Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме"
Шрифт:
Гогенгейм подробно рассматривает верхнюю переднюю часть корпуса, которую он обобщенно называет «грудью». Нашего внимания заслуживают «ямка», «сердечная ямка» и «пустоты между ребрами». Можно представить, какая жалость и сострадание звучали в голосе базельского лектора, когда он говорил о «женской груди» и «нежных сосках», которые, будучи пораженными болезнью, «краснеют, воспаляются, выделяют из себя смердящий гной и изменяют свой естественный цвет…». Если же, вдобавок ко всему прочему, «в груди появляются затвердения… то вытяжки и пункции, как правило, показывают, что это рак, каковое название взято от вареного рака» (VI, 263).
Продолжая разбор женской анатомии, Гогенгейм пишет о том, что в районе «пояса», где в ряде случаев развивается опоясывающий лишай, находится «пупок», по обеим сторонам от которого расположены бедра. Спину, которая называется «задней частью», по указаниям Вайманна, не следует путать с «седалищем» и «задницей». [194] Эти обозначения тазовой области были в эпоху Гогенгейма общеупотребительными и вполне академичными.
В
Термин britsche , который в более ранний период использовался для обозначения влагалища, применяется автором по отношению к совокупности костей тазового пояса и лобковой кости. [198] Автор разбирает структуру нижних и верхних конечностей. Отдельно он рассматривает бедра, отмечая, что у взрослых женщин они приобретают выраженные формы. В связи с этим автор в ряде случаев просто называет эти части тела «толстыми». В работах Гогенгейма мы находим информацию о коленях, подколенных впадинах, большой берцовой кости и кровеносной системе ног. Автор сосредоточивается на описании стопы, упоминая о пятках, пяточных впадинах и пальцах ног, хотя остается непонятным, относятся ли последние к «щекотным областям и местечкам». Впрочем, в учебную функцию сочинений Гогенгейма по анатомии и патологии не входило подробное описание ощущений тех или иных частей тела. Задача доктора Теофраста заключалась в том, чтобы побудить своих учеников применять полученные им знания на опыте.
Не стоит рассчитывать найти в сжатой обрисовке анатомии человека ту степень точности, которая отвечает нашим сегодняшним требованиям. Даже новаторская для своего времени анатомия Везалия далека от современных представлений. Сочинения Гогенгейма, выдержанные в холическом, целостном стиле, помимо описания физического строения человека, затрагивают и макрокосмический уровень. О медицинском языке Парацельса известный германист Фридрих Гундофф писал: «…единство восприятия и толкования выражено у него довольно путаным стилем. Простонародный язык, на котором писал Гогенгейм, был неспособен структурно расчленить смысловую, духовную, эмоциональную и рациональную составляющие его знаний… В данном случае речь идет не о противопоставлении аналитической и синтетической науки, а о стилистическом членении целостного восприятия, о четком разграничении увиденного и подуманного… об отделении одного тематического блока от составных частей другого, наконец, о духовных перспективах его работ. Обо всем этом Парацельсу едва ли было известно. Стилистически он стоял на уровне готического художника, не владевшего искусством перспективы. Мы можем отдавать предпочтение душевной полноте, глубине выражения, жизненной силе или, наконец, духовному содержанию такого художника перед виртуозными произведениями поздних живописцев. Но это не исключает технической продуманности творений потомков, которые в других отношениях, возможно, были весьма поверхностны. Сочинениям Парацельса недоставало именно технического оформления» [199] .
Некоторую резкость приведенного суждения можно объяснить недостаточно терпеливым чтением Гундоффом сочинений Парацельса. Германист оставляет без внимания те места гогенгеймовских работ, которые точно и однозначно передают увиденное и подмеченное автором. Кажется, что парацельсовским произведениям действительно недостает дифференциации. Однако, заключая в себе «душевную полноту», «глубину выражения» и «жизненную силу», отмечаемые Гундоффом, книга о матрице, написанная Гогенгеймом в Санкт-Галлене, по праву остается одной из выдающихся работ в истории женской медицины.
Четвертая книга «Парамирума» о матрице
Под парафеминизмом мы
В общих чертах приведенную выше цитату можно передать следующим образом. Женщина по своей внешней и внутренней анатомии отличается от мужчины. Это означает, что у каждого пола развивается своя патология. Прими к сведению, что мозг женщины – это мозг женщины, который сильно отличается от мозга мужчины. Также и сердце женщины отлично от мужского. Взгляни на женщину со стороны, сравни ее с мужчиной, и ты увидишь, что женщина и мужчина кардинальным образом отличаются друг от друга. Сообразно со своими наблюдениями Гогенгейм во время пребывания в Санкт-Галлене придумал термин «женский дух» (IX, 297), который стал основополагающим понятием для обозначения той «разновидности женского духа» (Вайманн) [200] , от которой психически больные женщины страдают больше, чем от своего негативного воображения. Мы видим, что в данном случае женщины не квалифицируются Гогенгеймом как существа, отлученные от высшей духовной деятельности.
Целостная взаимосвязь, оформляющая дискуссию о женском духе, женском мозге и «женском лекарстве» (IX, 193), раскрывается в учении о матрице. Это понятие с течением времени часто меняло смысловую нагрузку. В XVII веке оно стало употребляться в анатомии в качестве синонима матки, а затем вошло в структуру математических детерминантов. Позже, взятое на вооружение Хайзенбергом, Йорданом и Борном, матрица заняла прочное место в теоретической физике, а в работах Маритэна и Томаса С. Куна наполнилась общим эстетическим и научно-теоретическим смыслом. У Гогенгейма матрица предстает в виде аналогичной схемы. [201] Несмотря на вполне понятное искушение, было бы ошибочным сводить парацельсовские представления о женщине исключительно к образу матки, покрытой внешней оболочкой. Матрица, являясь центрально-образующим понятием для существа женщины, находится в структуре, связывающей ее с внешним миром. «Матка представляет собой закрытый мир, который не имеет ничего общего с другими мирами и является уникальным в своем роде. Ведь мир был первым творением, человек – вторым, а женщина – третьим» (IX, 179).
Соответственно с этой космософической антропологией Гогенгейм постулирует существование трех миров. Это природа, включающая в себя весь материальный мир, человечество как таковое и мир женщины, или собственно матрица. Последняя называется у Гогенгейма «мельчайшим и уязвимейшим миром» (IX, 180). Для знатоков мистической терминологии такое определение заключало в себе больше чем просто оценку, поскольку именно в таинственной глубине мельчайшего мира раскрывается величие сотворенного. В медико-философском смысле женщина стоит по отношению к большому миру ближе, чем мужчина, который более отдален от мира природы (IX, 182). Матрица вмещает в себя все существо женщины и не сводится только к органам, ответственным за размножение и кормление детей. В этом смысле женщина является центром мира и скрывает в своем смиренном умалении великую мистерию. Со всех сторон ее окружает кожа, «а внутри нее находится матрица» (IX, 192). В своих размышлениях о матрице Гогенгейм привлекает библейский материал. «Существуют, – пишет он, – три матрицы. Это вода, над которой носился дух Божий и из которой были созданы матрицы на небе и земле. После этого возникло небо и матрица Адама, который был слеплен руками Господа. Вслед за тем появилась женщина, матрица всех людей до скончания века» (IX, 192). В космологические рассуждения Гогенгейма вплетаются апокалиптические нотки. Он говорит об эсхатологических перспективах женщины как «последнего мира». Ощущая себя пророком, толкования которого не выходили за рамки природы и причинно-следственной взаимосвязи, Гогенгейм мог бы во всеуслышание заявить о наступлении эпохи женщины. В свете его теории матрицы это было бы логичным и последовательным шагом. Однако, несмотря на легкие наброски перспектив будущего, книга «Парамирум» не заходит так далеко.
В соответствии с учением о трех видах матрицы, рефлексии подвергается и макрокосмический базис, на котором зиждется величественное здание материи. Само это слово не случайно ставится автором в тесную взаимосвязь с латинским mater , что в переводе означает «мать». Для философской дискуссии характерна ситуация, когда логическая ошибка и догматические представления о материи приводят в результате к появлению фатальных идеологических картин. Так, в гностических учениях, манихействе, неоплатонической и идеалистической моделях мы имеем дело с демонизацией материального мира и вместе с ним женского начала, а в марксистско-ленинской философии сталкиваемся с фактическим обожествлением материи.