Память острова Мэн
Шрифт:
Что до Бланайд, то она сказала Курои, что он должен построить себе каменную крепость, которая превосходила бы все королевские крепости Ирландии, а сделать это можно вот как — нужно отправить клан Дедад собирать и сносить в одно место все большие камни, что стоят в Ирландии [82] , дабы сделать для него каменную крепость. А целью Бланайд при этом было, чтобы клан Дедад был рассеян по отдаленным областям Ирландии вдали от Курои, когда Кухулин придет похитить ее. И вот, когда Кухулин услышал, что клан Дедад разбросан таким образом по всей Ирландии, он скрытно вышел из Ульстера с войском, и о нем ничего не известно, пока он не достиг дубового леса, что находился рядом с крепостью Курои. И когда он прибыл туда, то послал Бланайд тайную весть, что он с войском тут; она же дала ему знать, что украдет меч Курои, а вслед за тем выльет чан свежего молока в реку, которая протекала от усадьбы через лес, где находился Кухулин.
82
…большие камни, что стоят в Ирландии… — Скорее всего, речь идет о менгирах, то есть о вертикально стоящих одиночных камнях, рассеянных не только по Ирландии, но и по другим областям кельтской Европы загадочными предшественниками кельтов — создателями мегалитической культуры, которые могут ассоциироваться с Племенем Богини Дану.
В сказании «Болезнь Кухулина» герой во время Самайна охотится на двух чудесных птиц, явившихся ему над озером, и ранит одну из них. После этого «он прислонился спиной к высокому плоскому камню. Тоска напала на него, и вскоре он погрузился в сон. И во сне явились ему две женщины» — жена Мананнана по имени Фанд и сестра ее Либан, одна в пурпурном плаще, а другая в зеленом. Они начали бить Кухулина плетью и били, «пока он не стал уже совсем близок к смерти; тогда обе они исчезли» [7, с. 635].
В сказании «Смерть Кухулина» говорится, что он «подошел к высокому камню, что стоял на равнине, и привязал себя к нему, ибо не хотел умирать ни сидя, ни лежа, а только стоя»; так он и умер, привязанный к менгиру [26, с. 340].
Эти-то менгиры, которые были «вратами» в Иной Мир и «следами» его обитателей, и предполагалось использовать в строительстве крепости Курои. Известно, что Сыновья Миля, т. е. гэлы, предпочитали строить из дерева, тогда как камень широко использовали их предшественники [69, р. 153]. Однако ведь сам Курои, по существу, — персонаж иномирный.
Вскоре после того, как его известили об этой примете, он увидел, что течение становится белым от молока. И вслед за тем они напали на крепость, набросились на Курои в укрытии и убили его, одинокого и безоружного, каким он был [83] . А помянутая река была названа Фионглайс (Белый Ручей) из-за того, что стала от молока белой.
Филид Курои, которого звали Ферхертне [84] , отправился вслед за Бланайд в Ульстер, надеясь улучить возможность убить ее в отместку за Курои; и, добравшись до Ульстера, он нашел Конхобара, Кухулина и Бланайд в окружении множества людей на вершине Кенн Беара. И когда филид увидел Бланайд, стоявшую там на краю пропасти, он пошел к ней, обнял ее руками и внезапно бросился вместе с ней в пропасть. Так они вдвоем и погибли [85] .
83
…убили его, одинокого и безоружного… — Версия
84
Филид — «имя, относившееся к ученому, знатоку в литературе и философии; искусство стихосложения, поэзии, входило в состав первой из них» [68, р. 2]. «Словарь Кормака» (ок. 900 г.) производит слово «филид» от Fi — «яд, отрава» и от Li — «блеск, красота»: «…Это значит, что сатира поэта была ядовитой, хвала же его — блестящей и прекрасной» [69, II, р. 49]. Про филида говорилось: «Перед ним отступают озера и реки, когда он уязвляет их, насмехаясь над ними, и они вздувают перед ним свои воды, когда он их хвалит» [13, с. 100]. Отчего филид Ферхертне, имея возможность отомстить за гибель своего патрона обычным для филидов образом, то есть сочинить песнь поношения, от которой лицо жертвы покрывалось волдырями и она «теряла свое лицо», — отчего Ферхертне вместо этого отомстил как простой смертный, да еще пожертвовав собою? Вероятно, оттого, что он имел дело не с кем-нибудь, а с Бланайд.
Ферхертне. — После гибели Курои филид его по имени Ферхертне «сочинил элегию в честь павшего героя, в которой славит его доблесть, благородство, честь, также его щедрость к поэтам и мудрецам и вдобавок приводит длинный список даров и подношений ему самому», то есть Ферхертне [69, II, р. 9]. Элегия эта сохранилась и дошла до нас.
85
Так они вдвоем и погибли. — В «Желтой Книге из Лекана» сохранилась поэма Фланна Мак Лонана Фланнагана (IX в.) о «трех трагических смертях»: смерти Курои, Бланайд и Ферхертне. В ней рассказывается о том, как после гибели Курои филид Ферхертне убежал в горы Киаррайге и вскоре задумал отомстить Бланайд. Он отправился на север и в должное время прибыл в Эмайн-Маху, где был радостно встречен своей бывшей госпожой, Бланайд, и ее новым мужем, Кухулином. Вскоре после этого Конхобар и жители Ульстера собрались у обрыва пропасти, и Ферхертне привел свой план в исполнение. «Это и была трагическая смерть троих: Курои, неверной его жены Бланайд и верного его поэта и арфиста Ферхертне» [69, II, р. 97].
Осада острова Фалга
86
«Осада Острова Фалга», как мы озаглавили этот текст, — поэтический фрагмент из сказания «Призрачная колесница Кухулина», которое содержится в «Книге Бурой Коровы» (ок. 1100 г.). Сказание повествует о том, как св. Патрик, стремясь обратить ирландского короля Лоэгайре, сына Ниалла (правил в 427–462 гг.), в христианскую веру, по его просьбе вызывает из преисподней Кухулина на призрачной колеснице, который, рассказывая о своих деяниях королю, убеждает его принять веру Патрика. «Сказал Лоэгайре Патрику: „Никоим образом не уверую я ни в тебя, ни в Бога, покуда не вызовешь ты Кухулина во всем его величии, каким запечатлен он в старинных сказаниях, дабы мог я увидеть его и мог обратиться к нему, присутствуя здесь; после этого я поверю в тебя“» [35, р. 347]. Рассказ Кухулина о его визите в «Страну Скат» цитируется в той версии «Гибели Курои», что содержится в «Желтой Книге из Лекана» (конец XIV в.): «Посему сказал Кухулин в „Призрачной Колеснице“…» [35, р. 328]. Это означает преемственность традиции о походе воинов Ульстера на «Остров Людей Фалга», иначе Мэн, и доказывает тождество «Страны Скат» с этим островом.
Перевод сделан по изданию: O'Beirne С. J. The Phantom Chariot of Cu Chulain // Ancient Irish tales / Ed. by T. P. Cross and С. H. Slover. New York: Barnes and Noble Inc., 1969.
Остров Фалга (Остров Фир Фалга). — Юджин О'Карри в своих «Лекциях по рукописным материалам древней ирландской истории» (1861) писал: «Фалга была, я полагаю, древним именем острова Мэн; и „осада“ ее велась мужами Ульстера во главе с Кухулином» [68, р. 588].
В «Желтой Книге из Лекана» имя «Фир Фалга» («Люди Фалга») объясняется так: «…то есть были они „морскою дамбой“ на островах моря» [68, р. 329]. Смысл названия остается темным. О ком же все-таки может идти речь?
Известно, что островным окружением Ирландии издревле владели фоморы: «…Они были, поистине, демонами в обличии людей, то есть людьми с одной рукою и одной ногою каждый» [44, р. 7]. «Вообще, во всех сагах, где идет речь о фоморах, они описываются несколько неясно, но всегда физически ужасными, отталкивающими и злыми» [32, с. 153]. Фоморы владели, в частности, таинственной крепостью, «дуном на острове» у северо-западного побережья Ирландии. «Интересно, что фоморов никогда не изображают как одно из племен, заселивших Ирландию. Владельцы сидов, они вечно пребывают как бы в тени, и жизнь их постоянно связана с морем и островами» [28, с. 43] В преданиях «о старине мест» («Айлех») об одном из персонажей говорится, что предок его был «из фоморов с Фир Фалга» [27, с. 231].
Фир Болг, владевшие Ирландией до Племени Богини Дану, потерпели поражение, и, как сказано в «Битве при Маг Туиред», «те из Фир Болг, что спаслись с поля битвы, отправились прямо к фоморам и остались на [островах] Аран, Иле, Мананн и Рахранн» [27, с. 34]. Ирландские «дополнения к Неннию» также говорят: «Фир Болг овладели Мананном и схожим образом некоторыми островами — Араном Айлеем и Ратлином» [43, р. 23]. Смысл названия «Фир Болг», как и «Фир Фалга», остается дискуссионным; можно даже предположить, что это варианты одного и того же имени. Потомки Фир Болг описывались как темноволосая, угрюмая и грубая раса: это сближает Фир Болг с фоморами [68, р. 223]. На острове Хирта, иначе св. Кильды, — самом дальнем из Гебридских островов — сохранились остатки древнего форта под названием «Дун Фир Болг» [75,1, р. 184].
В свое время, однако, «королем Мэна и Островов» становится Мананнан, который принадлежит к Племени Богини Дану (хотя изначально, быть может, и не принадлежал к нему). Это произошло, вероятно, тогда, когда многие из Племени Богини Дану покинули Ирландию после прихода Сыновей Миля, то есть гэлов [66].
Кто же именно подразумевается под «Людьми Фалга»? Кого застают ульстерцы во главе с Кухулином, приплывшие опустошить остров и «дун на острове»? Из описания «трех мэнских великанов» (см. в наст. изд.) можно заключить, что это, скорее всего, те, кого ирландская традиция именует фоморами (однорукость и одноногость при этом упоминаются не всегда). Остается предположить, что на острове Мэн каким-то образом уживались «люди Мананнана» и фоморы (или же Фир Болг).
Братья Рис писали: «Как бы то ни было, Туата Де Дананн [Племя Богини Дану] оттесняются на периферию освоенного пространства, на острова и в недра холмов, где ранее было убежище фоморов… Изначально и в итоге — в мире оккультного — между ними нет вражды; их противостояние целиком принадлежит к явленному миру» [28, с. 43]. Можно представить даже, что фоморы были на острове Мэн «податным сословием», которым правили Мананнан и другие Люди из Племени Богини Дану. Во всяком случае, следы пребывания на острове Мэн «расы великанов» описаны Вальдроном и другими авторами (см. «Чертог трех мэнских великанов» и «Подземелье Замка Рушен» в наст. изд.).
87
Страна Скат. — «Scath» значит «тень, призрак». Наставницу Кухулина в боевом искусстве, королеву-воительницу, что жила где-то на уединенном острове в Альбе, то есть Шотландии, звали Скатах, — имя с корнем «Scath» [26, с. 42–54].
88
Дун Скайт («Крепость, или Град Тени»), описанный в нашей поэме, — тот же дун, что захватили ульстерцы в сказании «Гибель Курои», и речь в обоих текстах ведется об одной и той же экспедиции на остров Мэн.
В упомянутой нами поэме Талиесина «Добыча из Аннувна» подобный дун на острове также описывается как «совершенное узилище» Каер Сиди, с «тяжкими мрачными узами», в котором властители его «в сумерках и черноте [ночи] смешивают искрящееся вино»; здесь хранятся сокровища Аннувна: Котел, обогреваемый дыханьем девяти дев, и Крапчатый Бык с крепким поводом [72, p. XXII–XXIV].
В ирландском «Приключении корноухого пса» «остров друидов — это темный остров, на котором царит мрак» [13, с. 227].
89
…Сильны были их чародейства. — Ср. в «Гибели Курои» о «сноровке в волшебстве» у защитников дуна на острове. В поздней традиции сохранились представления о причудливых обитателях этого дуна и не менее странных средствах, которыми они стремились оградиться от всякого вторжения. Р. Грейвс упоминает, например, что «в замке на острове Мэн, принадлежавшем Мананнану, три журавля сторожили у ворот, отгоняя пришельцев: „Не входите! Идите прочь! Держитесь подальше!“» [3, с. 264].
Здесь уместно вспомнить куда более древнее свидетельство, а именно Плутарха (De defectu oraculorum, 18), которое вполне могло относиться к острову Мэн: «По словам Деметрия, большинство из островов, окружающих Британию, пустынно; они расположены далеко друг от друга, и некоторые из них названы по именам демонов или героев. Пустившись в плаванье по этим областям по приказу царя, он высадился, чтобы собрать сведения, на ближайшем из этих пустынных островов; на нем было немного жителей, но в глазах британцев они священны, и это служит им защитой от всякого ущерба с их стороны; когда он прибыл, в воздухе возникло великое волнение, сопровождавшееся множеством небесных знамений; с воем дули ветры, и молнии сверкали во многих местах; затем, когда вновь установилось затишье, островитяне сказали, что на какое-то высшее существо нашло помрачение» [13, с. 227–228].
Можно сказать, что таким образом остров (вероятно, Мэн либо Англси) реагировал на вторжение. См. также примечания к «Балладе о Мананнане» в наст. изд.
90
Был в этом дуне котел… — В «чудесно-вещной» кельтской традиции Котел является одной из главных «чудесных вещей». Котел Дагды из Племени Богини Дану в Ирландии был «котлом изобилия» — «не случалось людям уйти от него голодными» [27, с. 33], — и его подобия нередко встречаются в ирландских сказаниях: «он функционирует как котел изобилия, как средство воскрешения и как символ верховной власти» [32, с. 163].
Котел Керидвен в Уэльсе был «котлом вдохновения», и этот котел тождествен Котлу Аннувна из поэмы Талиесина. Мальчик Гвион Бах стал бардом Талиесином, вкусив варева из котла ведуньи Керидвен [28, с. 261].
На известном кельтском котле из Гундеструпа (II–I вв. до н. э.), найденном в Ютландии, изображен исполин, окунающий воинов в котел, — божество, которое производит воскрешение или, возможно, инициацию воинов [32, с. 282–284].
«Святой Грааль» из артуровского круга романов — христианское переосмысление кельтского чудесного Котла [20, с. 780]. «Этот котел имеет силу давать жизнь, обеспечивать обильной пищей и даровать его обладателю редкую удачу. Им обладали боги и богини, но он потом снова и снова утрачивался. Скрываемый и снова находимый, он пребывает в самом центре древних британских мистерий, которые были, в сущности, кельтскими» [23, с. 19].
Важно отметить, что Котел или Чаша — символ по преимуществу женский, и принадлежит эта чудесная вещь именно Женщине («Котел Керидвен»), даже если об этом не говорится впрямую. Ср. в нашем тексте: «Этот котел был нам отдан дочерью короля».
…теленок трех коров… — Это коровы Иухны, владетеля острова, отца Бланайд, которая названа здесь просто «дочерью короля» (см. примечания к «Гибели Курои» в наст. изд.).
91
Куррах — традиционный водный транспорт кельтов. «Куррах был лодкой или каноэ, состоявшей из легкого деревянного каркаса, покрытого звериными шкурами» [70, р. 310]. У бриттского историка VI века Гильдаса читаем, например: «…Ужасные полчища скоттов и пиктов тут же высадились из своих курук [куррахов], на которых плавали как через проливы, так и в далекие моря» [2, с. 216].
Чертог трех мэнских великанов
«Там узрел я чертог, и было в нем трое, — молвил Ингкел. — Трое мужей мощных, грубых, гнетущих; глядя на них, не вынесет никто их безобразного, уродливого облика. Устрашающий вид, ибо ужасают они. Одеянье из грубых волос покрывает их; дикие их глаза взирают сквозь космы из скотьего волоса, в которые без одежд закутаны они до пят. Три гривы конские, ужасные, величавые у них до бедер.
Свирепые воители, что владеют против врагов разящими тяжко мечами. Наносят они удар тремя железными цепами, имеющими по семь цепей о трех кольцах, трех лезвиях, с семью железными шишками на конце каждого цепа: всякая из них тяжела, как брус из десяти слитков. Три больших бурых мужа. Темные конские гривы на хребтах у них, что доходят до обеих пяток. Ремень из добрых двух третей шкуры быка вкруг поясницы каждого, и пряжка о четырех углах,
92
«Чертог трех мэнских великанов» — фрагмент сказания из «Книги Бурой Коровы» (ок. 1100 г.) под названием «Разрушение Дома Да Дерга». Первым русским переводчиком и комментатором этого сказания был С. В. Шкунаев [27].
Текст «Разрушения» относят к IX веку. В центре повествования — легендарный ирландский король Конайре, который находится вместе со своим пестрым и разноликим воинством в огромном Доме Гостеприимства, или «бруйдене», имеющем множество покоев и чертогов. Дом этот осаждает другое воинство, состоящее из ирландцев (их представляет Фер Рогайн) и бриттов (их представляет Ингкел). Фрагмент текста, посвященный выходцам с острова Мэн, — ценный источник по общей для Мэна с Ирландией традиции; поэтому мы решили заново перевести его и включить в нашу книгу.
Перевод сделан по изданию: Stokes W. The Destruction of Da Derga's Hostel // Ancient Irish Tales / Ed. by T. P. Cross and С. H. Slover. New York: Barnes and Noble Inc., 1969.
Облаченье, которым они покрыты, — косматая шерсть, что растет на них. Космы их грив на хребтах распущены, и длинный железный столб, длинный и толстый, как верхнее ярмо, — в руке у каждого мужа, и на конце каждой дубины железная цепь, и на конце каждой цепи железный пест, длинный и толстый, как среднее ярмо. В печали они пребывают в доме, и довольно ужаса от облика их. Нет никого в доме, кто не избегал бы их. Найди им подобье, о Фер Рогайн!» [93]
Фер Рогайн был безмолвен. «Трудно мне уподобить их. Я не знаю никого подобного из мужей на свете, если они не те трое великанов, коим Кухулин дал пощаду при осаде Людей Фалга [94] ; и когда они получили пощаду, то убили пятьдесят воинов. Но Кухулин не хотел дать им погибнуть, ибо диковинны они. Вот имена этих троих: Срубдайре, сын Дорд-бруйге, и Конхенн из Кенн Майге, и Фиад Скеме, сын Скипе. Конайре выкупил их у Кухулина; поэтому они вместе с ним. Три сотни падут от них в первой схватке с ними, и они превзойдут в доблести каждую троицу в Доме; и если они выйдут на вас, то ошметки от вас можно будет просеять сквозь решетку хлебной печи, — так измолотят они вас железными цепами. Горе тому, кто учинит разрушение, хотя бы только из-за этих троих!»
93
Найди им подобье… — В ирландской традиции известен феномен «гельт», или «дикого человека» (иначе «безумца»), который вместе с новым статусом приобретает характерное «косматое» обличие: таковы Суибне Гельт и близкие к нему персонажи, описанные и исследованные Т. А. Михайловой. Например, в повести о Мис из Мунстера говорится: «…так выросли перья и волосы на ней, что они волочились по земле вслед за нею» [22, с. 121]. К этим персонажам можно отнести старинную ирландскую глоссу к Книге пророка Исайи: «…волосатые, то есть демоны типа гельт» [22, с. 123]. В Ирландии и Шотландии хорошо известны создания, именуемые «уриск» и «груагах», а на острове Мэн — «финнодери», к которым также подходит эта глосса (см. «Финнодери» в наст. изд.).
У бриттского историка Гильдаса (VI в.) о самих скоттах (гэлах) говорится, что им присуще «обыкновение более прикрывать свои грубые лица волосами, чем свою наготу лохмотьями» [2, с. 216].
94
…при осаде Людей Фалга… — Три косматых великана, описанные в данном тексте, отождествляются с защитниками «дуна на острове», который взяли и опустошили ульстерцы во главе с Кухулином (см. «Гибель Курои» и «Осада Острова Фалга» в наст. изд.). Наружность этих великанов говорит за то, что они — фоморы. Возможно, догадка о фоморах как о «податном сословии» или подневольной расе на острове Мэн не лишена смысла. Джон Рис писал, что по-мэнски «великан» — foawr: слово, эквивалентное ирландскому fomhor в современной огласовке [71, р. 286].
В сказании «Сватовство к Эмер» описан еще один случай, когда Кухулин сразился с тремя фоморами где-то на Гебридских островах, возвращаясь из Альбы от Скатах; однако там говорится, что он убил их. В этом сказании отмечено, что «в те времена Острова Чужеземцев [Гебриды] платили дань уладам [ульстерцам]». Фоморы же, которых убил Кухулин, спасая дочь короля островов, приходят с одного «дальнего острова», расположенного в тех же широтах [27, с. 54–55].
В «Преследовании Диармайда и Грайне» содержится описание юноши из Племени Богини Дану, оставленного в Ирландии сторожить «древо жизни»: он «был широкоплечим, длинноносым, красноглазым и темнокожим великаном… Был у него лишь один глаз посреди его черного лба, и толстый железный обруч опоясывал его гигантское туловище» [7, с. 745]. «Юноша» этот описан как фомор.
Во многих версиях путешествия Гвалхмэя (Гавейна) либо его «Аналога» на чудесный остров властитель острова — обладатель девы — представлен как «fear mor», великан [52, р. 23]. Именно Гвалхмэй («Ястреб Мая») является самой близкой бриттской параллелью к Кухулину с его «приключениями» [52, р. 27].
Эдвард Феархар (1899) приводит рассказ мэнского рыбака о видении, случившемся с ним и его товарищами на море. Заметим, что вряд ли эти рыбаки были знакомы с преданиями о башне, построенной фоморами на островке Тори у северо-западного побережья Ирландии. «Случилось ему заглянуть под парус, рассказывал он, и увидел он свет перед носом лодки; и он побежал на нос, чтобы рассмотреть его, но свет вмиг оказался вблизи от них с другой стороны. Затем показалась огромная башня, очень высокая и с огнем, пылавшим на ее вершине, а другая башня [тем временем] поднималась из пламени. И был там большой человек, подобный великану, — он стоял посреди пламени и размахивал палицей, огромной, будто мачта корабля… и все море вокруг было объято пламенем». Видение это длилось час или более, а потом исчезло [41, р. 166–167].
Финн и Ойсин
Финн и Ойсин отправились на охоту [96] с благородною свитой из мужей и собак, числом не менее сотни молодцев, столь резвых в ногах и смышленых, что подобных им не было. Со сворою псов свирепых пустились они через холм и долину, чтобы учинить великое опустошение.
Кого они тогда оставили дома, как не юного Орри [97] , что спал, схоронившись в тени под скалою. Оставили они всех борзых щенков — трижды по двадцать, и ни одним меньше, — с тремя старыми женщинами, чтобы те присмотрели за ними.
95
«Финн и Ойсин» — одно из старейших произведений на мэнском языке, дошедшее до нас.
Это сохранившаяся часть поэмы, примыкающей к т. н. циклу Финна (иначе циклу Ойсина), который создавался и распространялся в гэльской «ойкумене» — Ирландии, Шотландии и на Островах, — начиная, быть может, с V века, когда сын Финна Ойсин, возвратившись из Страны Юности (Тир на н-Ог), встретился со св. Патриком и пересказал ему свою жизнь в Фианне — легендарном воинстве Финна. Ойсин считается автором древнейших поэм, входящих в цикл Финна — Ойсина. Однако самое раннее упоминание о Финне и Ойсине в письменных источниках относится лишь к VII веку (в поэме Сенхана Торпейста, «короля поэтов» Ирландии). Историчность этих персонажей, живших в III веке, подтверждается хрониками: в «Анналах Тигернаха» под 283 г. отмечена смерть Финна Мак Кумала [60].
Данная поэма, или баллада, записана в 1762 году двумя мэнскими клириками из уст древней старухи-сказительницы (округ Kirk Michael). Старуха говорила, что балладу эту она выучила от своей матери, мать знала ее от бабки и так далее в глубь поколений; женщины напевали ее, работая по хозяйству. В 1789 году запись была помещена в Британский Музей (Add. MS. 11215).
Несомненно, что до этого поэма, подобно «Балладе о Мананнане», много веков существовала в устной форме [58]. Поэма совершенно традиционна: в середине XX века Джон Лорн Кэмпбелл записал на острове Южный Уист (Гебриды) «повесть» с той же фабулой и теми же героями, только вместо «Орри» в ней фигурирует «Гарри» (Гара), соратник Финна [79, р. 14–16]. Русский перевод этой версии («Гарри и женщины») см. в [33]. Известно также, что версия сказания о Финне, тождественная мэнской поэме, бытовала на севере Шотландии — в Кромарти и Каитнессе [53, р. 182].
Перевод сделан по изданию: Moore A. W. The Folklore of the Isle of Man, being an account of its myths, legends, superstitions, customs and proverbs, collected from many sources; with a general introduction, and explanatory notes to each chapter. Douglas (Isle of Man): Brown and Son; London: David Nutt, 1891.
96
…отправились на охоту… — Основными занятиями фениев были охота и война (оборона страны от чужеземцев, которые в традиции чаще всего представлены скандинавами).
В период от Бельтана (1 мая) до Самайна (1 ноября), т. е. в летнюю половину года, фениям приходилось рассчитывать только на свою охотничью добычу: жалованья от верховного короля Ирландии им не полагалось. В пищу шло мясо, а вместо жалованья — шкуры добытых зверей [54, II, р. 327–329].
97
…юного Орри… — По нашему мнению, в исходном варианте речь шла не об Орри (Горри), легендарном родоначальнике скандинавской линии королей Мэна, а о Гарри, правильнее Гаре, одном из фениев-соратников Финна, упоминаемом в гэльских поэмах Шотландии и Островов. Версия, записанная в середине XX века на острове Южный Уист («Гарри и женщины»), ближе к изначальной традиции. Гарри (Гара) превращается в Орри (Горри), «сына короля Дании и Норвегии», уже на мэнской почве. Об Орри см. примечание к «Балладе о Мананнане» в наст. изд.
В данной поэме Орри представлен как враг Финна, находящийся у него в плену. Впрочем, в гэльских поэмах и сказаниях из цикла Финна — Ойсина постоянно действуют персонажи из Лохланна, т. е. Скандинавии, хотя это анахронизм, так как скандинавы появляются на Британских островах в конце VIII века, а отнюдь не в III веке, когда, согласно традиции, жили Финн и его фении.
Финн оставался популярным героем мэнского фольклора вплоть до XX века. В традиции Мэна он неоднократно посещает остров и предстает в виде исполина и могучего чародея (см. «Зачарованный остров у Порт Содерик» в наст. изд.).
«Ареал» деятельности Финна и его фениев охватывал всю гэльскую ойкумену — Ирландию, Шотландию и Острова. В старинном сказании «Охота у СиднамБан и Смерть Финна» говорится: «Тогда поднялся царственный вождь фениев Ирландии и Шотландии, саксов и бриттов, [острова] Льюис, и Лохланна, и ближних островов…» [68, р. 85]. Власть его была «на востоке через море» не меньше, нежели в Ирландии [там же, р. 69].
Финна прекрасная дочь с презрением и пренебрежением спросила: «Как бы нам выместить злобу на юном Орри?» [98]
Дочь Ойсина ответила: «Крепко к зубьям бороны привяжем мы его волосы, а к проворным его ногам приложим горящий жгут».
Вскочил тогда Орри проворным прыжком, чувствуя, как жаром печет ему ноги.
С проклятьями страшными дал он обет уничтожить тех, кто осмелился оскорбить сына короля. Крепко-накрепко поклялся он солнцем и луной сжечь их самих и все их жилища.
98
Как бы нам выместить злобу на юном Орри? — Причину этой злобы Артур Мур объяснял тем, что «юный Орри», будучи пленником Финна, ухаживал одновременно за обеими женщинами [58].
В версии с острова Южный Уист женщины ополчаются на Гарри за то, что он подсмотрел, как они собирают моллюсков, дабы съесть их втайне от своих голодающих мужчин, которым не везло на охоте [33].
Затем поспешил он скорее в горы; на плече у него лежал тяжелый топор для [рубки] дрока. Восемь многопудовых нош оттуда он вынес, и восемь больших вязанок набилось в каждую ношу. Восемь таких мужей, какие на свете нынче, не смогли бы поднять с земли и одну лишь из этих нош.
В каждое окно швырнул он по ноше и в каждую дверь по такой же; но наибольшую ношу горящую на пол он положил в главном зале и предал его огню.
Меж тем герои, помянутые Финн и Ойсин, со своими мужами отважными гнались за дичью, — нетерпеливые, потом и пылью покрытые все.
Тут показались громадные тучи, наплывающие с запада подобно, как я полагаю, ужасным валам.
Финн тогда побежал; побежал также Ойсин, и бежал он, пока, обессилев и выдохшись, не сел он на землю.
Финн, отважный вождь, однако, выдержал бег, а затем он возвысил свой голос жалостный, взывая к Ойсину, что был далеко позади; «Ничего не осталось нам, кроме унылых обрушенных стен! Кто совершил злодеяние это?»
«Кто, как не юный Орри, который бежал и сокрылся в скальной пещере!»
Тогда, задушив его дымом, его вытащили за пятки и, говорят, разорвали на части дикими лошадьми.
Земля Киттера
Было это больше чем восемьсот лет назад, в дни Олафа Годдардсона [100] , когда жил на Мэне барон Киттер, норвежец [101] . Он имел на вершине Барруля [102] замок и все свое время проводил, охотясь на туров и лосей, что водились тогда на острове, пока не перебил их всех. Тогда люди начали бояться, что он станет охотиться на их скот и на горных свиней и не оставит им зверей вовсе, поэтому они пошли к мудрейшим ведьмам острова, дабы посмотреть, что те могут сделать [103] .
99
Традиционная «повесть», связанная с именем одного из скандинавских королей Мэна (одного из «Орри», как их величала мэнская традиция). Записана в 40-е годы XIX века Джозефом Трейном, вторым после Вальдрона автором наиболее ценного и богатого сведениями труда, посвященного острову: Train J. Historical and Statistical Account of the Isle of Man from the Earliest Times to the Present Date; with a view of its indent laws, peculiar customs, and popular superstitions. Douglas (Isle of Man), 1844–1845. Vol. 1–2. Трейн, между прочим, был другом и корреспондентом Вальтера Скотта, живо интересовавшегося обрядами и преданиями острова Мэн.
Почти дословно эта «повесть» совпадает с той, что записана Софией Моррисон в ее собрании мэнских преданий, составленном в начале XX века. Из-за отсутствия каких-либо серьезных разночтений между двумя текстами мы выполнили наш перевод по изданию Софии Моррисон, где текст содержится в виде отдельного повествования: Morrison S. Manx fairy tales. London: David Nutt, 1911.
100
Олаф Годдардсон. — Chronica Regum Manniae et Insularum, составленная монахами аббатства Рушен на Мэне в XV веке, сообщает: «В году 1102 Олаф, сын Годреда Крована, начал править надо всеми островами [включая Мэн и Гебриды], и правил он сорок лет. Был он человеком мирным и находился в столь тесном союзе со всеми королями Ирландии и Шотландии, что никто во дни его не отваживался тревожить державу короля островов» [80].
101
Барон Киттер, норвежец. — Вместе с чередой скандинавских королей Мэна (X–XIII вв.) остров воспринял за три с лишним века их владычества большое число поселенцев из Норвегии. В нескольких округах острова образовалась даже смешанная кельто-скандинавская раса [58]. Однако двуязычие на острове не прижилось; немногие «следы», оставленные норвежцами в языке, — некоторые топонимы (например, Snaefell, Tynwald). До XIX века большинство мэнцев говорило единственно на мэнском (гэльском) наречии [59].
102
Барруль. — См. примечание к «Балладе о Мананнане» в наст. изд.
103
…пошли к мудрейшим ведьмам острова… — В «Пениартском Манускрипте» из Уэльса (XVI в.) об острове Мэн говорится: «Велики были прежде навыки чар и волшебства на сем острове; ибо там водились женщины, творившие ветер для моряков, а ветер сей заключали они внутри трех узлов, завязанных на нити. И когда они имели нужду в ветре, то развязывали один из узлов на нити» [71, р. 330]. То же самое писал Ранульф Хигден в «Полихрониконе» [38, р. 5].
Джон Рис отмечал в конце XIX века, что подобная практика сохранялась на Мэне и в его время. Он сравнивает мэнских ведьм с древними галльскими друидессами на острове Сена, описанными Помпонием Мелой [71, р. 331].
Чтобы составить впечатление о мэнской ведьме, стоит привести один фрагмент из книги Джона Риса «Celtic Folklore, Welsh and Manx» (1901): «Мужчина средних лет из округа Андреас рассказывал мне, как он трижды или четырежды натыкался на женщину, славившуюся как ведьма, когда она занималась своими дурными делами на перекрестках дорог или на границе трех межей. Однажды это случилось ранним утром на Старый Первомай, а впоследствии он встречал ее несколько раз, возвращаясь домой от своей возлюбленной. Он пригрозил ведьме, что если опять застанет ее, то прибьет, — вот что он рассказывал мне. Ладно, спустя какое-то время он снова застал ее за работой у скрещенья четырех дорог, где-то близ Лезайра. Вокруг нее, говорил он, был начисто выметен круг, такой же большой, как тот, что делают кони при молотьбе. Он ударил ее и отнял у нее метлу, которую припрятал до полудня. Затем он заставил мальчишек с фермы принести сухого дрока, и положил метлу ведьмы на вершину кучи. Потом дрок подожгли, и, странно сказать, — метла, покуда горела, трещала так, как будто стреляли из ружей. Шум и вправду можно было слышать у церкви Андреас, то есть за несколько миль оттуда. На метле было „семнадцать разного рода узлов“, заявил он, и сжигали как бы саму эту женщину: в самом деле, добавил он, „она ненадолго пережила свою метлу“» [71, р. 295–296].
В XX веке Сесил Уильямсон, хранитель «музея ведьм» на острове Мэн, воздвиг памятник жертвам охоты на них [25, с. 358].
См. также балладу «Бурый Берри» в наст. изд.