Папуля
Шрифт:
Она повернулась к столу, лучезарно улыбнулась Бену. А вдруг она знает, кто он такой? Слышала, в чем его обвиняют? Да ну, глупости, откуда ей знать? Когда Бен уходил, девушка, зевнув, помахала ему с дивана.
Обмен совершен, деньги перешли из рук в руки – все как надо. Как в компьютерной игре – все препятствия позади, награда завоевана, слышен радостный перезвон. На лестнице Бен попытался проглотить таблетку, но тут же закашлялся, пришлось остановиться, прижаться к стене. Он старался кашлять потише, но получалось лишь сильнее, пока наконец таблетка не раскрошилась в горле.
– Все в порядке? –
– Нью-йоркский знакомый. Надо было зайти, кое-что передать.
– Прекрасный город Нью-Йорк, – сказал водитель. – Я там был… сколько же раз – пять?
– Да, – отозвался Бен, – прекрасный город.
Он откинулся на сиденье, в машине было тепло от печки. Он тоже когда-то думал, что Нью-Йорк – прекрасный город. Славный город. К Бену приезжал туда в гости брат, всего однажды. Бедняга Джуд, живет теперь в интернате в Лонг-Бич, думает, что вся его жизнь – телешоу, что на него смотрят зрители. Мать однажды водила вокруг головы Джуда металлоискателем, уверяла, что он заглушает голоса. Как ни странно, помогло. Хоть ненадолго.
Джуд приезжал к нему в Нью-Йорк еще до болезни, хотя звоночки, пожалуй, уже были. Даже если и были, Бен за своими заботами не замечал странностей в жизни брата. В тот год Бена повысили – журналисты брали у него интервью, угощали обедами, где вино лилось рекой, звонили его университетским преподавателям, расспрашивали о его успехах в науках; он получал по электронной почте поздравления от тех, кого когда-то боготворил, а на банкетах отмерял порциями свое внимание, как будто это ограниченный ресурс, – да так оно, собственно, и было. Предложения Элинор он еще не сделал, но все к тому шло. Это было время необычайного везения, пусть вслух об этом никто не говорил, даже думать не смели, – не было причин полагать, что это когда-нибудь кончится.
Бен не любил вспоминать тот единственный приезд Джуда – как между ними сгущалось молчание, как он нарочно прятал от брата Элинор.
– Может, сходим в клуб? – предложил в один из вечеров Джуд, стоя в новой рубашке, наглухо застегнутой.
На Восточном побережье Джуд был впервые. Старший брат – когда-то он казался Бену всезнающим; это он учил Бена пользоваться видеокамерой, а однажды, когда Бену было двенадцать, при всех двинул его под дых. Бен не пошел с Джудом в клуб, не водил его на Эмпайр-Стейт-билдинг, относился к нему с пренебрежением – за примерами далеко ходить не надо.
Город остался позади. Кругом зеленели холмы, вдоль каньонов стелился туман. Кое-где сквозь густую зелень проглядывала почва, ярко-рыжая.
– В отпуск? – спросил водитель.
– Нет, по работе, – ответил Бен, дав понять, что не настроен разговаривать, но водитель намека не уловил.
– Что за работа?
– Книга, – сказал Бен. – Работаю над книгой.
– Ух ты, книгу написали! – Водитель восхищенно покосился на него в зеркало.
Бен тут же насторожился, ощетинился.
– Я только редактирую, а писал не я.
– Значит, кто-то другой пишет? – Бен не видел лица собеседника, но без труда мог представить. – А вы только причесываете? Неплохо устроились!
Да, его есть за что презирать. Знал бы этот человек, что Бену и так несладко, что он и без того наказан свыше. Да что толку об этом думать, разглядывать прошлое под разными углами, представлять, что все могло бы сложиться иначе. Бен в последнее время пристрастился к телевизору, вот и стал верить в
Красота за окном заставила Бена забыть, что его благодушие искусственное, – это начала действовать таблетка, дыхание перехватило, будто от нежданной радости, он вдруг расчувствовался, его захлестнула благодарность ко всем вокруг: и к водителю за то, что согласился изменить маршрут, и к Артуру – оплатил поездку, машину за ним прислал. И даже сейчас верит, что Бен чего-то стоит.
Как там сказано в последнем варианте книги? Любую мечту можно осуществить. Любую. До чего старомодно, в духе Нормана Винсента Пила! Но и сам Артур уже немолод – под шестьдесят? Бен, у [3] ткнувшись лбом в стекло, почувствовал, как машина поворачивает. Когда же они съехали с магистрали? Кругом зеленели влажные, мшистые холмы, как где-нибудь в Хоббитании, – мать читала им с Джудом Толкиена, когда они были маленькие. Она всегда читала им на ночь при свече – довольно странный воспитательный прием, если вдуматься. Бен поднял голову – водитель сверлил его взглядом. Машина стояла.
3
Норман Винсент Пил (1898–1993) – американский писатель, богослов, священник, создатель теории позитивного мышления.
– Ну что? – Водитель откашлялся. – Готовы?
Бен понял, что стоят они уже давно. Хотел расплатиться, но денег шофер не взял.
– Уже оплачено, – сказал он, махнув рукой. Казалось, ему неловко.
Новомодная штука, сказал Бену Артур, жабий яд, похлеще аяуаски, и действует дольше, и, признаться, он, Артур, побаивается, слишком уж забористое зелье, но ведь затем и стоит принимать, разве нет? Знает ли Бен, что если официально зарегистрировать религиозную группу, то можно ввозить кое-какие вещества для церемоний беспошлинно и ничего за это не будет? Знает ли Бен, что Штаты могут отключить интернет в другой стране?
– В целом государстве, – Артур присвистнул, – чик – и нет связи! Вот бы здесь такое провернуть, уберечь нас от самих себя, да только никто на это не пойдет.
Артур был в рубашке поло и спортивных брюках, лицо морщинистое, как у комика, привыкшего улыбаться, а в огромных лапищах – металлическая фляга с водой, откуда он все время отхлебывал. Он показал Бену свое фото с Папой Римским, и это смахивало на шутку, как и то, когда Артур записал имя Бена на клочке бумаги и дважды подчеркнул. Они сидели в гостиной старого викторианского особняка, где Артур устроил зачем-то студию звукозаписи.
– Вы играете на чем-нибудь? – поинтересовался Бен.
Артур обвел ласковым взглядом микрофоны.
– Нет, пока не пробовал.
Артур хотел пройтись для начала по первой главе, страница за страницей – точнее, слово за словом. Наверняка у Артура нашлись бы и другие дела, каждая минута у него была на вес золота, но он, казалось, не спешил, готов был посвятить день кропотливой работе. Он заставлял Бена читать вслух предложение за предложением, а сам сидел с напряженным лицом, прикрыв глаза, вникая в каждое слово.