Парадоксы футурологии. Мир глазами политолога
Шрифт:
Хотя я, наверное, погорячился, когда привел некорректный пример с современным украинским президентом. Тут как раз тот редкий случай, когда президент вообще не при делах. Его и винить не в чем. В стране «всё было украдено», включая модель развития, до него. Ему досталась даже не околокапиталистическая модель, которая хоть как-то придает значение фактору личности. Особенно в подформате гос-капитализма. Ему передали уникальную украинскую конструкцию гос-феодализма. Где даже если государство что-то имеет (как формально имеет государство Украина национализированную банковскую систему), то всё равно управляет этим феодал.
Феодализм уникален тем, что в отличие от предыдущих и последующих общественно-исторических формаций,
Ещё забавнее с МВФ. Этот институт – говоря в современных аналогиях, прибор для искусственной (финансовой) вентиляции легких. Присоединение к нему означает, что руководство страны-реципиента не только самостоятельно не может ходить, но уже и дышать. Это фактически искусственная кома. И здесь совсем не важны качества субъекта, который лежит на одре.
Поэтому вернемся к более корректным примерам. Коллективный современный Запад и создавался как принципиально обезличенный конгломерат. Здесь процедуры должны были заменить личные качества политиков. Недаром самая популярная фраза на этом геополитическом пространстве: «демократия – это процедура». Не тип личности, не уровень прав, не глубина культуры, а голимая процедура. Откуда здесь появиться титанам мысли, антеям смыслов. Поэтому и запускаются фейки о том, что в «нормальном обществе» граждане не должны даже знать имена своих руководителей. Прям не общества, а сообщества анонимных алкоголиков. (А что, учитывая, как любят «принять на грудь» руководители того же Евросоюза, может, это и есть желаемый идеал? Я уже не говорю о НАТО, где средний чек каждого участника их конференций за гостиничный минибар обычно больше 25 тысяч евро.)
Одна моя знакомая, психолог, делая психологический портрет членов команды предыдущего американского президента, назвала их «повелители мух». Может, за умение обаятельного темнокожего былого хозяина Белого дома ловить двумя пальцами мух в Овальном кабинете. Или, скорее, за масштаб личностей той команды, где мелкие интриги, подставы, гешефты и подлянки составляли суть политического нарратива. Кстати, эти «повелители мух» сейчас пытаются стать «повелителями вируса», въехав под его короной снова в президентскую обитель на грядущих выборах. Практически вся критика президента Трампа строится на обвинениях Байдена в неправильных антипандемических действиях нынешней администрации. Мыши, мухи, вирусы. Где же предел обмельчания их политики?
Хотя всё же с иронией здесь надо поосторожнее. Да, на фоне подобной мелкотравчатости оппонентов у России прорисовывается шанс занять совсем другое место в глобальной «шахматной игре». Если, конечно, пандемию расценивать не только как напасть, но и мастер-класс. Ещё надо помнить, что и муха, если она муха цеце, может доставить кучу неприятностей. Кроме того, один субъект «за лужей» явно претендует быть не повелителем мух, а погонщиком слонов. В ближайшее время он докажет это, сбросив два козыря (надо ж оправдывать свою фамилию), способных убить если не слона, то осла точно. И это серьезно. Как серьезны и дрессировщики драконов.
Но в любом случае Россия уже не фигура в этой игре, а игрок. Да, пока не достаточно циничный, да, не всегда умелый, да ещё не вполне самодостаточный. Но следующий ход за ней.
Край территории.
Когда в былинные уже времена мне посчастливилось прочитать роман Олега Куваева «Территория», сказать, что я был потрясен – не сказать ничего. Текст просто оглушил меня мощью и масштабом его героев, пространственным мышлением автора, нереализованными возможностями моей страны. Я тогда даже завербовался рабочим в геологическую партию и провел пару зим в тех краях. Героев, потрясающих шаблоны жизни, правда, не нашел. Розовую чайку, которая гнездится в устье Индигирки, не увидел. Может, не там искал. Хотел спросить об этом самого автора. Узнал, что Олег покупал кофе в зернах (тогда Москва ещё не умела готовить и пить настоящий кофе) в гастрономчике на Старом Арбате. (Его вроде переоборудовали потом под магазин украинских сувениров.) Ловил его там, но тоже не сложилось. Потом «перестройка», «священные девяностые». Стало не до кофе, розовых чаек, полярного томления – выжить бы…
Вспомнил об этих своих метаниях уже после «нулевых». Тогда, кажется, под влиянием встречи с Джином Шарпом – отцом теории «мягкой силы» и прочих технологий госпереворотов, я изучал предпосылки и угрозы «цветных революций» на постсоветском пространстве. Среди прочих выводов был и такой, что те, кто имитируют демократию и свободу (да хоть близкий к ним оргазм), никогда не победят тех, кто эмитирует деньги и мечту. Поэтому и советовал грузинским товарищам заваливать фасадную демократию гиперактивного Майкла не «коктейлями Молотова», а коктейлем из олигархических денег и «грузинской мечтой» (типа, смешать водку с чачей). А другого у них ничего под рукой и не было… А вот у украинского президента было! Помню, обратился тогда к Януковичу с просьбой не сворачивать в стране полярные исследования. Тот изумился, типа, на кой х… р надо.
Я, как мог, рассказывал. Говорил об истории. О том, что «русский характер» закладывался в Поморье, Сибири, Арктике. Как, кстати, «американский» не столько на «диком Западе», сколько в холодной Аляске. Клондайк, Доусон, Сороковая миля со Смоком Беллью дали для архетипов американских Рэмбо больше, чем калифорнийские пляжи со спасателями Малибу. (Русские, отдав Штатам Аляску, помогли создать в социометрическом смысле Америку. Но это отдельная история.) Я же напоминал президенту, что у каждой уважающей себя страны должен быть свой «Север» – территория, объективно тестирующая, испытывающая, затачивающая людей на мужество, выживаемость, терпение, трудолюбие и волю. Хотя бы для этого надо было ему сохранить полярные исследования…
Говорил ему, как воцерковленному прихожанину, о сакральной близости аллегорического «Севера» к православию. Арктика – это природный храм, где человек, как в церкви, думает о главном. Где личность понимает, что испытание – это удовольствие, а удовольствие – испытание. Где всё чисто, а не загажено, где всё по-честному и по заслугам. Где душа расширяется до просторов северного сияния, а не скукоживается до размеров майдана…
Говорил, конечно, и о политике. О том, что те же майданы возникают там, где исчезает высокая мечта. Теми, кто мечтает стать полярниками и «зимовщиками», намного сложнее
манипулировать, чем теми, кто мечтает быть брокерами и коучерами..
Не услышал. И мне оставалось только перелистывать дневники Руаля Амундсена и Роберта Скотта, перечитывать романы Виктора Конецкого и Олега Куваева, смотреть любительские кадры Артура Чилингарова и Федора Конюхова, восхищаться полузабытой отважной пятеркой советских путешественников, пешком прошедших от Уэлена до Мурманска… Я думал, что тема Великого Севера закрыта навсегда. И вдруг два-три года назад появились сюжеты о наших военных в Арктике. О русских погранцах, более стильных и крутых в отечественных антиморозных приблудах, чем понтоватые «морские котики» и «блэквотеры», вместе взятые…