Пари с морским дьяволом
Шрифт:
Он покосился на врача и замолчал.
У Козулина даже борода встопорщилась от любопытства. Но доктор сказал «грахмм», откашлялся и сделал вид, что его совершенно не интересует, что новый пассажир собирается поведать женщине, при виде его потерявшей сознание.
– Минуточку внимания попрошу! – Он постучал невесть откуда взявшимся молоточком об стол. – Пока я пациентку не обследую, все разговорчики – за дверью.
И сурово сверкнул глазами на Бабкина, попытавшегося было протестовать.
Илюшин с Сергеем вышли, Иван Васильевич склонился
– Обморок у вас, моя голуба, был непродолжительный. Однако пока надо полежать. Не волноваться. Вы не волнуетесь?
– Я не волнуюсь, – машинально подтвердила она.
– Грах-хм… Ну, хорошо. В ушах шумит? Нет? Головку вот так наклоните. Теперь выпрямите. А посмотрите-ка, моя хорошая, сюда. Затылок болит? Височки? А здесь?
Обследовав Машу и убедившись, что она может сидеть, ходить и даже внятно говорить, доктор с трудом, но согласился отпустить ее.
– С условием, что ближайший час вы лежите. Без острых потрясений.
Взгляды их встретились, и Маша заметила, как за последние несколько часов осунулся и сник живчик Козулин.
– Я вам очень сочувствую, Иван Васильевич, – тихо сказала она. – Примите мои самые искренние соболезнования.
Он молча кивнул, похлопал ее по плечу и встал лицом к окну, заложив руки за спину. Маша поняла, что прием у доктора окончен.
– Что у вас тут случилось? – шепотом спросил Макар, пока они шли к их каюте. – Нет, в самом деле, я же вижу, что-то не то…
Маша обернулась и испепелила его таким взглядом, что он прикусил язык.
– Илюшин, молчи, – посоветовал Бабкин, отпирая дверь. – «Что-то не то» у нас продолжалось три месяца.
– Кто-то умер, да? – не выдержал Макар.
– Да, черт возьми! Ты!
Бабкин скептически оглядел друга.
– И я до сих пор не совсем уверен, – добавил он, – что действительно вижу тебя живым.
– Можешь ножичком потыкать, – предложил Илюшин. Он огляделся, и брови его полезли вверх: – Вы что, добровольно согласились здесь жить? В этой конуре?
– Маш, я сейчас убью его, – предупредил Бабкин. – Отвернись к стене.
Маша села на койку и обхватила руками колени. «Это просто невероятно, – подумала она, рассматривая мужа, – он ведет себя так, как будто не видит в происходящем ничего удивительного! Они даже препираются как обычно!»
Она наблюдала, как Сергей с Макаром роются в чемодане, пытаясь выбрать для Илюшина подходящие штаны и рубаху. Как Сергей, пока Макар переодевается, притаскивает для него из камбуза два огромных бутерброда с колбасой, из которых один тут же съедает сам. Как шутя дает другу по шее, а Макар уворачивается и в тесном пространстве каюты, конечно же, сбивает на пол тарелку со своим бутербродом, а потом они оба с криком «быстро поднятый предмет не считается упавшим!» кидаются за ним – кто успеет схватить первым.
Они что-то говорили ей, Маша что-то отвечала, не переставая мысленно искать ответ на эту загадку. Нет, она вовсе не хотела, чтобы Сергей терял сознание, начинал заикаться или
И вдруг до нее дошло.
Ответ был прост и довольно очевиден. Сергей действительно не был поражен случившимся.
Его мир накренился и треснул пополам, когда Илюшин пропал. Вот чего он не мог представить и осмыслить. Макар выпутывался из любых передряг. Макар в тридцать шесть лет выглядел на двадцать, заставляя подозревать, что он заключил сделку с дьяволом. Возможно, в глубине души Бабкин не ставил под сомнение, что вместе с вечной молодостью Илюшин заодно прикупил и вечную жизнь.
В начале лета случилось то, чего не могло случиться, и он не мог найти этому объяснения. Для Сергея в смерти Илюшина было гораздо больше нереального, чем в его появлении из небытия.
А сейчас мир встал на свое место. Трещина сомкнулась. Все вернулось на круги своя.
– И как Афродита из пены пивной, он каждое утро рождается вновь… – пробормотала Маша.
Две пары глаз, карие и серые, уставились на нее.
– Ты за нами следил? – требовательно спросила она у Макара. – Раньше не мог показаться?
Илюшин замахал руками:
– Ты что! Я понятия не имел, что вы здесь!
– Он чуть не чокнулся, когда меня увидел, – доверительно поведал Сергей.
– Вранье! – возмутился Илюшин.
– Машка, я тебе клянусь! Метался по причалу, выпучив зенки, и бормотал «сгинь, сгинь!»
Маша представила Илюшина, бегающего с вытаращенными глазами, и рассмеялась. Ей стало легче. Хоть кто-то, кроме нее, в этой дикой немыслимой ситуации был близок к тому, чтобы счесть себя сумасшедшим.
– Макар, так что произошло? – спросила она. – Почему ты ни разу не дал о себе знать?
– Он не мог, – ответил вместо него Бабкин.
– Я не мог, – подтвердил Илюшин. – Неужели ты думаешь, я бы стал молчать, если бы имел возможность вас предупредить?
Маша быстро выставила ладонь, показывая, чтобы не продолжал. Сейчас, когда Макар сидел рядом, даже увлекательно было сыграть в эту игру.
– Сверхсекретное государственное расследование? – предположила она.
Макар отрицательно покачал головой.
– Ты решил начать новую жизнь?
– С такой пакости, как исчезнуть и бросить вас обоих в неизвестности? Заманчиво. Но нет.
Маша вопросительно взглянула на мужа.
– Я знаю ответ, но только в общих чертах, без подробностей, – сказал он. – Макар, давай-ка рассказывай все с самого начала.
– Получится долго.
– Мы сегодня стоим на якоре и никуда не денемся. Ты даже сможешь утром вернуться в участок.
На лице Илюшина выразилось все, что он думает об этой перспективе.
– Ладно, только дайте завернуться во что-нибудь. Я постоянно мерзну.
Бабкин протянул ему одеяло. Сам он забрался на койку рядом с Машей, Илюшин сел напротив, на полу, закутавшись, как в кокон. Только лохматая русая голова торчала наружу.