Парадокс Вазалиса
Шрифт:
Как Хьюго Вермеер ни старался, глаза открыть не удавалось. От качки выворачивало наизнанку. Казалось, он находится на борту корабля, терпящего крушение посреди бушующего моря.
Одно за другим нахлынули воспоминания. Сперва короткими отдельными вспышками, потом вихрящимся потоком.
Началось с нескольких музыкальных нот. Перселл, в ужасающем исполнении Клауса Номи. Педантичность, нейтрализованная иронией. Весь Вермеер в одной простой мелодии.
Ноты долго плавали
Девушка пришла потом, когда наступила абсолютная тишина.
Издалека ее было не разобрать — он видел лишь слабо различимый силуэт. Молодая, миловидная. Очень миловидная, с сумочкой «Вюиттон» и в солнцезащитных очках. Пистолет. Ледяной кружок упершегося в лоб дула. Страх.
Нет, не страх. Не сразу. Позднее — да, но не тогда.
Удивление, вопросы и страх — именно в таком порядке.
Удар затылком о плиточный пол. Боль. Игла, вошедшая в шею. Инъекция. Кайф. Треск сломанного кресла. Снова боль — сильная. Даже мучительная. Наконец, когда все погрузилось во тьму, облегчение.
Постепенно пелена, стоявшая перед глазами, начала рассеиваться. Вот качка, та не исчезала. Она даже усилилась, вероятно, в силу эффекта возмещения. По крайней мере, теперь Вермеер вновь мог воспринимать внешний мир, рассеянный свет которого сумел преодолеть преграду его мертвых век.
Тело пыталось удалить из себя ту химическую смесь, которую впрыснула в него девушка. Вермеер почувствовал: возвращается чувствительность к нервным окончаниям. Тем не менее называть эту новость исключительно хорошей он бы не стал — вместе с чувствительностью вернулась боль в спине, там, куда воткнулась щепка. Боль усилилась до уровня, который он назвал бы значительным. Терпимо, но неприятно. Девчонка неплохо его обработала.
Ей следовало его убить, тем более что такая возможность у нее была. На боль и унижение Вермееру было начхать. Он знал, что это такое, и мог с этим жить. Но вот «Фледермаус» — это совсем другая история. За него она ему заплатит. То было обещание, а Хьюго Вермеер всегда держал данное слово.
Он захрипел от боли и ярости.
— Как вы себя чувствуете, мсье Вермеер?
Голос прозвенел у него в голове, словно вступление гитары пребывавшего на пике формы и под кайфом — что в его случае было одним и тем же — Джимми Хендрикса.
Голос раздался вновь, сверлом врезавшись в глубь мозга.
— Прошу извинить нас за столь грубые манеры. У нас имелись все основания полагать, что вы откажетесь от этого разговора, если мы не докажем серьезность своих намерений.
— Козлы…
Вермеер еле ворочал языком, что не позволяло скрыть так же хорошо, как обычно, голландский акцент.
— Что вы мне вкололи?
— Ничего такого, что могло бы причинить вам вред. Один химический продукт, который можно найти в большинстве правительственных лабораторий. Он уже начал
Голос сделался более разборчивым. Он принадлежал пожилому мужчине.
— Но зачем? — только и спросил Вермеер.
— Я вам уже говорил. Мне нужно было задать вам несколько вопросов.
— Кто вы?
— Почему бы вам не попытаться понять это самому, мсье Вермеер? Откройте глаза. Вам ведь это уже по силам, не так ли?
Не питая особых надежд, Вермеер приказал своим векам приподняться. Те вяло подчинились. Ослепляющий свет ударил в глаза, обжигая сетчатку.
— Черт… — простонал Вермеер, прикрывая веки.
Тем не менее он повторил опыт. Боль уменьшилась, а через секунду и вовсе ушла. Сперва расплывчатый, внешний мир постепенно становился все более четким.
Сначала он увидел подголовник, прямо напротив, затем — очертания сиденья. Пальцы скользнули по ногам и коснулись кожи. Автомобиль. Это объясняло качку и ощущение движения.
— Видите меня?
Повернувшись к мужчине, Вермеер кивнул.
— Узнаете?
— Разумеется, мсье Штерн. Я видел ваши старые фотографии. Вы не сильно изменились за пять лет.
— Привилегия старости. Пройдя определенный возраст, вы оказываетесь на финишной прямой к неумолимому закату, где истощение уже не так заметно. Как это ни печально, нас всех ждет подобный исход.
Старик сидел слева от него, на заднем сиденье лимузина, с виду — немецкого. БМВ или «мерседеса», но Вермеер склонялся скорее ко второй марке.
— Ваша помощница здесь?
— Нора? Нет, не нуждаясь больше в ее услугах, я ее отпустил.
— Жаль. Талантливая девушка… Мы бы могли продолжить знакомство в постели.
— Понимаю ваш гнев. У меня не было другого выбора, как послать к вам Нору. Тем не менее ее методы скорее эффектны, нежели действительно опасны. И вы получите компенсацию за «Фледермауса», не беспокойтесь. Кстати, к вашему сведению: он был подделкой. Я лично продал подлинную серию одному американскому коллекционеру незадолго до войны. Сейчас она находится на его вилле, рядом с Вашингтоном. Ваш экземпляр был копией. Впрочем, вы за него получите цену настоящего.
— Словом, жизнь прекрасна, да? Все забываем и начинаем сначала, словно ничего и не случилось?
— Вижу, свою репутацию, мсье Вермеер, вы заслужили по праву. Неуживчивый, скандальный.
Во взгляде Вермеера вспыхнул хищный огонек.
— Вот встречусь вновь с этой вашей Норой — и вы поймете, что я гораздо хуже, нежели моя репутация.
Элиас Штерн напустил на себя вид понимающего дедушки, столкнувшегося с очередной проделкой неугомонного внука.
— Полноте… Что сделано — то сделано. Надеюсь, мы не будем вспоминать об этом вечно.
— Чем вызвано ваше столь сильное желание видеть меня?