Памятное. Книга первая
Шрифт:
— У меня с вашим послом Гусевым хорошие отношения, хорошие контакты, и дела у нас с ним идут нормально.
Гусев находился неподалеку от нас и кое-что слышал из этого разговора, однако не вмешался.
Между тем было известно, что главная особенность бесед между ним и Бевином состояла в том, что они нередко старались как бы перемолчать друг друга. И это происходило вовсе не по вине советского посла, который, поставив перед министром тот или иной вопрос, высказывал пожелание получить ответ и терпеливо его ожидал. Сидел и гадал, однако ответа часто долго не следовало. Бевин громко говорил своим густым басом обо всем, но только не по существу вопроса.
— С одной стороны, это занятно, но с другой — плохо.
Из общения с Бевином во время Потсдамской конференции и последующих встреч у меня сложилось мнение, что он совсем не силен в истории. О ней как о науке он имел смутное представление, о чем говорил и сам. Однажды Бевин признался:
— Хотя мне самому приходится непосредственно заниматься историей и дипломатией, однако книг по этим вопросам я почти не читал и, наверно, не буду читать.
Такая прямота мне даже чем-то понравилась. Ничего не скажешь, весьма своеобразная скромность. Даже самокритика.
Однако мне отнюдь не нравилась, как, впрочем, и многим другим, еще одна особенность Бевина. Когда он разговаривал с участниками международных встреч, с послами — не делалось им исключений и для своих коллег, — то иногда прибегал к выражениям, которые никак нельзя было отнести к категории приемлемых. Его лексикон представлял собой нечто среднее между изысканной речью чопорного джентльмена из Оксфорда и бранным жаргоном лондонского мусорщика, дочь которого обучал говорить по-английски полковник Хиггинс в пьесе «Пигмалион» Бернарда Шоу. Я даже сравнивал его про себя с русским ухарем — купцом времен Кустодиева. А если Бевин и старался держаться в рамках корректности, то чувствовалось, что он боролся с соблазном все же дать волю словам из своего привычного набора колючих фраз.
Так что, с одной стороны, Бевин являлся, бесспорно, одним из крупных профсоюзных руководителей и лидеров лейбористской партии. С другой стороны, в личном общении это был человек своенравный, с крутым характером, склонный часто его демонстрировать к месту и не к месту.
Между собой в советской делегации мы шутя говорили, что если собрать вместе человеческие качества Бевина и тогдашнего премьера Англии Эттли и разделить пополам, то это было бы как раз то, что нужно.
Эттли не обладал прямотой и категоричностью суждений Бевина. Он — тоже выходец из рабочей среды — представлял английскую школу деятелей со свойственными им манерами и своеобразным тактом.
На конференциях для него представлялось мучительным занятием высказываться по какому-либо вопросу первым. А вот поддерживать США, — это он делал с удовольствием. Недолго светила его звезда в коридорах власти.
В Сент-Джеймсском и Букингемском дворцах
В июне 1952 года я был назначен послом СССР в Англии. Сталин вызвал меня и на сей раз в Кремль для разговора. Он подчеркнул значение этого поста и особо отметил:
— Англия получила возможность и после войны играть в международных делах немалую роль. А в каком направлении пойдут усилия опытной и изощренной английской дипломатии, еще не до конца ясно.
Как обычно, он ходил по кабинету, а я стоял. Затем подошел близко и сказал, продолжая свою мысль:
— Нам нужны люди, которые помогали бы улавливать ее ходы. Сказано коротко, но ясно. Это была основная директива. Моя работа в Лондоне велась в период, когда обстановка в мире продолжала оставаться сложной. Ответственность за такое положение дел на международной арене ложилась, несомненно, и на английские руководящие круги. Это накладывало свой негативный отпечаток на состояние советско-английских отношений. В целом не составляло больших усилий понять, что по мере того, как отдалялись, тускнели события второй мировой войны, все больше покрывалось дымкой все доброе, что имелось в этих отношениях. Правда, временами в них наблюдались проблески, в частности в вопросах экономических и торговых связей, но, пожалуй, не больше.
Верительные грамоты я вручал королеве Елизавете II, хотя это было еще до ее коронации. Прежде мне приходилось встречаться и с ее отцом, королем Георгом VI. Первая такая встреча произошла в Сент-Джеймсском дворце, когда король давал обед в честь делегаций на первой сессии Генеральной Ассамблеи ООН, которая состоялась в самом начале 1946 года в Лондоне. Встав из-за стола, уставленного довольно массивной золотой посудой, все гости прошли в просторную гостиную. По пути в нее я оказался, видимо не случайно, рядом с королем. Вдруг слышу его предложение:
— Давайте перейдем на середину гостиной, чтобы чуть-чуть поговорить.
По собственной инициативе английский суверен стал мне горячо доказывать необходимость ни в коем случае не терять связей между Советским Союзом и Англией, установившихся в ходе антигитлеровской борьбы. Я, разумеется, полностью поддержал эту мысль и соответственно со своей стороны подчеркнул:
— Главное — это взаимное желание развивать отношения между нашими странами.
Беседа привлекла внимание присутствовавших, но ни у кого не вызвала удивления. Ведь обе страны были в войне союзными. Не скрою, разговор с королем оставил у меня хорошее впечатление. Я, разумеется, поделился впечатлением о беседе с другими советскими делегатами.
Второй раз моя встреча с королем и его супругой Елизаветой произошла на приеме в честь делегаций на той же сессии ООН. Помню, с какой учтивостью отнеслись они к советским представителям, включая дипломатов из УССР и БССР. На небольшом удалении от короля и его супруги стояли также, принимая гостей, теперешняя королева Елизавета II и ее сестра Маргарита. Разговор с обеими принцессами состоялся краткий, светский, но весьма дружественный.
Кстати, культ коронованных особ в Англии — явление типичное, англичане не забывают и вдовствующих королев. После кончины Георга VI — а это произошло в 1952 году — его супруга, мать нынешней королевы Елизаветы II, остается объектом внимания широкой публики до настоящего времени. Вдовствующая королева Елизавета, как известно, здравствует и ныне, когда царствует ее дочь. Елизавета-старшая — обаятельная, большой культуры женщина. Вдова Георга VI часто появляется на различных культурных мероприятиях и форумах. Ей воздаются почести, соответствующие ее положению.
Когда я уже стал послом в Англии, она пригласила меня с супругой в знаменитый концертный зал британской столицы «Ковент гарден» на концерт выдающегося итальянского певца Беньямино Джильи. И раньше мне доводилось слушать пение этого феномена итальянской вокальной культуры. Его прекрасный тенор покорял многотысячную аудиторию. Слушая его, так и хотелось сравнить этот голос с безбрежным океаном, если бы это казалось уместным. Говорят, он считался «вторым Карузо». Наверно, это сравнение справедливо.