Пангея. Книга 2. Подземелье карликов
Шрифт:
— Конечно, — буркнул «старик». — Это оно не девок морозить.
— Простите, Йозеф, но я действительно не знаю, чем здесь можно помочь. Я скажу начальнику станции.
— Фрау Ледышке? — переспросил Йозеф. — Так это из-за нее он такой. Это все потому, что Ледышка запретила ему песенки играть. А Черныш без музыки никуда. Хиреет бедолага.
Йозеф демонстративно громко вздохнул, и, словно бы вторя ему, медведь шумно выдохнул облако пара.
— Может, того-этого?
— Что?
— Ну, я поиграю Чернышу песенок? А вы никому
— Начальник станции четко сказала, что не желает, чтобы ее зверя превращали в циркового клоуна.
— Циркового клоуна! Я ж не на самокате его учу кататься! Я ж для его блага… Ну сами посмотрите — совсем загибается зверюга. А Черныш, он «Эрику» любит. Слышали бы вы, как он мне подпевает! Нам бы с ним в цирке выступать… Тьфу, простите, герр доктор. Всего одну песенку?
— Если начальник станции узнает…
— Так она и не узнает, — уверенно заявил Йозеф. — Вы же ей не расскажите?
Рашер посмотрел на огромную тушу медведя. А если «старик» прав? Хель ведь не обрадуется, если с медведем что-нибудь случится.
— Одну песню, Йозеф, — сказал он. — В порядке научного эксперимента. Если медведь и в самом деле начнет после этого есть…
— Вот спасибо, герр доктор. Хороший ты мужик, хоть и девок морозишь.
Откуда-то из глубин тулупа Йозеф вытащил старенькую губную гармонику. Постучал по ладони, будто выколачивал из нее пыль.
— Ну, старик, — сказал он медведю, — я тут тебе поиграю, а ты давай пожри чего-нибудь. Тут у нас как в лучших ресторанах — и музыка тебе, и девки вон, гляди, тоже есть… Эх, док, знал я одну шведочку, так на твою цацу была похожа! А плясала как — ух! Может, и твоя попляшет?
— Не увлекайтесь, Йозеф, — резко сказал Рашер.
— Ладно, ладно, — ухмыльнулся «старик». — Но плясала она — как вспомню, аж зубы сводит. И на столе, и в койке…
Прежде чем Рашер успел что-либо сказать, Йозеф заиграл начало «Эрики».
При первых звуках гармоники девушка-дикарка изменилась в лице. В глазах вспыхнул огонь. Она рванулась к ограде вольера, чуть ли не бросилась на колючую проволоку. Рашер едва успел схватить ее за рукав. Девушка обернулась.
— Вимо? — с мольбой в глазах посмотрела она на Рашера.
— Что?
Он уже слышал от девушки это слово, но пока еще не выяснил, что оно означает. Дикарка повторяла его по любому поводу.
— Вимо? — Девушка принялась тереть ладонью губы.
Доктор не понял, что она пытается показать. Йозеф оказался сообразительнее.
— Глянь! — сказал он, прекращая играть. — А девка тож на гармошке играет!
Дикарка убрала руку.
— Уло Вимо? — Голос прозвучал жалобно и обреченно.
— Кажется, вы напугали ее, Йозеф…
— Да бросьте вы, док. Чем я ее напугал? Она, поди, тоже музыку любит… Шведочка моя вон так музыку любила, что специально граммофон на ночь заводила. Чтоб танцевать было сподручнее.
— Йозеф! Продолжайте играть…
Хмыкнув, «старик»
— Вимо… — прошептала девушка, отступая от ограды. — Вурл кайле Вимо…
— Проклятье, — выдохнул Рашер. — Скажи ты это все по-человечески! Что значит «Вимо»? Человек, медведь, музыка, снег, какой-то вопрос?
Дикарка только захлопала длиннющими ресницами. Рашер ткнул себя пальцем в грудь:
— Вимо? — Девушка в ужасе отшатнулась. Доктор указал на Йозефа: — Вимо?
Дикарка замотала головой. Рашер засопел.
— Вимо? — чуть ли не выкрикнул он, разворачиваясь и указывая на все вокруг. — Ну, где тут твое «вимо»?
Слова застряли в горле. Секунду спустя Йозеф прекратил играть. Дикарка хрипло вскрикнула и попятилась.
— Зигмунд, надеюсь, вы объясните, что за концерт вы здесь устроили? — спросила Хель.
— Я? — Рашер сглотнул.
Откуда? Он должен был услышать скрип снега, должен был заметить, как она подходит, еще издали.
— Я учу дикарку говорить…
— Разумеется.
Хель повернулась к девушке, оглядела ее сверху вниз. Дикарка замерла. Лицо ее совсем побелело.
— Что это? — спросила Хель, указав на загон.
— Мед-ведь, — отчетливо произнесла девушка.
Хель усмехнулась.
— Хорошо, Зигмунд. Вижу, ваше обучение продвигается.
— Да, мы добились определенных успехов, — торопливо начал Рашер, но Хель остановила его взмахом руки.
— Но вы не ответили на мой вопрос. Что это за концерт?
— Концерт?
— Если я не ошибаюсь, — сказала Хель, сверля Рашера взглядом, — я просила удалить этого человека от работ с моим медведем?
— Да, но… — Рашер не знал, что сказать. Глядя на лицо Хель, он чувствовал себя как человек, который посреди замерзшего озера вдруг услышал треск ломающегося льда.
— Но фрау начальник станции! — послышался голос Йозефа. — Я ж просто… Черныш, он совсем не ел, а под песни он…
— Как я вижу, аппетит у зверя в норме, — перебила его Хель.
Рашер рискнул повернуться. Медведь был единственным, кто никак не отреагировал на появление начальника станции. Уткнувшись мордой в корыто, он усиленно поглощал мясо, заглатывая его огромными кусками.
— Вот видите! — обрадовался «старик». — Всего одна песенка, и он…
— Следуйте за мной, Йозеф. — Хель опустила голову, разглядывая собственные сапоги.
— Но… — подхватив ведро, Йозеф поплелся к выходу из вольера. — Я же…
Вид у него был как у заключенного, идущего на казнь. Рашер заметил, что «старик» обронил гармонику и та осталась лежать на снегу вольера. Оторвавшись от корыта с едой, медведь что-то проревел ему вслед.