Паприка (Papurika)
Шрифт:
В тот миг, когда Носэ пришел в голову еще один способ – обратиться к директору Торатаро Симе, на коммутаторе загорелась зеленая лампочка секретарши.
– Подожди,- сказал он Конакаве и переключился.- Что там?
– Вам пора ехать в фирму «Аояма сэйки».
– Это где презентация новинок высокоточного приборостроения? Туда можно и не ехать.
– Но вы же обещали…
– Ах да. Тогда ладно.- Носэ распорядился подать машину, а сам вернулся к разговору с Конакавой.- У тебя сегодня вечером есть работа?
– Нельзя сказать, что нет, но ради Паприки работа подождет.
«Ага! –
– Одно бесспорно – что-то не дает ей покоя, и хоть чем-то хочется ей помочь. Может, встретимся, обсудим?
– Давай.
– Тогда после ужина в девять в «Радио-клубе»?
– Идет.
Носэ положил трубку. Ему очень захотелось увидеться с Паприкой. «Я не нарочно создаю повод для встречи с ней,- уверял он себя.- Я серьезно за нее переживаю».
Водитель оказался тот же, что и в день, когда с Носэ случился приступ. С тех пор он дважды приезжал по вызову секретарши Носэ, но ни разу не обмолвился о приступе – даже не позволил себе поинтересоваться здоровьем пассажира. "Надежный мужик«,- подумал про него Носэ.
Выехав на проспект, попали в небольшую пробку. Миновали перекресток, а дальше – ни с места. По другую сторону разделительного газона сигнала светофора дожидался темно-зеленый «маргинал». Носэ бросил взгляд на машину и обомлел.
Сзади в машине сидел Торатаро Сима – но выглядел он очень странно. Носэ показалось, что Сима словно застыл, бессмысленно таращась на лобовое стекло. Его правая рука вытянулась вперед, будто в нацистском приветствии.
– Ну-ка, посигналь,- попросил Носэ водителя, открывая окно.
– Что, прямо здесь?
– Да, нужно, чтобы на нас обратила внимание вон та женщина.
Водитель дал сигнал. Машины разделяли три-четыре метра, однако Торатаро Сима даже не подал виду. Наконец взглянув на женщину за рулем, Носэ невольно вскрикнул:
– Паприка? Неужели она?
Нет, не Паприка – Ацуко Тиба. В деловом костюме, без веснушек Паприки и с другой прической – она производила впечатление элегантной женщины, но никак не обычной симпатичной девчонки. Однако интеллигентность, красота, без сомнений, ее. Носэ крикнул громче:
– Паприка!
Ацуко не услышала – она слишком глубоко задумалась. Никого и ничего не замечая вокруг, не обратила на Носэ ни малейшего внимания. Тот почувствовал неладное. Не похоже на Паприку, собранную всегда и во всем.
Машины на встречной полосе тронулись. «Маргинал» проехал перекресток, не сворачивая. Тронулась и машина Носэ. Чуть поодаль он увидел разрыв в разделительном газоне, где можно развернуться. Подавшись к водителю, Носэ крикнул:
– Пожалуйста, догоните ту машину, что стояла напротив. Вон тот темно-зеленый «маргинал».
ЧАСТЬ 2 – 1
В XV веке, на заре эпохи Возрождения, Священная Римская империя утратила прежнюю мощь, что привело к расколу в Католической церкви. По Европе прокатилась волна мятежей, призывавших к реформам. Как грибы, росли еретические секты. Антикатолическое движение XVI века вылилось в Реформацию, положив начало протестантству.
Одна из таких сект – «Тайная секта Заксен» – стремилась унаследовать культурное и идеологическое господство, утраченное Католической церковью, чтобы стать ее преемницей. Впоследствии ее деятельность ограничилась научным исследованием догм, а сама секта неоднократно подвергалась притеснениям за ультраеретические взгляды, что, несомненно, сказывалось на ее численности. Однако в разные времена секта умудрялась выживать за счет фанатичной веры, сохраняя единство, сплоченное непризнанными в мире теологами, мастерами искусств и естествоиспытателями.
В начале XX века вся атмосфера Вены была пропитана эротоманией. Хаотично переплетались концепции «молодежной культуры» свободной школьной общины Густава Виникена и идеи сексуальной свободы Фрейда. Среди студентов, буржуа – преимущественно выходцев из еврейской молодежной среды – процветала однополая любовь. Ученые и люди искусства, обнаружившие в себе склонность к гомосексуальности, присоединяясь к «Тайной секте Заксен», становились ее ключевыми фигурами и тем самым привносили гомосексуализм в ее религиозные обряды. Меж тем секта сменила название на «Мюнхенский сецессион» и под вывеской художественного общества продолжала исполнение обрядов, избегая внимания общественности, а также пристального ока ярой противницы однополой любви – Католической церкви.
Сэйдзиро Инуи узнал об этой секте, разменяв четвертый десяток. Минуло десять с лишним лет после окончания Второй мировой войны. Он проходил стажировку в Венском университете. В отдельных кругах этого вуза негласно возродился сакральный гомосексуализм. Красавец мужчина – Сэйдзиро Инуи – сам не заметил, как принял гомосексуальное крещение от одного профессора медицинского факультета, под влиянием которого вскоре вступил в секту и уже там выполнил истинно религиозный ритуал.
Нетривиальность «Сецессиона» заключалась в его мистической вере, которая зиждилась на древнегреческой культуре и идеологии. Общество проводило тайные эллинистические обряды, которые в чем-то перекликались с ритуалами Православной церкви, однако молебны сопровождались чувственной музыкой, а к возжигаемым благовониям подмешивали наркотик.
Многие верующие любили дискутировать, поэтому экзегетические споры насчет Библии, религиозных воззрений и учений не возбранялись, однако принятая единожды на сходе доктрина становилась беспрекословной догмой, обязательной для соблюдения. Диспуты вращались вокруг дилеммы, каким образом привнести в учение передовые культурные и идеологические достижения, включая учение Ницше о сверхчеловеке. Тем самым учение секты отстранялось от реальной жизни и все больше уподоблялось схоластике.
«Господствующая власть» во все времена считалась злом, следовательно, неприятие ее членами общества «Сецессион» – этими божьими детьми, этими сверхлюдьми – было в порядке вещей. Поэтому ради победы в священной войне против власти и влияния любой системы члены общества могли действовать, не разбирая средств, а завоеванная власть и влияние полностью отходили секте, где должны были служить на пользу ее членов. Сектанты даже Иисуса считали сотоварищем в борьбе с системой, а порой – и объектом однополой любви.