Пари с морским дьяволом
Шрифт:
– Да что непонятное-то? – зло спросил Козулин. – Убило мальчишку! По дурости его собственной убило!
– А жену капитана тоже по ее дурости убило?
Козулин дернулся, отступил на шаг и наткнулся на стол.
– Сергей, можно вас на минутку? – спросили сзади.
Бабкин обернулся. В дверях стоял Темир Гиреев.
– Ты, Ваня, извини нас, пожалуйста… – сказал он, не глядя на Козулина. – Капитан просил всех пассажиров собраться.
– За что извиняешься, Темир?
Радист поднял глаза, и они с врачом несколько секунд смотрели друг на друга. Сергей пытался понять, что означает этот молчаливый обмен взглядами.
– …Сергей, вы кое-чего не знаете, – негромко говорил радист, пока они шли по коридору. – И пытаетесь получить ответы у того, кто не может вам ничего объяснить.
– И почему же Козулин не может?
Темир приостановился.
– Потому что он убежден, что Галина Антоновна погибла по его вине.
– А это в самом деле так? – помолчав, спросил Бабкин.
Гиреев развел руками:
– Кто мог такую женщину остановить? У нее полторы тысячи людей в подчинении, она свое дело с нуля подняла, характер ого-го какой был! Когда женщина многими мужчинами управляет, она берега совсем перестает видеть. Капитан ее просил: не пей, Галя, хватит. Спиртное отобрал и спрятал. Но Галина Антоновна схитрила: пошла к Козулину, нашла у него… – радист запнулся на секунду, – много чего нашла.
– Он выпивал тогда?
– И крепко, – со вздохом подтвердил Темир. – Потом даже вспомнить не мог, сколько бутылок она у него забрала. На палубу ночью сильно пьяная поднялась, а бог, Сергей, он не всегда пьяных бережет.
Они взошли по трапу. Бабкин бросил взгляд на берег, где они с Машей устраивали ловушку, которая так и не сработала.
«Посмотри, – всплыли в его памяти слова Илюшина, – все три – мимо».
Бабкин был рационален до мозга костей. Он и мысли не допускал, что во сне к нему приходил Макар, соскучившийся в загробной жизни по загадкам и издевательствам над напарником. Это его собственное подсознание пыталось о чем-то намекнуть ему. Правда, Сергей был уверен, что никогда не знал о диагнозе «соматизированная депрессия». Но подсознание представлялось ему чем-то вроде большого мусорного ведра, задвинутого под стол, так что туда могла и «соматизированная» попасть при случае.
«Все три – мимо». Выходит, я ошибся со своей версией».
– Капитан под горячую руку тогда разного наговорил Козулину, – продолжал Темир. – Потом просил прощения. У вас говорят: «Слово – не воробей». А у нас говорят: «Словом в лицо – кнутом по спине». Если так судить, много шрамов должно на спине у Вани остаться.
«Достаточно ли много для того, чтобы Козулин решился убить матроса?» – подумал Бабкин, глядя в коротко стриженный затылок радиста.
«На берег мы высадились втроем: я, капитан и Сергей Бабкин. Моторку прислали из порта, Муромцев договорился. Надо отдать местным должное: когда капитан сообщил о происшествии, очень сочувствовали и сами предложили довезти до городка и обратно, а денег не взяли.
Мало кто задумывается над тем, что будет, если человек умрет на борту корабля. Если это океанский лайнер, тут все просто: у них есть большие холодильники, куда можно при желании легко запихать две дюжины покойников, а если утрамбовать хорошенько, то и все три. О таком
На небольших кораблях все по-другому. Холодильников, таких огромных, чтобы туда тело убралось, на них нет. А значит, и у нас тоже, потому что «Мечта» по морским меркам – средних размеров парусник.
Понимаете, к чему я? Негде нам было Антоху хранить.
В таких случаях тело сгружают на берег. Капитан своей властью проводит расследование, выносит решение и связывается с соответствующими службами в ближайшем населенном пункте. У нас все это прошло без задержек. Все формальности были улажены очень быстро, Муромцев подписал нужные бумаги.
Оставалась самая тягостная обязанность: переправить труп в морг при местной больничке. Чтобы потом близкие, которые за ним прилетят, нашли тело в сохранном виде, а не испортившимся на жаре. У Антохи из родни была одна-единственная тетка, и она, кажется, не слишком горевала, услышав от капитана ужасную новость. Но заявила, что хоронить на чужбине не разрешает, сделает все сама, честь по чести.
По мне, так правильнее было бы предать его земле здесь. Но меня никто не спрашивал.
Эх, Антоха, Антоха…
Бабкин сам вызвался нам помогать. Остальные были совсем в растрепанных чувствах, включая команду. Темир вроде держался, а как пришла пора грузить тело, расклеился так, что Козулин его увел к себе. Про Нафаню и говорить нечего. Артема мы оставили с пассажирами. Так что помощь этого смурного мужика оказалась очень кстати.
Когда в больничке мы закончили с печальными нашими обязанностями, то, не сговариваясь, пошли до причала пешком. Брели в полном молчании по пыльной дороге. Не знаю, о чем Муромцев с Бабкиным думали, а у меня почему-то вертелись в голове обрывки из разговора двух местных полицейских, подслушанного в участке.
Я ведь говорил, настоящий моряк на любом языке пару слов поймет. А эти парни еще и руками махали, облегчая мне задачу. Видать, их не на шутку поразило то, что случилось. Только относилось это вовсе не к нам с Антохой.
«– Пять миль вплавь… – Задержать бы! – А основания? – Если не врет, надо дело заводить… – Может, псих?»
«Трэлос» – сказал один из них, это я хорошо разобрал, а трэлос – это и есть сумасшедший. Второй ему возражал, что, мол, не слишком тот похож на безумца.
Пять миль вплавь – это получается чуть меньше десяти километров. Даже если бравые парни преувеличили, все равно выходит изрядно. Что же это за спортсмен такой?
За этими мыслями я не заметил, как Муромцев срезал путь. Мы завернули за угол потрепанной гостиницы и сразу оказались напротив причала.
Море к вечеру вобрало в себя всю синь, которая щедро разлита богом в этих краях. Небо над ним было светлое, и облака растворялись в нем, как в воде. И под этим нежным белым небом на самом краю дощатого причала спиной к нам стоял человек.
Бабкин сделал несколько шагов, вступил на пирс – и окаменел.
Он не издал ни звука. Просто молча смотрел на эту спину. Но я знал, чем хотите могу поклясться, знал, что он кричит про себя. Потому что я уже слышал один раз этот крик.