Париж
Шрифт:
Он уже приближался к своему жилищу, как вдруг к нему подскочил уличный попрошайка с протянутой рукой. Жак покачал головой, показывая, что не подаст. Но не успел он и глазом моргнуть, как мальчишка сунул ему что-то в руку и умчался.
Это был еще один конверт. На этот раз послание сказало Жаку больше. Начиналось оно двумя словами, написанными печатными буквами, как и в первой записке:
ДЕ СИНЬ
А ниже, более мелкими буквами, сообщалось, что он должен оставить двести пятьдесят франков в конверте на длинной аллее Лоншан в Булонском лесу,
Значит, они знали. И это был шантаж.
Но кто они? Единственным, кто имел хоть какое-то отношение к его замыслу, был тот официант в «Мулен Руж». Но даже если и он, то у него явно имелись сообщники, в том числе высокий мужчина в полицейском мундире.
Теперь было ясно: ему угрожают. Откупись, или полиция все узнает. При таком раскладе возможно, что полицейский все-таки настоящий, но подкупленный, что не делало его менее опасным.
А что, если проигнорировать послания? В этом есть смысл. Никакого преступления он не совершил. Доказать ничего нельзя. Тогда как если он заплатит, то тем самым признает, что намеревался причинить вред офицеру французской армии. С другой стороны, если отправитель записок исполнит угрозу и расскажет о нем полиции, то Жаку придется объяснять служителям закона, почему он из укрытия наблюдал за де Синем. Будет следствие. Вероятно, он останется у полиции под подозрением до конца жизни. Приближаясь к своему обиталищу, Жак все еще пытался разгадать головоломку.
Здание, где Жак снимал жилье, было одним из многоквартирных домов в квартале Бельвиль, между кладбищем Пер-Лашез и парком Бют-Шомон. В нем было шесть этажей, и Жак занимал довольно большую комнату на пятом этаже, при которой имелась еще крохотная умывальная и кухня. Его мать жила в сходной квартире на первом этаже соседнего здания. Жак считал, что они неплохо устроились. Арендная плата была невысока. Он мог жить собственной жизнью и одновременно присматривать за матерью.
Жак приготовил себе еды, выпил за ужином стакан вина. Потом подошел к книжной полке и вытащил книгу. Между страниц были вложены банкноты. Небольшая сумма, но достаточная, чтобы стоило прятать ее от случайного вора. Ле Сур располагал ста пятьюдесятью франками.
И это было все его состояние. Он никогда не копил. В будущем он планировал этим заняться, но пока предпочитал работать ровно столько, сколько требовалось на повседневные расходы, а свободное время посвящал самообразованию и политической работе. Пожав плечами, Жак спустился по лестнице и вошел в соседний дом. Мать он навещал почти каждый день.
Вдова Ле Сур сидела у окна, как обычно в свободное время, и наблюдала за улицей. Волосы у нее уже были не седыми, а белыми, и в последние годы она совсем исхудала, однако осталась той же строгой и мрачной женщиной, какой он помнил ее с детства. Жак наклонился и поцеловал ее.
– Я видела, как ты вошел в дом. Ты поужинал?
– Да, матушка. А ты?
– Конечно. Но на кухне есть пирог, если хочешь.
– Нет. Матушка, у тебя есть деньги?
– Что-то есть. Сколько тебе нужно?
– Сто франков.
– Сто? Это много.
– Я бы хотел взять в долг.
– Что бы сказал твой отец? – Она
– Раньше я давал тебе деньги.
– Да, верно. – Она вздохнула. – Я работаю, Жак, и откладываю. По чуть-чуть.
– Знаю.
– Ты тоже работаешь, но не откладываешь.
– И это я знаю.
– На что тебе столько денег? Для женщины? Ты бы женился, Жак. Тебе давно пора обзавестись семьей.
– Это не связано с женщиной.
– А с чем тогда?
– Не могу тебе сказать. Может, мне деньги и не понадобятся, но в любом случае я верну тебе всю сумму. – Он помедлил. – Это для хорошего дела.
– Расскажи мне. – Она вскинула голову.
– Нет. Тебе лучше не знать.
– Ты говоришь о политике? – печально спросила мать. Жак согласно кивнул, и она поджала губы. – Что бы ты ни делал, будь осторожен.
– Я осторожен.
– В верхнем ящике стола есть кожаный кошелек. Принеси его мне.
– Тебе стоит получше спрятать деньги, матушка, – посоветовал Жак, исполняя ее просьбу.
Она пожала плечами, взяла кошелек и отсчитала банкноты.
– Это почти все, что у меня есть, – сказала она.
Вскоре после этого Жак Ле Сур вернулся к себе. Поработав немного над статьей об анархистах, он лег спать. Что делать, он так и не решил.
Назавтра вечером он отправился в Булонский лес. Место тайника выбирали со знанием дела. Среди деревьев легко было спрятаться, чтобы выскользнуть за оставленным конвертом и снова исчезнуть среди стволов и листвы.
Жак положил деньги возле дерева. В конверте вместе с купюрами лежала короткая записка печатными буквами и без подписи: «Это все, что есть».
Покидая парк, он решил для себя, что во избежание новых проблем лучше некоторое время держаться подальше от Роланда де Синя. Возможно, довольно длительное время. Ему не пришло в голову, что именно этого и добивались Люк Гаскон и капитан.
– Во имя Отца и Сына… – доносился из-за перегородки в исповедальне голос Роланда де Синя.
Старый отец Ксавье внимательно слушал.
– Благословите меня, отец, ибо я согрешил, – продолжал голос де Синя. – Прошел месяц с тех пор, как я был на исповеди.
Отец Ксавье знал это. Последняя исповедь Роланда была весьма скучной. Иногда старику – как другу, не как духовнику – хотелось посоветовать молодому протеже грешить чуть больше.
И потому он порадовался, когда через пару минут Роланд признался в прелюбодеянии.
– С одной женщиной или несколькими? – уточнил он.
– С одной.
– Сколько раз?
– Я спал с ней один раз вечером. И еще раз утром.
– Что это была за женщина?
– Куртизанка.
– Когда вы говорите «куртизанка», сын мой, вы имеете в виду проститутку?
За перегородкой помолчали.
– Эта женщина не из тех, кого называют проститутками. Она известна под именем Прекрасная Елена.
– Прекрасная Елена? – Отец Ксавье выпрямился в своем кресле. Становилось все интереснее. Неужели виконт де Синь выдает Роланду такое щедрое содержание? – Очень хорошо. Вы оплатили услуги этой дамы?