственный лад — не пережили тот выбор, что предстал перед тобой сегодняшним утром? Острие ножа, направленного на их жизни? И каждый все еще чувствует боль от этой раны.
— Не вижу особого…
— Вискиджек, лучше послушай. Они стали свидетелями. Они увидели все очень наглядно. Проклятие, я знаю это, потому что чувствую то же самое. Они сочувствуют тебе. С каждым жестоким ударом они чуяли, как их старые раны отзываются в такт. Командор, твой стыд — оскорбление. Прекрати, или нанесешь своим воинам еще одну, самую глубокую рану.
Он поглядел на нее. — Мы живем недолго, — скал он миг спустя. — В наших жизнях нет подобных сложностей.
— Ублюдок. Напомни, чтобы я больше никогда перед тобой не извинялась.
Он снова поглядел на легионы малазан. — Я все еще боюсь подъехать к ним ближе, — пробормотал он.
— Расстояние между ними и тобой уже сократилось, Вискиджек. Твоя армия пойдет за тобой в Бездну, лишь прикажи.
— Самая страшная мысль этого страшного дня.
Она не ответила.
Да, война — это извращение, это крайность. Жестока, но проста. Тут нет места человечности, вообще ничему нет места. — Даджек был недоволен, — сказал он вслух.
— Даджек хочет оставить свою армию в живых.
Его голова дернулась.
Взор Тисте Анди был холодным и оценивающим.
— Я не желаю присваивать его авторитет…
— Ты уже сделал это, Вискиджек. Проклятый страх Лей син перед тобой, вот что изменило естественный порядок вещей. Даджеком она может управлять. Поэтому она понизила тебя и поставила во главе его. Боги, как тебе, должно быть, тесно!
Он скривился: — Если я такая угроза для нее, почему… — Он закрыл рот. О Худ. Крепь. Даруджистан. Это не Сжигателей она хотела уничтожить. Меня.
— Храни свое доверие, любимый, — сказала Корлат. — Может быть, твоя вера
Он почувствовал холод в душе.
О, Худ… Худовы мраморные яйца на наковальне…
Коль сбежал вниз по пологому склону к фургону Майб. В тридцати шагах справа стояла последняя из повозок трайгаллов, рядом несколько дольщиков складывали в брезент кости. Вдали скакали гонцы, возвращавшиеся с позиций армии, в лиге к юго-западу.
Муриллио сидел, закрыв глаза, прислонившись спиной к колесу одной из соседних ривийских повозок.
При приближение советника глаза открылись.
— Как она? — спросил Коль, усаживаясь рядом.
— Это так утомляет, — ответил Муриллио. — Видеть ее страдающей от этих бесконечных кошмаров. Расскажи новости.
— Ну, Крюппа и Серебряную Лису не видели со вчерашнего дня, как и двух морячек, приставленных Вискиджеком охранять дочь Майб. Что до битвы… — Коль прищурился, поглядев на юго-запад, — она была короткой. Аномандер Рейк принял форму Солтейкена. Один его пролет разогнал Тенескоури. Анастер был захвачен, а ведьмы из его эскорта… гмм, казнены.
— Звучит неприятно, — заметил Муриллио.
— В этом все рассказы сходятся. В любом случае, крестьяне побежали назад в Капустан, где, не сомневаюсь, их не приветят. Воистину печальная участь у этих жалких ублюдков.
— Ее все позабыли, так?
Колю не нужно было уточнять. — Трудно такое проглотить, но да, кажется так.
— Стала бесполезной и потому выброшена.
— Я держусь убеждения, что ее сказка еще не окончена, Муриллио.
— Мы свидетели. Мы здесь, чтобы увидеть закат. И ничего больше, Коль. Уверения Крюппа — летучий ветер. Ты и я, мы оба пленники несчастливых обстоятельств, как и она, как и та ривийка, что вычесывает ей колтуны.
Коль не спеша повернулся, поглядев на старинного друга. — Что рано или поздно делает большинство пленников?
— Пытается убежать.
— Да.
Коль помолчал, потом вздохнул: — И как ты предлагаешь нам это сделать? Просто бросить ее? Одну, решившуюся…
— Конечно нет. Нет, возьмем ее с собой.
— Куда?
— Не знаю! Куда угодно! Лишь бы подальше.
— И как далеко ей надо идти, чтобы уйти от кошмаров?
— Нужно найти кого-нибудь, Коль, способного помочь. Кого-то, кто не видит в жизни окружающих лишь выгоду и потенциальную полезность.
— Пустой план, Муриллио.
— Сам знаю.
— Тогда как в Капустане…
Глаза младшего партнера сузились: — По всякому, он не больше чем развалины.
— Там есть выжившие. Включая жрецов.
— Жрецы! — фыркнул он. — Служащие сами себе жонглеры вер, мошенники доверий, обманщики…
— Муриллио, есть исключения…
— Ни разу не видел.
— Может, в этот раз. Моя точка зрения: если и будет случай сбежать — с ней — нам скорее подвернется помощь в Капустане, чем в этих пустых просторах…