Папа в окне напротив
Шрифт:
– Как они не понимают, что травмируют ее снова! Еще сильнее. Я ведь обещал, что не оставлю ее, а получается, соврал.
– Злюсь. Остаемся одни с Варей.
– Катя не простит нас.
– Простит. Тем более мы не виноваты. Пойдем отсюда, тут мы эту проблему не решим.
– Берет меня за руку и тянет на улицу.
– Что ты говорила про тест ДНК, Варь?
– Подожди, секунду.
– Набирает кого- то по телефону и ждет, когда ответят.
– Привет… Ты результаты теста забрал?... Нужны быстро… Ты не понимаешь. Катю органы опеки забрали… Да не важно как.
– Я поняла, ладно, я сама расскажу.
– Наконец отключается и шумно сглатывает.
– С кем говорила?
– киваю ей и открываю переднюю пассажирскую дверь.
– С Валерой.
– Захлопываю дверь и иду на свое место. Он же хотел что-то рассказать. И не успел.
– Егор, ты говорил, что не помнишь Онежу, когда мы в школе учились все.
– Сажусь в машину, а она продолжает.
– Допустим.
– Ты совсем ее не помнишь?
– Варь, давай без загадок.
– Завожу машину, хотя куда ехать не знаю. Может Юре позвонить. Закон и суд - это по его части.
– Мы тут пересматривали фотографии с Валерой, недавно. Это была вечеринка после вручения дипломов в универе. Смотри.
– Сестра лезет в сумочку и достает фотографию. Вспоминаю этот момент, но без деталей.
– И?
– Посмотри внимательно. Вот эта девушка, - указывает пальцем.
– На Онежу похожа. Только прическа другая и цвет волос.
– Это она и есть.
Смотрю на фотографию, а воспоминания пощечинами бьют.
– Вот дьявол. Она ведь знала все. Знала меня. Хотела рассказать, но я не дал, сказал, сам все вспомню. Так бы я вспомнил. Я просто лох восьмидесятого уровня, Варь.
– Прикрываю глаза и вздыхаю. Переспать с девушкой и не вспомнить ее после этого…
– Егор, у меня только один вопрос, у тебя с ней что-то было?
– Было.
– Чего уж тут. Мы не маленькие, чтобы не обсуждать это.
– Я так и думала.
– Стучит довольно кулаками.
– А что? Чего это тебя так радует?
– Ты не понимаешь? Катя, возможно, твоя дочка на самом деле.
– Моя?
– Да.
– Мы предохранялись вообще-то.
– Значит, плохо предохранялись. Если предположить, что Онежа могла тогда забеременеть, то по срокам, Катя как раз родилась через девять месяцев.
Воздух последний выходит из легких, а вдох сделать не могу.
На меня сейчас как будто плиту бетонную скинули. Не дышать, ни думать, ни решения принимать не могу.
– Варь, посиди в машине. Не ходи за мной.
– Отрезаю и выхожу на улицу. Морозец царапает кожу. А мне хочется открыть рот и прокричаться.
«Не бросай нашу дочь. Должна была сказать раньше…»
Ее слова теперь обретают смысл. Без оттенков и полутонов. Как черное и белое. Моя дочь. У меня есть дочь.
Она к чертям скрыла, что у меня есть ребенок. Пять лет молчала, а сейчас вдруг решила выдать . Бью с силой по машине так, что ладонь начинает гореть.
Я что такой безнадежный, что за пять лет не имел права узнать, что у меня есть дочка?!
Девочка
Достаю телефон и набираю номер. Жду долго, но надо поговорить сейчас.
– Да, Егор, здравствуй. Что-то случилось?
– Случилось! Ты знала?
– Без церемоний обращаюсь к девушке.
– Что знала?
– Кто отец ребенка, знала?
– А что такое?
– Знала или нет?
– Да.
– Продолжай!
– Я так понимаю, Егор, что ты теперь тоже знаешь?
– Молчу и жду.
– Да, ты Катин отец, - говорит, наконец, Александра.
– Я не понимаю вас, какого черта она молчала столько? А? А ты? Онежа без сознания, а ты ничего мне не сказала!
– Она просила рассказать только, если с ней что-то случится.
– А это, по-твоему, пустяки сейчас? Она без сознания! Почему сейчас заговорила? Придумала знакомство дурацкое, дураком меня выставила?
– Егор, прости, она не виновата.
– Замолкаю, слушая ее, хотя не согласен. Она до чертиков виновата. Только она!
– Онежа не собиралась тебе говорить, не хотела лезть в твою жизнь, это я все подстроила.
– Что?
– Ну, тренажерный зал , тебя в тренера. Я видела, что ты вернулся, и навела справки, где ты работаешь.
– То есть ты специально нас столкнула?
– Да. Я не знала, получится что-то или нет, поэтому просто попробовала. Дальше вы сами.
– Почему нельзя было сразу сказать?
– Я не вмешивалась и не лезла в ваши отношения. Егор, ты сам вспомни. Ты уехал через неделю после той ночи. Ни разу не попытался ее найти. Уж не знаю, какими магнитами вас там притянуло друг к другу, но, видимо, это было сильно, а когда ты уехал, магнитное поле размагнитилось. Вы не успели притереться друг к другу, влюбиться, поэтому она не стала тебя искать, но ребенка оставила.
– Вот потому, что вы молчали и не могли сказать нормально, Катя сейчас в детдоме. И я узнаю правду только сейчас, и ребенок из-за вас должен там находиться, пока я буду делать документы. Мать вашу, дуры две.
– Егор, извини.
– У Кати будешь просить прощения.
– Я возьму билет и прилечу. Первым рейсом. Я смогу ее забрать.
– Да не надо уже. Я быстрее тест сделаю и с ним Катю заберу.
– Прости еще раз.
– Потом…
Сбрасываю вызов и упираюсь спиной в машину.
Моя дочь… очуметь… Тру переносицу, чтобы прогнать излишние эмоции. У нее нет другого отца. Никто не придет и не скажет: «Эй, парень, это моя дочь.»
Моя… только моя…
Я ведь предложил быть ее папой еще до всего этого. Чувствовал, мы как родные с ней. Тянуло друг к другу.
Глубоко вдыхаю и долго выдыхаю.
А теперь надо за нее побороться и забрать как можно скорее.
Сажусь в машину и довольно улыбаюсь. Не знаю еще как Варе сказать. Она хоть и догадалась первой, но наверняка не знает. А мама? Как бы ей плохо не стало от такой новости. Она, конечно, в Катю уже влюбилась, но то, что малышка настоящая внучка, и что она не видела ее столько лет - это неожиданно.