Папство и крестовые походы
Шрифт:
Согласно договору 1201 г., они обязывались выплатить сумму в 85 тыс. марок независимо от того, сколько рыцарей явится в Венецию. Иначе говоря, в тексте договора предусмотрительно отсутствовало условие, которое бы как-то регулировало размер платы за провоз, ставило бы его в зависимость от фактического числа крестоносцев, которые изъявят желание отправиться в поход из Венеции. Вот здесь-то и заключался подвох, здесь-то Венеция и раскинула сети для «крестоносных болванов» (так К. Маркс называл крестоносцев). Заключая договор, Дандоло, этот типичный венецианский торгаш-дипломат, скорее всего имел в виду, что в Венецию соберется меньше крестоносцев, чем это предполагалось договором: в таком случае они окажутся перед неизбежными финансовыми затруднениями и уж тогда-то от венецианского правительства и от него, дожа, будет зависеть, удастся ли повернуть рыцарское воинство в направлении, которое было бы выгодно Венеции.
Французские послы едва ли подозревали об этих коварных замыслах, подписывая договор. Они явно недооценивали тех трудностей, с которыми крестоносцам придется столкнуться впоследствии, — при расплате с Венецией: они не учли, что рвение и пыл их соотечественников-рыцарей могут поостыть со временем.
Кто, безусловно, догадывался о тайных намерениях венецианцев,
73
К. Маркс. Хронологические выписки. «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», т. V, стр, 194.
Так, весной 1201 г. политическая линия папства в крестовом походе и завоевательные намерения венецианцев совпали. Тем самым уже была в какой-то мере подготовлена почва для превращения крестового похода против мусульманского Египта в грабительский поход против христианской Византии.
Политика Германии и Франции в четвертом крестовом походе. А в это время вступила в действие еще одна, третья причина, или даже группа причин — в ряду тех, которые отклонили крестоносцев от первоначальной цели и обусловили в конечном счете новое направление похода — на Константинополь: политические противоречия между Византией, с одной стороны, и Германской империей Гогенштауфенов — с другой. Основой этих противоречий, получивших развитие уже в XII в., послужили, главным образом экспансионистские устремления в Средиземноморье тех феодальных элементов Германии (преимущественно ее южных областей), которые объединились вокруг Гогенштауфенов.
Германская угроза Византии особенно возросла в 90-х годах XII в., когда наследник Фридриха Барбароссы, император Генрих VI (1190—1197), став сицилийским королем, возобновил притязания своих предшественников — нормандско-сицилийских правителей — на балканские земли Византии. Он уже подготовил войну против нее под видом крестового похода, но не успел реализовать свои намерения. Преемник Генриха VI — Филипп Швабский выступил продолжателем антивизантийской политики своего старшего брата. Неустойчивость политической жизни Византии, отражавшая ее внутреннюю слабость, благоприятствовала практическому осуществлению этой политики. В 1195 г. в Константинополе произошел дворцовый переворот: в результате него был лишен власти император Исаак II Ангел, и на престоле утвердился его брат Алексей III. Между тем, Филипп Швабский еще стараниями Генриха VI был женат на дочери Исаака II: Генрих VI хотел таким путем получить предлог для гогенштауфенских притязаний на византийскую корону. И вот теперь германский король, помышляя о том, как бы довести до успешного конца дело, прерванное неожиданной смертью Генриха VI, — овладеть самим Константинополем, — установил секретную связь со своим тестем, томившимся в заключении. Никита Хониат рассказывает о тайных совещаниях Исаака Ангела с латинянами, где обсуждался вопрос, «как бы отплатить за обиды и низвергнуть Алексея» (III). Бывший император «посылал письма к дочери своей Ирине» (т .е. в Германию) и, в свою очередь, «получал оттуда ответы с наставлениями, как ему поступать». Таким образом, штауфенский двор в последние годы XII в. становится центром антивизантийских политических интриг. Правда, их формальной целью было восстановление Исаака II Ангела, но в действительности отпрыск Фридриха Барбароссы сам стремился захватить власть в Византии.
Конечно, такого рода намерения были с его стороны чистой авантюрой, хотя бы потому, что Филиппу Швабскому приходилось тогда в самой Германии в борьбе с Вельфами отстаивать свои права на корону. Именно в силу этих обстоятельств приготовления к крестовому походу, начавшиеся на Западе, ему пришлись как раз кстати. Филипп Швабский тоже был не прочь использовать крестоносцев в своих интересах. На помощь королю пришел случай.
24 мая 1201 г., в то время, когда подготовка крестового похода находилась в самом разгаре, неожиданно скончался граф Тибо Шампанский, вождь французских крестоносцев. Чтобы привести в исполнение свои намерения, связанные с крестовым походом, Филиппу Швабскому нужно было прежде всего иметь прямую опору среди вождей крестоносцев. И когда в руководящих кругах воинства креста встал вопрос об избрании преемника графа Тибо, штауфенская Германия, до сих пор стоявшая в стороне от дел крестового похода, приняла в них живейшее участие. Внимание германского короля привлек владетельный североитальянский феодал — маркиз Бонифаций Монферратский, род которого находился в старинной дружбе со Штауфенами. Сам Бонифаций Монферратский был талантливым военачальником и дипломатом. Германский король несомненно принимал в соображение это обстоятельство: ведь он строил определенные политические расчеты на крестоносном предприятии. Но главная причина, благодаря которой его выбор пал именно на маркиза Монферратского, была иной. Дело в том, что в силу давних традиций дома маркизов Монферратских Бонифаций был лично связан с интересами тех западных феодалов, которые еще в XII в. оказались вовлеченными в завоевательную политику крестоносцев на Востоке: старший брат Бонифация — Вильгельм Длинный Меч был женат на сестре иерусалимского короля Балдуина IV и являлся графом Яффы и Аскалона; другой брат — Конрад Монферратский активно участвовал в третьем крестовом походе, владел Тиром и был близок к получению в 1192 г. короны Иерусалимского королевства. Братья Бонифация энергично и не без успеха пробивали себе дорогу к высоким постам и земельным владениям и в Византии. Конрад Монферратский одно время занимал видное положение при дворе Исаака II Ангела, на сестре которого, Феодоре, он был женат. Наконец, сам Бонифаций давно обнаруживал готовность следовать примеру сородичей. Корыстолюбивый маркиз питал агрессивные намерения в отношении некоторых византийских земель на Балканском полуострове: он стремился, в частности, к захвату Солуни — одного из крупных торговых центров Византийской империи, второго города после Константинополя. Таким образом, этот феодальный магнат, за которым стояли другие ломбардские сеньоры, поменьше рангом, был непосредственно заинтересован в осуществлении антивизантийских замыслов, которые вынашивались при дворе Гогенштауфенов: захват Византии сулил и ему немалую добычу.
Разве не стоило добиваться его избрания вождем крестоносного ополчения? В этом случае он мог бы оказать значительное содействие реализации планов Филиппа Швабского.
Для того чтобы поставить Бонифация Монферратского во главе крестоносцев и таким путем иметь в качестве предводителя ополчения своего приверженца, Филипп Швабский обратился к тогдашнему союзнику Гогенштауфенов — французскому королю Филиппу II Августу [74] .
Филипп II Август пошел навстречу своему германскому союзнику. Когда на совете крупнейших французских сеньоров-крестоносцев, собравшемся в Суассоне, обсуждались кандидатуры на пост вождя христова войска, французский король активно вмешался в это дело. По известиям летописцев, правда, несколько неопределенным, он посоветовал главарям ополчения избрать верховным предводителем крестоносцев Бонифация Монферратского. В своих мемуарах Виллардуэн рассказывает, что он сам, как один из участников суассонских совещаний, назвал здесь имя североитальянского князя. Маршал Шампанский в данном случае выражал лишь желание короля Франции.
74
Союз штауфенской Германии и Французского королевства (Союз двух Филиппов) сложился в 1198 г, когда Филипп II воевал с Ричардом Львиное Сердце во Франции. В это же время в Германии племянник Ричарда, Оттон Брауншвейгский, избранный частью немецких феодалов королем, оспаривал свои права в борьбе с Филиппом Швабским. Оба Филиппа (французский и немецкий короли) и объединились против общих врагов.
Его совет был принят во внимание, несмотря на то, что довольно неожиданная кандидатура итальянца, маркиза Монферратского, вряд ли была по вкусу французским сеньорам. Ведь большей частью это были политические противники французской короны, Бонифаций же являлся родственником и креатурой Филиппа II Августа. Кроме того, эти князья (Балдуин Фландрский и др.), выступая недавно против Филиппа II Августа во Франции в союзе с Ричардом Львиное Сердце, в Германии поддерживали союзников Англии — Вельфов, противившихся утверждению власти династии Гогенштауфенов. Кандидатура Бонифация Монферратского, известного своей проштауфенской ориентацией, и с этой стороны не устраивала приверженцев англо-вельфской партии.
Но, тем не менее, совет Филиппа II Августа, иначе говоря, давление, оказанное им на феодалов, возымело свое действие, и в сентябре 1201 г. маркиз Монферратский прибыл во Францию для того, чтобы возглавить крестоносцев. Начальником крестоносного ополчения сделался сторонник германского короля, человек, наверняка готовый разделить антивизантийские помыслы Филиппа Швабского: ведь в случае их осуществления он мог рассчитывать на то, что и сам не проиграет от этого.
Таким образом, в 1201 г. Филипп II Август помог своему германскому союзнику провести в предводители крестоносцев маркиза Монферратского. Он должен был явиться прежде всего исполнителем германских планов подчинения Византии. Но вместе с тем Бонифаций Монферратский был связан родственными узами и политическими интересами с капетингской Францией. Есть основания полагать, что и самому Филиппу II Августу были не чужды захватнические намерения в отношении Византии. Еще его отец, Людовик VII, задумал обеспечить Капетингам права на константинопольский престол: с этой целью сестра Филиппа II была выдана в 1180 г. замуж за сына Мануила Комнина (Алексея II). Возможно, что Филипп II втайне намеревался возродить эти планы своего отца. Английский хронист Роджер де Гоуден рассказывает об одном небезынтересном случае, проливающем свет на этот вопрос. Как-то после смерти Ричарда I в Париж к Филиппу II явился предводитель сицилийско-нормандских пиратов «адмирал» Маргаритон: он предложил королю сделать его «константинопольским императором». Филипп II, по сообщению хрониста, согласился воспользоваться услугами Маргаритона и уже обещал принять меры к тому, чтобы снабдить пиратов необходимыми припасами, оружием, конями для похода против Константинополя, — поход должен был начаться из Бриндизи. Но неожиданная смерть Маргаритона помешала осуществиться намерениям короля Франции.
Если даже отказать этому рассказу хрониста в достоверности, все же он является неплохим свидетельством того, как современники расценивали позицию Французского королевства относительно Византии. Этот рассказ подтверждает предположение, согласно которому Филипп II был не прочь протянуть и свою руку к ослабевшей Византии. Его содействие избранию Бонифация Монферратского было политическим ходом, в какой-то мере, видимо, рассчитанным на получение непосредственных выгод от крестового похода для королевской власти во Франции.
Таким образом, к осени 1201 г. в цепи событий, ведших к уклонению крестоносцев с пути, образовалось еще одно немаловажное звено: капетингская Франция и штауфенская Германия приняли участие в подготовке захватнического похода против Византии.
Тайная дипломатия Иннокентия III. В начале 1202 г. Иннокентий III, не добившийся к этому времени никаких уступок от Алексея III в вопросе об унии, вошел в секретную сделку с прибывшим в Рим Бонифацием Монферратским, который до этого успел побывать в Германии и договориться о дальнейших действиях с Филиппом Швабским. Предметом этой сделки было использование крестоносцев против Константинопольской империи. Вслед за тем в Риме же было заключено второе соглашение — с сыном Исаака II Ангела, византийским царевичем Алексеем. Шурин Филиппа Швабского, дождавшись удобного времени, бежал из константинопольской тюрьмы: ему помог в этом один пизанский судовладелец, который предоставил царевичу место на своем корабле и дал ему возможность, говоря словами Никиты Хониата, «закрыть свой след водой». Правда, бегство царевича, как рассказывает этот историк, «было скоро замечено, и император приказал немедленно обыскать корабль. Но посланные не могли узнать Алексея: он остриг себе в кружок волосы, нарядился в латинскую одежду, смешался с толпой и, таким образом, укрылся от сыщиков». Весной 1202 г. Алексей явился в Рим.