Пари (сборник)
Шрифт:
«А чего это я тут стою как соляной столп и не возмущаюсь, когда разные донжуаны соблазняют меня наглым образом и вдобавок так уверены в собственной неотразимости, что даже не боятся сопротивления?» – промелькнула мысль. И все же я позволила себе еще полсекунды удовольствия, и только. Еще полсекунды – и можно было бы не писать дальше и избавить читательниц от поисков описаний природы. Но чем я всегда гордилась, так это своей недюжинной силой воли.
– Руки прочь, развратник, – я спасла пуговицу от отрывания (каких трудов мне это стоило!) и, толкнув, усадила
– Срочно по чашке крепкого кофе для оздоровления логики. Можно по две – закрепить результат.
– А так ли надо ее оздоравливать? – почти прошептал он, и у меня вновь отказали ноги.
– Андрюша, милый, надо, а то, я смотрю, у вас в районе ожога появилась какая-то странная опухоль плюс температура под сорок. Я тут читала газетку на досуге. Так, не поверите, все симптомы страшного заболевания СПИД.
– Ой, скажи это еще раз, – он умоляюще застонал.
– Про СПИД? Лучше газетку принесу.
– Нет, про милого Андрюшу. Когда ты так говоришь, мне уже все равно, СПИД это или что-то еще. Просто хочется взять сейчас тебя на руки и отнести в постель, а там уже выяснять, насколько страшны будут последствия поставленного только что диагноза. Может, попробуем?
– Тьфу на вас, Андрей! Все вам шуточки.
– Шуточки – это твое. Я серьезен как никогда, – он предусмотрительно забрал у меня большую горячую чашку и потянулся обнять меня за бедра. Я отпрыгнула от него в сторону, чуть не сбив горшок с пальмой, притулившийся в углу.
– Андрей, надевайте штаны, пейте кофе и прекращайте на меня ТАК глазеть. Я вам не благотворительный концерт. Ясно?
– Куда уж яснее…
– Пришли в себя? Слава богу!.. – выдохнула я, когда кофейник был опустошен, а шорты водворены на место.
Андрей сел передо мной на корточки и, обняв руками мои колени, заглядывал в лицо:
– Лариса, и все-таки, почему нет? Откуда такое сопротивление и упрямство? Насколько я понял, я не так уж тебе противен.
– Какой там противен? – Я хитро прищурилась. – Я от вас, Андрюша милый (просишь – получи), просто таю и теряю весь оставшийся разум, вы же не младенец и не слепец. Любая женщина была бы польщена вашим отношением, и я, как любая женщина, тоже. Мое слабое сердце выпрыгивает из груди, ноги подкашиваются, сознание затмевается, и хочется отдаться вам тут же на кухонном столе. Но, но, но… – Андрей походил на обласканного песика, которому только что преподнесли мозговую косточку. – Но боюсь, ваши многострадальные обугленные гениталии еще не готовы вынести необходимую в таких случаях нагрузку, и добровольно отказываюсь ради вашего же здоровья.
У сеттера отобрали кость.
– Что ты этим хочешь сказать? Ну я тебе сейчас покажу обугленные гениталии! Ты сейчас дождешься, только вот доберусь! – Андрей вскочил, опрокидывая табуретки, и собрался было меня схватить, но я опередила его на долю секунды и, запершись в туалете на задвижку, продолжала язвить:
– Ой, мамочка! Не надо больше ЭТОГО показывать. Было бы чем хвастаться! Никакого эстетического наслаждения – одни головешки. Меня и так уже тошнит от вида горелого мяса.
Он ломился в закрытую дверь еще минуты три, а затем уселся у порога, решительно заявив, что никуда не уйдет.
– Ну и сидите. У меня есть необходимая для нормального функционирования организма вода и удобное место для спанья, а вот вам придется справлять малую и большую нужду в целлофановые пакетики и швырять их в форточку. Нехорошо! Соседи могут не одобрить!
Мы поперекидывались фразами еще с полчаса и, устав наконец соревноваться в остроумии, заключили пакт о взаимном ненападении. Я боязливо выбралась из туалета и тут же получила в лоб ощутимый щелбан – за грубость.
А на ночь я осталась у Андрея, потому что, видите ли, резко подпрыгнула температура и возникла срочная необходимость в медобслуживании. Градусника мне никто не показал, но я и не настаивала, потому что, если честно, сама хотела остаться. Андрей больше не предпринимал попыток соблазнения, и я тоже вела себя достаточно осторожно и не провоцировала его. Поужинав, мы опять сидели допоздна, беседуя о разной ерунде, и я снова читала ему свои стихи, а он рассказывал истории из детства и студенческой жизни.
Мне было хорошо, спокойно и уютно, и я знала, ощущала всеми фибрами, что и ему тоже. И это чувство было гораздо опаснее того желания, которое овладевало мной от его прикосновений. Опаснее, потому что серьезнее, сильнее и нужнее. Мне приходилось напоминать самой себе, что я самодостаточный и сильный человечек и что не стоит привыкать к тому, к чему привыкать не стоит.
– Знаешь, Лариса, с тобой удивительно легко и радостно общаться, когда ты не устраиваешь клоунад, – сказал он.
– Порой бывает надо устроить клоунаду, – отбарабанила я, и он согласился. – С вами, Андрей, между прочим, тоже легко, когда вы не играете в Казанову. Ведь можете же быть человеком, когда захотите.
– Могу, конечно. Но это непросто, когда рядом находится красивая и очень соблазнительная барышня, да еще и с неадекватным чувством юмора. Поставь себя на мое место.
– Ну вот те раз! Пошли по кругу. Договорились же.
– А я и не претендую ни на что. Но я тебе порекомендую все же подумать на сон грядущий о том, что… Впрочем, забудь, – он прервал фразу, а мне почудилось, что он хотел произнести нечто для меня немаловажное.
Перед тем как расходиться на ночь, он вполголоса попросил:
– Эй, птеродактиль, поцеловать-то хоть можно, по-дружески?
– По-дружески? Точно? Тогда да. Но не перебарщивать с эротикой и не лишать меня здорового сна, – Андрей тихонько прикоснулся теплыми губами к моей щеке и задержался чуть дольше, чем требовал просто товарищеский поцелуй. – Эээй, тормозите. Не хочу чтобы меня преследовали ночные кошмары с уклоном в «Плейбой» с вашим участием. Пожалейте бедняжечку.
– Лариса, а тебе кто-нибудь говорил, что ты удивительный человек? – ни с того ни с сего поинтересовался Андрей.