Париж
Шрифт:
Раздавались голоса, что следствием допущено множество ошибок и даже что Дрейфус невиновен. Как и следовало ожидать, военные власти и мысли не допускали о том, что могут быть не правы. На этом все пока и закончилось.
Эта тема возникла случайно, когда отец и сын говорили о разнице между гражданским и военным судами, и виконт высказал мнение, что ни одна система правосудия не может быть совершенной.
– Взять хотя бы того же Дрейфуса, к примеру: я бы сказал, что он виновен, но однажды может оказаться, что он вообще ни при чем. Это случается сплошь и рядом.
– О,
– Мой дорогой мальчик, нельзя же утверждать, что человек предатель, только на том основании, что он еврей.
– Нельзя, но его происхождение сразу вызывает подозрения.
– Я так не думаю. Чем вызвано такое твое отношение к евреям?
– Прежде всего они не католики, это то, что лежит на поверхности. И потому мы не можем быть уверены в их лояльности. Никто не знает, что у них на уме.
– Ты считаешь, что существует всеобщий еврейский заговор?
– Но евреи же держатся вместе, это факт.
– И ты думаешь, будто наш друг Якоб, который продал нам этот замечательный гобелен, тоже участвует в заговоре?
– Не знаю, отец. Может быть.
– И офицеры твоего полка придерживаются такого же мнения?
– Конечно. И в том, что касается «дела Дрейфуса», большинство высказываются за то, чтобы евреям вообще не разрешали носить офицерское звание.
– Не существует никаких доказательств заговора, тебе известно это?
– Естественно. Это же заговор.
Виконт вздохнул:
– Мой дорогой сын, ты придерживаешься той же доктрины, которую проповедовал каждый маньяк в тайной полиции со времен Вавилона: если мы видим заговор, значит он доказан; если мы его не видим, значит заговорщики ловко скрываются. Это беспроигрышная логика.
– Вот именно.
– Но, возможно, никакого заговора вовсе нет, мой мальчик. Тебе не приходило это в голову?
Роланд смолк.
Виконт гордился сыном. Он видел, что, несмотря на все предрассудки, которые, к несчастью, были общепринятыми, Роланд выказывал идеалистическое стремление служить правому делу. Порок скрывался не в характере сына – честном и благородном, а в его мировоззрении – весьма ограниченном. И это, рассуждал виконт, еще один довод в пользу того, чтобы попытаться оказать сыну важную услугу.
Он должен развить ум молодого человека, показать ему, что жить можно по-разному и что в несовершенном мире терпимость – это добродетель.
И в этом виконту поможет все та же идея, пришедшая ему в голову во время обеда с Бланшаром и тем пренеприятным стряпчим. Де Синь не видел ничего невозможного в том, чтобы отобедать в кругу семейства Бланшар, но с самого начала он намеревался отправить вместо себя сына. Роланду следует расширить круг знакомств, и семья Бланшар вполне сойдет для начала.
Не был оставлен виконтом без внимания и тот факт, что у Бланшара имеется дочь, которая наверняка принесет будущему мужу отличное приданое. Девушка не принадлежит к знатному роду, ну так что же. Времена меняются, и нужно учитывать это. Возможно, Роланду подойдет именно
Только нельзя допустить, чтобы сын догадался о его плане. Мальчик обязательно взбунтуется, если сочтет, будто им манипулируют. Однако события сложились так, что виконту почти не пришлось прилагать усилий.
В начале января прошли мощные снегопады. Замок в снежном наряде выглядел волшебно, но затем грянули морозы, лопнуло несколько труб, и ко второй декаде месяца, когда началось потепление, выяснилось, что подвалы затопило и ситуация серьезная.
– Мой дорогой сын, у меня к тебе есть две просьбы. Первая связана с письмом, которое я только что нашел на своем столе. Оно пришло шесть недель назад, только я совершенно забыл о нем. Оно от одного человека из Канады, который считает, будто приходится нам родственником. Я уверен, что это не так. Насколько мне известно, из нашей семьи никто в Канаду не уезжал. Но не думаю, будто этот канадец пытается втереться к нам в доверие. Выражается он весьма изящно. Так вот, сейчас у меня масса хлопот, а я и так смущен, что безбожно затянул с ответом. Сделай мне одолжение, ответь ему. Напиши что-нибудь вежливое. Кто знает, может, когда-нибудь нам понадобится друг за океаном.
Роланд согласился, хотя и без особого желания.
– А что второе?
– Ах да. Я планировал поехать в Париж вместе с тобой, но из-за этих проблем с подвалами мне придется остаться. Не сможешь ли ты сходить вместо меня на обед, где я обещался быть? Сказать по правде, я практически напросился на приглашение.
– Когда, отец?
– В третье воскресенье этого месяца. Кажется, оно выпадает на шестнадцатое число.
– Шестнадцатого? Думаю, что смогу. А у кого обед?
– У одного моего друга, по имени Жюль Бланшар. Это владелец универмага «Жозефина». Мы познакомились в связи с той статуей Карла Великого.
– Но, отец, я не знаком с людьми такого типа. Я даже не сумею ничего сказать.
– Мой дорогой сын, тебе не придется ничего говорить. Просто пойди туда как мой представитель. Я бы не хотел обидеть Бланшара, не явившись на обед. В любом случае тебе доставит удовольствие общение с ним. Он знает, как вести себя. В высшей степени светский человек, скажу я тебе. И будет очень полезно познакомиться с кем-то из той среды. Они имеют сейчас большое влияние.
– Я буду там совершенно не к месту.
– Просто появись там ради меня.
– Хорошо, как скажешь.
На следующее утро Роланд отправился в Париж. Ни отец, ни сын и подумать не могли, что виделись в последний раз.
Десять лет назад Жюль Бланшар с женой раздумывали, не купить ли внушительный особняк возле парка Монсо. Но в конце концов отказались от этой идеи.
– Хватает хлопот с домом в Фонтенбло, – сказал Жюль.
А их апартаменты и достаточно просторны, и расположены совсем рядом с его любимым универмагом, а также недалеко от Оперы и других развлечений, к которым были неравнодушны и муж и жена. Так что они решили ничего не менять и ни разу за десять лет не пожалели об этом.