Пари на развод

Беж Рина

К великому счастью.

Он даже в поступках взрослее папаши.

– Почему ты не дал ему сдачи? – уточняю, пока выбрасываю в мусорное ведро использованные ватные диски и убираю в шкаф аптечку.

Алексей мог бы удивить отца своими способностями бить по роже – тут нет сомнений. Он – боец, и его награды – не подарок за красивые глаза, хотя за них тоже можно их давать – он у меня красивый. Медали заслужены.

– Я же – тхэквондист, мам, – отвечает сын ровно, но, считывая непонимание в моем лице, добавляет, –

забыла, наше боевое искусство призвано защищать от агрессии, а не наоборот? Помнишь, я тебе о пяти принципах рассказывал?

– Да, – соглашаюсь.

Алешка действительно несколько раз говорил. Во-первых, чтобы самому вызубрить постулаты назубок. Лаконичные и четкие, они вкладывались и вкладываются в головы бойцов постоянно. Как основа основ, нарушение которых – жестокое преступление.

Во-вторых, мне самой было интересно. Изначально я ничего в этом спорте не понимала и считала его обычным мордобитием, пока не узнала смысл.

– Честность, терпение, самообладание, непоколебимость духа и, кажется, вежливость… – напрягаю память.

– Верно. Так вот первые четыре относятся ко мне, как к бойцу, а пятый, вежливость, относится к противнику. Я должен всегда уважать своего противника, мам, чтобы через уважение к нему учится уважать окружающих и самого себя.

Четырнадцать лет.

Подросток.

Красный пояс.

Простое мордобитие?

Как бы не так.

Четкие установки настоящего мужчины – вот что в голове моего сына.

– А ты его, значит, – у меня язык не поворачивается назвать Кирова отцом, мерзко, – больше не уважаешь.

Это даже не вопрос. Утверждение.

– Нет, – тихо, но весомо.

Гляжу на острые скулы. В серо-зеленые глаза, смотрящие в ответ прямо и уверенно.

Киваю.

У меня нет желания поучать, переубеждать или с пеной у рта отговаривать сына передумать. Я признаю его мнение и его авторитет. Если он так решил, значит, решил.

Алексей никогда не был истеричкой, который за день с десяток раз передумывает: да или нет. У него всё четко. Все выводы взвешены и обдуманы.

– Нас так учат, мам, что я знаю на теле человека все его слабые места. Я знаю, как с одного удара ногой покалечить и даже убить, – Лекс ненадолго прерывается, морщится, глядя в сторону, потом продолжает, – только нас учат не для того, чтобы мы причиняли боль другим, а, наоборот, чтобы ни при каких обстоятельствах так не поступали.

С первых слов понимаю, что то, что он говорит – для него особенно важно. Дергает.

– Сегодня я чуть не переступил черту, потому что хотел сделать ему также больно, как он сделал тебе… – а вот и заноза, засевшая у него в сердце.

Все по вине близкого человека, оказавшегося слабаком и мерзавцем. Будь Киров поблизости, плюнула бы в морду.

Обнимаю сына крепко-крепко и внутри радуюсь, что он поддается, не отгораживается,

что не молчит, а проговаривает обиды, раскрывается, позволяет помочь.

– Лёш, родной, ты у меня – молодец, ты не переступил черту, и меня защитил. Я тебя очень-очень люблю.

– И я тебя, – обнимает в ответ. – Хорошо, что он ушел. И бабушка тоже. Не нужны они нам. Сами справимся.

Киваю. Тут я стопроцентно с ним солидарна.

Справимся. Сами. Обязательно.

Чуть позже, когда разливаю нам чай по чашкам, а Алешка достает торт – после жуткой нервотрепки сладкое – то, что доктор прописал, интересуюсь:

– Ты слышал наш с Аллой Савельевной разговор?

– Да. Она особо и не скрывалась, когда причитала на всю квартиру, – фыркает раздраженно. – И мне не понравилось, что она обвинила тебя в том, как сорвался… ее сын. Не его упрекнула, мам, а опять тебя. Это подло.

Снова киваю, делая в голове акцент, как сын назвал отца.

Но в целом верно. Каждое слово – правда. Свекровь опять обвинила меня. А потом, наконец-то, свалила вслед за Сергеем. Отговаривать ее не стала. Как и сделала вид, что не вижу кривляний про больное сердце, голову, почки.

К черту их.

Не пропадут. А вот если забудут наши имена и этот адрес – будет вообще прекрасно.

Глава 14

ОЛЕСЯ

Я справлюсь. Справлюсь. Справлюсь!

У меня нет другого выхода.

Именно об этом думаю после завтрака, когда сын уходит в свою комнату. Говорит, чтобы разобрать сумку с вещами, до которой вчера у него руки не дошли. У меня, к слову, тоже. Но мне кажется, чтобы побыть наедине с собой.

Переварить. Осознать. Принять.

Армагеддон, которым обеспечил Киров, затронул всех. Лешку особенно, пусть он и держится бодрячком.

Господи, от воспоминаний мужниной рожи, перекошенной злобой и брезгливостью, нервно потряхивает. Впервые в жизни жалею, что в доме нет сигарет. Никогда не курила и не думала в эту сторону, но сегодня точно бы попыталась перебить одну дрянь другой.

За неимением никотиновой отдушины споласкиваю чашки из-под чая и завариваю себе крепкий кофе. Черный. Без сахара.

Самое оно.

Приношу на кухню планшет, чтобы было удобнее лазать в поисковике, забираюсь на подоконник с ногами и, подложив под спину небольшую подушку, берусь за дело.

Последние события ярко показали, что Сергей не ограничивается угрозами на словах. Не гнушается пускать в ход руки и применять силу. Он представляет явную опасность.

И это не шутки.

Чертова реальность.

Оставлять подобное без внимания – откровенная глупость и недальновидность. Тем более, зная Кирова и его мелочный характер.