Параллельные миры лифтёра Сорокина

Бусахин Сергей Васильевич

– Рад бы, да вот не могу, – отвечаю принявшему истинный человеческий облик водопроводчику. – Скоро моя жена с работы придёт, а у неё нюх, как у собаки: только в подъезд зайдёт, сразу почувствует, что я с кем-то выпивал, и тут же в вашу контору позвонит. Такого наговорит, что вас сразу с работы турнут. Вам это надо?

– Да что вы? Этого мне только не хватало! – испуганно отреагировал он, закрывая чемоданчик. – Спасибо, что предупредили. Моё почтение Сорокину.

Он ушёл, а я за ним поплотнее закрыл дверь и защёлкнул задвижку, чтобы уже полностью быть уверенным в том, что больше никто не сможет помешать мне в моём творческом порыве продолжить свой рассказ. Кроме всего прочего, я был рад, что Катя не присутствовала при нашем разговоре, а то бы исповедь водопроводчика-филолога определённо вдохновила её на определённые радикальные действия по отношению ко мне.

«Окно

было распахнуто настежь. Утренний свежий ветер раздувал оконные занавески, временами открывая вид на улицу Гастелло и только-только покрывшуюся молодой листвой тополиную ветку. Среди клейкой ярко-зелёной листвы, по-весеннему радостно и громко чирикая, сновали воробьи. Я давно проснулся и лежал на кровати с открытыми глазами, наслаждаясь весенним майским утром. Катя ещё спала и чему-то улыбалась во сне. Интересно, что ей снится? Может быть, богатая вилла на берегу океана, а она сидит в шезлонге в тени пальм и, любуясь пенящимися изумрудными волнами, набегающими на белый песок пляжа, в своё удовольствие попивает экзотический коктейль, закусывая его не менее экзотическими фруктами. Рядом суетятся слуги, выполняя все её желания. “Фу, как это скучно и отвратительно, – вдруг подумал я, – а ей это нравится – только о такой жизни она и мечтает. Но это только в мечтах, а на деле, в реальной жизни, я почти уверен, что и она долго не выдержала бы такого растительного существования”. Я невольно взглянул на спящую мечтательницу: её длинны пушистые ресницы подрагивали, и казалось, что она вот-вот проснётся, и исчезнет это весеннее утро, окутанное флёром любовного томления, улетят радостные громогласные воробьи, раздвинутся занавески, и солнце бесцеремонно начнёт хозяйничать в комнате – всё станет обычным, земным, грубым, что ли, и сразу же завертится карусель житейских обыденных дел. Но, видимо, страстная ночь утомила её, и она продолжала спать, несмотря на оглушительное воробьиное чириканье, вой троллейбуса и гудки автомобилей… Внезапно она открыла глаза и повернула ко мне своё заспанное, без всякой косметики и потому такое милое лицо, её серые глаза из полусна смотрели на меня с каким-то странным удивлением, словно воспринимая меня как нечто призрачное, потустороннее, но длилось это всего несколько секунд, затем глаза её постепенно закрылись, и, прижавшись ко мне, положив свою тонкую, почти невесомую руку мне на грудь, она снова ушла в свои грёзы сна…»

Чувства сильнее разума

«Мама плохо себя чувствует, и пока я поживу у неё», – так мне с утра заявила Катя и уехала «на несколько дней» к своей маме. Оставшись один, я решил навестить своих друзей в Бобровом переулке. На двери в Васину комнату висел амбарный замок, выкрашенный в яркий красный цвет, предупреждавший о том, что хозяина не будет дома весьма продолжительное время. Сорокина, несмотря на воскресный день, я застал за работой: верхняя половина его туловища скрывалась в тёмной шахте лифта.

– Привет, Сорокин! Я смотрю, ты даже по выходным умудряешься работать. Ты, случайно, не забыл, что сегодня воскресенье?

– Здорово, Серёга. Хорошо, что пришёл, – показалось из темноты перепачканное сажей лицо моего друга, – а то давно уже не виделись. Что-то лифт стал барахлить, а завтра кастинг намечается. Сам понимаешь – всё тип-топ должно быть. Вроде бы наладил.

Он закрыл дверь в шахту и нажал кнопку вызова. Лифт плавно и бесшумно спустился вниз.

– Тебе Вася не говорил, куда он лыжи навострил? На его двери красный амбарный замок висит – символ его долгого отсутствия.

– В свою муромскую деревню укатил на этюды. Сказал, что ему надоело собачиться с соседями, потому что он, видите ли, мыслитель, а они – одичавшие мещане, и своим пустым гомоном все мысли у него из головы выбивают. В деревне же его все уважают и в гости зовут, чтобы он им про Москву рассказывал.

– Надо же, уехал и мне не позвонил, тоже мне друг называется.

– Он звонил тебе, но тебя дома не оказалось. Катя к телефону подошла, и он попросил её тебе об этом сказать, однако, видать, она забыла это сделать Я по твоему лицу вижу, что тебя что-то мучает, – вытирая тряпкой измазанные машинным маслом руки, сочувственно проговорил он. – Давай рассказывай, судя по всему, с Екатериной у тебя не лады.

– Да всё как-то наперекосяк пошло: рассказ не особенно получается, а тут ещё Катька постоянно чем-то недовольна и всё суетится – то к подруге, то ещё куда-то убегает. Вот и сегодня к маме своей уехала с самого утра. Сказала, что пробудет у неё не меньше недели, мол, мама болеет, и с ней постоянно кто-то должен находиться…

В этот миг дверь сорокинской квартиры

распахнулась и на лестничную площадку в пеньюаре бордового цвета, расшитом золотыми драконами, вальяжно вышла Феодора Львовна.

– Серж, это вы, оказывается, тут разговариваете? Рада вас видеть, – подойдя ко мне и величественно подавая мне руку, с каким-то французским прононсом произнесла она. – А я слышу голоса за дверью и подумала, что это соседи чем-то опять недовольны и моего мужа тиранят. Почему вы тут беседовать решили? Заходите в квартиру – чайку с крыжовенным вареньем попьём.

Уже сидя за столом и разливая кипяток по чашкам с чайной заваркой из электрического, начищенного до блеска самовара, Феодора Львовна, не утратив французского прононса спросила:

– Серж, что же вы моему оболтусу Чехова постеснялись дать, или вы его в букинистический магазин снесли? Только не обижайтесь на мою прямолинейность. Я ведь знаю, что у творческих людей вроде вас денег часто не бывает.

– Дело не в этом, Феодора Львовна, хотя насчёт денег вы отчасти правы, просто времена, когда жил и творил Чехов, давно прошли, и взаимоотношения между людьми сильно поменялись. Вот я и решил: оставить девятнадцатый век в покое, а самому написать рассказ о современной любви…

– Я же тебе говорил об этом, – прервал меня Сорокин, обращаясь к своей жене. – Ты просто забыла. Когда он его напишет, даст мне почитать.

– Представляете, Серж, – со скорбным выражением лица проговорила Феодора Львовна, – всё бы было ничего, если бы он до беспамятства не увлёкся этой противной шведской ходьбой, совершенно утратив чувство реальности, как будто русская ходьба хуже: у нас, чтобы ходить, даже палки не нужны, а он теперь без них никуда, ходит и прохожих палками пугает. Ну куда это годится? Но самое, на мой взгляд, ужасное – это почти полное забвение своих мужских обязанностей, которые должен без напоминаний соблюдать каждый уважающий себя семейный мужчина. Ну вы, надеюсь, понимаете, что я имею в виду, и если бы он не приволок однажды с собой собаку, которая как-то меня немного успокоила и отвлекла от мрачных упаднических мыслей, то я бы в конце концов заплакала и в рыданиях, заливаясь непрошеными и горькими слезами, ушла бы от него к другому мужчине, а за мной, между прочим, очередь из бобылей уже давно выстроилась, да было бы тебе известно, – уже с некоторой язвительностью в голосе обратилась она к оторопевшему мужу. – Заруби себе это на носу и постарайся больше не причинять мне душевную боль своими шведскими выкрутасами. Надеюсь, рассказ Сержа приведёт тебя в чувство. Когда же вы собираетесь его закончить? – это уже ко мне.

– Даже не знаю, что вам ответить, Феодора Львовна. Такую тему на раз-два раскрыть не получится. Постараюсь, конечно, ускорить процесс, однако ничего определённого сказать не могу, хотя и понимаю ваше нетерпение.

– Да что там говорить! Любовь – чувство непредсказуемое, – вдруг подал свой голос Сорокин, – и не имеет абсолютно никаких правил, но такой любви, о которой ты хочешь написать, я что-то ничего не знаю, да и, думаю, в нашей земной жизни она просто невозможна. Знаю только то, что настоящая любовь – до гробовой доски – это тоже талант, и очень редкий, особенно в наше время, когда всё в этом плане упростилось и опошлилось, а иногда вообще ума не хватает, чтобы понять, как могут жить вместе муж с женой. Один мужик, я его постоянно в лифте встречаю, сказал мне, что он уже пять раз разводился и женился. Какая уж тут высокая любовь. Я вот для примера, и, может, это как-то продвинет твою любовную фантазию, хочу рассказать про одного моего знакомого, правда, я уже давно его не видел. Может, уже и помер, что и немудрено в его положении. Так вот: он тоже безумно любил свою жену. Внешне – по его описанию – она выглядела весьма заурядно и, на мой опытный взгляд в этом вопросе, никакой особой сексуальной привлекательности не имела, а вот поди ж ты, пользовалась невероятной популярностью у мужиков, и при таком раскладе сексуальных утех, которыми она себя изнуряла, на мужа часто сил у неё просто не хватало. Бывало, домой приходила чуть ли не под утро пьяная в хлам, а он не спал – ждал её всю ночь, помогал снимать обувь и надевал ей домашние тапочки, подогревал ужин или, скорее, завтрак. Она смеялась ему в лицо, а он терпел и укладывал её – пьяную стерву – в постель. Однажды вообще заявилась в одном чулке и без трусов, едва на ногах держалась, а он возьми да и спроси её: «Любовь моя, – спрашивает он её ласково, – где это ты свои трусы с чулком оставила?» Так она его за это избила, после чего он ещё на коленях просил у неё прощения. Даже после этого случая они продолжали жить вместе, и всё повторялось вновь. Видишь, какая чудная любовь в наши дни бывает.