Память острова Мэн
Шрифт:
Однажды барон Киттер переправился на Кальф [104] , чтобы поохотиться там на красного оленя, оставив своего повара Эоху Громкоголосого, в замке готовить обед. Эоха поставил котел на огонь, а затем заснул за работой. Покуда он спал, женщина-ведунья по имени Ада наложила на котел чары, и жир выплеснулся на огонь. Вскоре дом был объят пламенем. Эоха пробудился и что было силы в голосе стал звать на помощь, и крики его были столь громкими, что достигли ушей Киттера и его приятелей-охотников за десять миль на Кальфе.
104
Кальф. — См. примечание к «Приходу св. Патрика» в наст. изд.
Когда Киттер услышал крики и увидел на вершине Барруля пламя, он быстро как мог добрался до взморья и в маленьком куррахе [105] отправился к острову с большею частью своих молодцев. Когда они, пересекая пролив, на полпути попали в сильное течение, лодка ударилась о скалу, и все они утонули, а скала с тех пор была названа Землею Киттера [106] . Прочие же друзья Киттера, которые остались на Кальфе и тем спасли свои жизни, полагали, что повар Эоха сговорился с ведьмами острова истребить всех норвежцев на Мэне. Поэтому они привели
105
Куррах. — См. примечание к «Осаде Острова Фалга» в наст. изд.
106
Земля Киттера (Скала или Утес Киттера) — находится в проливе, отделяющем островок Кальф от южной оконечности Мэна, Spanish Head. Пролив этот называется Kitterland Sound.
Тогда он сказал: [107] «Я желаю, чтобы мою голову положили поперек бедра вашего величества и отрубили на нем мечом нашего величества Макабуйном, что был изготовлен Лоаном Маклибуйном, Темным Кузнецом из Дронтхейма!» [108]
Каждому было известно, что меч короля мог разрубить крепчайший гранит, едва коснувшись того своим острием [109] , и все умоляли Олафа не делать так, как просил хитрый Эоха. Но король не нарушал своего слова, и он отдал приказ, чтобы все было сделано, как сказал повар.
107
Тогда он сказал… — В данной «повести» Эоха отчасти играет роль Гарри, а король Олаф — роль Финна из сказания «Гарри и женщины» с острова Южный Уист [33, с. 47–52]. Меч Олафа, Макабуйн, — это меч Финна, Мак а'Луйн, и весь фрагмент, повествующий о том, как Эоха выбирал свою смерть, с описанием чудесного меча и отрубанием головы, взят, очевидно, из общих «запасников» гэльской традиции.
108
Лоан Маклибуйн, Темный Кузнец из Дронтхейма. — В поэме, записанной Дж. Лорном Кэмпбеллом на острове Южный Уист, Ойсин, сын Финна, рассказывает:
Мы увидели, как со склона холма спускается Длинный темный человек с одной ногой, В капюшоне из темной серой кожи И с сумою из того же материала.Незнакомец представляется Финну и его спутникам как «Лунн Мак Лиобайн», он говорит, что пас коз для короля Норвегии; затем он ведет их в свою демоническую кузницу (причем движется он, несмотря на свою одноногость, со сверхъестественной скоростью), и там каждый фений получает по чудесному мечу, а Финн закаливает меч Мак а'Луйм в крови [79, р. 16–19].
Фигура Кузнеца из Иного Мира типична для гэльской традиции, а одноногость его (как у фоморов) подтверждает, что он «одной ногою здесь, а другою — там», то есть, что такие существа доступны человеческому восприятию лишь «наполовину». В «Земле Киттера», впрочем, одноногим представлен не сам кузнец, а его помощник, Хиаллус-нан-урд.
Дронтхейм — средневековая столица Норвегии; здесь находился архиепископство, откуда утверждали епископов Мэна. Таким образом, путь короля Олафа и молотобойца пролегает по морю, от острова Мэн к Норвегии.
109
Меч короля. — Кроме чудесных Котлов и Чаш, особое место кельтской «чудесно-вещной» традиции занимают Мечи и Копья.
В древнеирландской «Битве при Маг Туиред» говорится о неотразимом мече Нуаду из Племени Богини Дану и мече Тетры, короля фоморов, вещающем о своих подвигах [27, с. 33 и 47].
У всех прославленных воителей кельтской традиции были мечи, обладавшие душою и именем, волшебным происхождением и сверхъестественными способностями.
Таковы меч Фергуса, Каладболг, и меч Кухулина, Круайдин Крепкоголовый [69, II]; меч Финна, Мак а'Луйн [79]; меч Артура, Эскалибур, он же Каледвулх, или Каладболг [72] и т. д.
«В древнем гэльском Житии святого Колумкилле говорится о мече, святость коего была такова, что никто не мог умереть в его присутствии» [52, р. 24–25].
Эти примеры можно умножить. См. также «Теваль, королевна океана» в наст. изд.
Однако была там Ада-ведунья, и велела она им взять жабьи кожи, ветви рябины и яйца гадюки, девять раз по девять всего, и положить меж бедром короля и головой повара. Это было сделано, и тогда великий меч Макабуйн, изготовленный Лоаном Маклибуйном, был с величайшей осторожностью поднят одним из верных слуг короля и плавно опущен на шею повара. Но прежде чем меч смог остановиться, голова Эохи была отрублена от тела, яйца гадюки и ветви рябины также были разрублены, — только жабьи кожи спасли бедро короля.
Когда Темный Кузнец услышал, что могуществу великого меча Макабуйна был поставлен предел колдовством, он весьма рассердился и призвал своего молотобойца, Хиаллуса-нан-урда, который потерял одну ногу, когда помогал делать меч. Лоан сразу же послал его к Замку Пил, чтобы вызвать короля Олафа или кого-нибудь из его людей на состязанье в ходьбе от Пила до Дронтхейма. Король Олаф сам принял вызов, и они вышли в путь. Через горы и ущелья шли они быстро как могли, и одноногий был столь же скор, как и король. Когда они пересекли остров, каждый пустился в море на парусной лодке, и они приблизились к Дронтхейму в одно и то же время. Когда они подходили к кузнице, молотобоец, который был впереди, крикнул Лоану, чтобы тот открыл дверь; Олаф же велел закрыть ее, а затем, оттолкнув Хиаллуса, вошел в кузницу первым.
Чтобы показать, что он вовсе не утомлен ходьбой, Олаф взял из горна огромный молот и ударил по наковальне таким могучим ударом, что расколол ее и камень под нею тоже. Когда Эмергайд, дочь Лоана, увидела силу и мощь Олафа, она полюбила его. И покуда отец ее ставил заново камень и наковальню, она шепнула королю: «Мой отец делает это, чтобы закончить меч, над которым работает. Было предсказано, что первая кровь, которую прольет меч, будет королевской кровью, и отец поклялся, что это будет твоя кровь».
«Но не седьмой ли сын Старого Пустого Колпака, короля Норвегии [110] , твой отец!» — вскричал Олаф.
«Это так», — сказала Эмергайд.
«Тогда пророчество будет исполнено», — сказал Олаф и вонзил меч в сердце Лоану, а затем убил им и молотобойца.
Он сделал Эмергайд своей королевой [111] , и они правили вместе, и от них произошла долгая череда королей Мэна.
Техи-Теги
110
Старый
111
Он сделал Эмергайд своей королевой… — Согласно хронике, Олаф женился на дочери Фергуса, властителя Галлоуэя (Шотландия), которую звали Аффрика, но имел также много наложниц; у него было несколько сыновей и дочерей [80].
Человек, посетивший сей остров впервые, бывал весьма изумлен, сколь мало снисходительности оказывают здесь слабейшему полу [113] . Мужчины всегда едут на рынок конные; по бокам лошадей их висят корзины, полные птицы, масла, яиц и всего того, что они везут туда на продажу. Женщины же следуют за ними пешком по горам и скалам, топям и болотам, через самые глубокие реки, идя все это время без башмаков и чулок, — эти излишние, как они говорят, покровы они несут в руках, покуда не дойдут до рынка. Тогда они садятся все вместе на склоне холма и одеваются на обычный манер, а также спускают вниз свои юбки, которые прежде были подобраны выше колен, дабы удобнее переходить вброд реки и уберечь их от грязи топей и болот.
112
Один из важнейших текстов, представляющих мэнскую традицию и записанных Георгом Вальдроном в начале XVIII века со слов ее носителей. Как и «Огонь фэйри», текст этот проливает свет на легендарную историю острова, а также на традиционное мышление его коренных обитателей.
Следующий текст, помещенный в наст. изд. — «Охота на крапивника» из книги Дж. Трейна, — отражает, вероятно, ту же «память» о Владычице острова, что и «Техи-Теги».
Перевод сделан по изданию: Waldron G. A Description of the Isle of Man with some useful and entertaining reflections on the laws, customs, and manners of the inhabitants / Ed., with an introductory notice and notes by W. Harrison, Esq. Douglas (Isle of Man), 1865. (Manx Society Publications; Vol. 11).
113
…слабейшему полу. — К женщинам кельтской расы это определение никогда не относилось. Например, Диодор Сицилийский (I в. до н. э.) писал: «Женщины у галлов не только почти равны мужчинам ростом, но и могут соперничать с ними в силе» (Историческая Библиотека, V, 32). Страбон, его младший современник, отмечал в обычаях кельтских племен «мужество женщин, так же как и мужчин. Например, эти женщины обрабатывают землю, а после родов укладывают своих мужей вместо себя и ухаживают за ними; нередко они рожают во время полевых работ и тогда отходят в сторону к какому-нибудь источнику и сами моют и пеленают ребенка» (География, III, IV, 17). Аммиан Марцеллин (IV в. н. э.) еще более красноречив: «Когда один из них [галлов] поссорится с другим и ему станет помогать его жена, которая сильнее его и голубоглаза, то целая толпа чужеземцев не справится с ними, особенно когда та, гневно откинув голову, скрежеща зубами и размахивая белоснежными и могучими руками, начнет наносить кулаками и ногами удары не слабее снарядов катапульты, выбрасываемых при помощи скрученных жил» (Римская История, XV, 12,1).
Что касается женщин острова Мэн, следует привести один исторический факт, попавший в Британскую Энциклопедию. В 1093 году на острове вспыхнула война между южанами во главе с Макманусом и северянами во главе с Октаром. В решающей битве у Сантварта, когда победа уже клонилась на сторону южан, на поле боя ворвались женщины севера; они полностью изменили исход сражения, правда, не раньше чем оба вождя были убиты [81, р. 453].
Однако причина, по которой женщин понуждают к этим лишениям, весьма причудлива, и она, я полагаю, не может не развлечь моего любопытного читателя. Я должен, следовательно, рассказать о ней тем же образом, как о ней рассказывал мне один старик островитянин, до которого она дошла через множество поколений как несомненная истина.
Он сообщил мне, что одна славная чародейка, гостившая на этом острове [114] , но в каком году, он не ведает, своим дьявольским искусством сделала себя столь прелестной в глазах мужчин, что ловила в западню сердце всякого, кто взглянул на нее.
114
…чародейка, гостившая на этом острове… — Фигура Женщины-владычицы волшебного острова известна не только в кельтской традиции: достаточно вспомнить Калипсо на острове Огигия.
В древней Европе, писал Р. Грейвс с поэтической категоричностью, «женщина властвовала над судьбой мужчины — преследуя, вместо того чтобы быть преследуемой, насилуя, а не подвергаясь насилию… На различных островах, находившихся под властью женщин, существовала опасность для явившегося туда мужчины подвергнуться сексуальному насилию, грозившему смертью» [3, с. 462–463].
Античные писатели оставили несколько любопытных свидетельств о подобных островах у побережья Галлии и Британии. Страбон, например, писал: «В океане, говорит Посидоний, лежит островок, находящийся не особенно далеко в открытом море, прямо перед устьем реки Лигера [Луары]; на острове живут самнитские женщины, одержимые Дионисом; они умилостивляют этого бога мистическими обрядами, так же как и другими священнодействиями; и ни один мужчина не вступает на остров, хотя сами женщины отплывают с него для общения с мужчинами и затем возвращаются обратно. Существует обычай, продолжает Посидоний, раз в год снимать крышу святилища и затем крыть ее снова в тот же день перед заходом солнца, причем каждая женщина приносит свой груз соломы для крыши; но женщину, у которой груз выпадет из рук, остальные разрывают на куски; они носят куски жертвы вокруг святилища с криками „эу-а“ и не прекращают хождения, пока не утихнет их неистовство; по его словам, обыкновенно кто-нибудь поражает [насмерть] обреченную женщину» (Страбон, География, IV, IV, 6). Речь идет, напомним, об острове у западного побережья Галлии.
Особую «женственность» кельтской традиции отмечали Алвин и Бринли Рис: «Если взглянуть на описываемые нами события с точки зрения современного человека, непременно бросится в глаза та важнейшая роль, которую в мире, населенном фоморами, Туата Де Дананн и иными сверхъестественными существами, играли женские персонажи. С точки зрения средневекового человека, в таких местах, как волшебные холмы или острова бессмертия, главенствующая роль женщин не вызывала никаких сомнений. В прекрасном Ином Мире, описанном в саге „Приключение Конлы“, вообще живут одни лишь женщины и девушки» [28, с. 44].
Поскольку остров Мэн и в ирландской, и в местной традиции рассматривался порой как «иномирный», то данная цитата может служить комментарием к «Техи-Теги» и к «Охоте на крапивника» в наст. изд.
Страсть, которую они возымели к ней, так захватила сердца их всех, что они совершенно забросили свои повседневные занятия: не пахали, не сеяли; не строили домов, не поправляли их; сады их сплошь заросли сорняками, а поля их, некогда плодородные, покрылись камнями; скотина их дохла без выпаса; торф их лежал на лопатах, не собранный с земли; и все вокруг имело вид крайнего запустения. Прекратилось даже деторождение, ибо ни один мужчина не мог иметь малейшей склонности к какой-либо женщине, кроме их всеобщей чаровницы, которая смеялась над ними, позволяла им следовать за ней и восхищаться ею; и каждому она оставляла надежду, что в конце концов будет счастлив именно он.