Париж между ног
Шрифт:
— А что, можно? — Осторожно и с надеждой мне.
— Нужно, Геночка! А тебе и можно, и…
Его поцелуй закружил, затянул меня, погружая в какое-то полусознательное состояние из которого я…
— Так, все, все… Не получается!
— Что не получается? У меня?
— Да у тебя как раз все хорошо получается, к тому же я уже чувствую, что еще чуть-чуть и бабочка, что залетела случайно на огонек, не успеет даже своими крылышками взмахнуть, как ее — ам и проглотит вот тот! Да, вот такой вот большой и сильный мальчишка!
Я это не просто так сказала, а случайно рукой зацепила и словно обожглась от осознания его возбуждения и желания. Как он там говорил? Посох? Так что ли? Так вот он у него не просто, а торчал! Так торчал, что напугал этим меня, своим не посохом, нет, а неукротимым желанием обладать мной!
Он встал и отошел не оборачиваясь. Стал зачем-то собирать и яростно переламывать ветки, трещать ими, как будто-бы старался за этими звуками, действиями что-то скрыть, спрятать от меня и самому отрешиться.
— Ты обиделся? Ну, прости, прости, если что не так. Ну как мне у тебя попросить извинения? А хочешь, я тебе сделаю…
— Нет! Прекрати! Хватит!
— Вот видишь, а ты говоришь, посох….
— Прекрати, слышишь? И вовсе я не обиделся, вот. Просто я…
— Хочешь меня? Ну что ты молчишь? Не молчишь? Тогда что, киваешь головой?
— Да…
— Ну, тогда в чем дело? Почему ты так не сказал, почему не сделал, а бегаешь по лесу с палками какими-то вместо того, чтобы в меня горячую палочку… нет, а ну, подойди, сейчас я ее достану и скажу….
— Принцесса! Ну, если бы на твоем месте была другая, то я бы ей, как…
— Вдул!
— Тьфу ты! Прости, но чуть не выругался! Ну, кто так говорит, у кого так вообще язык повернулся сказать и придумать такое сравнение?
— А что сказать, тархать, это лучше, а может сказать, что е…..?
Ну что ты, куда помчался? Генка, Геночка? Ау? Где ты? Гена? Геночка? Дурашка? Где ты…..
Минут пятнадцать мы с ним все выясняли кто прав, а кто разболтался безмерно, и, наконец, он вернулся, уселся.
— Только, Принцесса, ты, пожалуйста, со своим словарным запасом аккуратнее обращайся. Хорошо? — Я киваю, мол, да, согласна. А потом уже, прижимаясь к его руке и глядя на огонь.
— Ну, рассказывай? Что там дальше с той претенденткой на мою корону произошло?
— А то и произошло. Выкидыш, вот что. Только ты не волнуйся, это тебя не касается и с тобой не случится!
— Это еще почему?
— Да потому, что Антонина уже все насчет тебя выяснила и что у тебя беременность проходит нормально и что у тебя девочка, и…
– Это правда?
— Что, правда?
— Ну насчет того, что у меня девочка?
— Ну как же, ей так не только сказали по телефону из госпиталя, где ты лежала, но и передали, или переслали, я не знаю даже, плохо в тех компьютерах разбираюсь…
— Файл, изображение УЗИ?
— Да, вот правильно, УЗИ.
— И что? Что там?
— Ну почему ты меня спрашиваешь, ты что, ее сама не видела?
— Нет! Ты знаешь, я ведь так решила, что не хочу и не должна знать, кто у меня! А то, как предательство какое-то получается. Он ведь не виноват, этот малыш, что он вот такой вот, образовался, прицепился и растет там в животике у своей мамочки. А если вот такая, как Антонина, ей только мальчика, так что мне теперь на аборт? Нет! Никогда! Это мой ребенок и я, кто бы им ни был, я его мамочка и я его буду растить и рожать! Вот как!
— Здорово! Как хорошо и правильно ты все говоришь, Принцесса! Вот я тебя слушаю и завидую Игорю, завидую такой завистью…
— А ты не завидуй! Понял, мой дурашка!
— Что? Я, правда, все еще твой? И я еще могу на что-то…
Второй раз мы уже по-другому, и я, целуя его, шепчу…
— Не стесняйся, не прячься… Я хочу чувствовать мужское желание, мне надо….
Рука моя ощутила это мужское великолепие, чему мы женщины отдаем в своей жизни всепредпочтение, предпочтение их мужскому. Именно этому нет, не торчащему предмету, а их неукротимому желанию нас иметь… как женщину….
Выслушать дальше, что же случилось с той барышней, я уже себя насильно заставила, и еле оторвалась…. Освобождаясь от его губ и рук расспрашиваю как можно спокойнее, хотя во мне такая буря вскипела, что еще бы чуточку и чуть-чуть…
— Ох! Ну, Геночка, Генка! Я девочка, пеночка! Ну и что же там было дальше? Перекури и рассказывай, я слушаю.
Генка как-то медленно возвратился к реальности, но послушно, как это делал всегда со мной, начал глухо, потом откашлялся и рассказал следующее.
— Все то, что ей было отторжено, попало в руки к ее подруге…
— А помню, Людмиле, что в институте каком-то, где акушерство и гинекология…
— Так вот там что-то по просьбе Антонины, а следом у Игоря и той дивчины и…
— И что? Что они обнаружили? Вирус, болезнь, какую-то?
— Нет! Не угадала.
— Знаешь что, Генка, я сейчас тебе как тресну! Ну как же так можно похабно рассказывать? Ты что же думаешь, у меня нервы крепкие? Да я, ты знаешь, как там, в Париже мне одной досталось? …. И почему-то сама заплакала….
Плачу и чувствую, как он меня гладит, успокаивает и тихо мне, тихо…
— Знаю, я все знаю…. И про то, как тебя избили, и что шантажировали фотографиями, и даже как твою помощницу переправили к нам …
— Так это все правда? Мари здесь? Ну, скажи мне?
— Не волнуйся, она жива и здорова, и мы знаем о ней многое…
— Что, что вы знаете? Ее не мучают, не насилуют, с ней хорошо обращаются? — Спрашиваю успокаиваясь.
— Да, в известной мере.
— Что это значит?
— Это означает, что она работает, а за ней присматривают.