Париж

Резерфорд Эдвард

И снова ответ поступил с задержкой:

– Э-э… И да и нет.

– Сын мой, вы или заплатили, или нет. Блуд и проституция – это разные грехи.

Пришлось Роланду объяснить, как вышло с оплатой.

Когда он закончил, несколько секунд за перегородкой молчали.

– Грех проституции тяжелее, чем грех блуда, потому что соучастники обращаются друг с другом как с вещами, а не как с детьми Господа, – сдавленным голосом наконец произнес отец Ксавье. – В данном случае, учитывая обстоятельства, я не думаю, что имела место проституция, и, значит, епитимья будет не такой строгой. Есть ли у вас другие прегрешения, в которых вы

хотели бы исповедаться?

Роланд перечислил несколько незначительных проступков.

– Раскаиваетесь ли вы в своих грехах? – спросил священник.

Опять пауза. С такой чрезмерной честностью молодому человеку будет трудно жить.

– Я стараюсь, отец.

– Для начала это сойдет. – Отец Ксавье назначил епитимью, которая займет не более пары часов, и даровал ему отпущение грехов.

Когда исповедальня опустела, отец Ксавье посидел в задумчивости, вспоминая услышанную историю. Она и развлекла его, и порадовала.

Конечно, он знал, что с теологической точки зрения такого не может быть, тем не менее отцу Ксавье, всю жизнь высоко ценившему аристократию, трудно было не поверить в то, что подарок от Прекрасной Елены доказывал высшее благоволение к семейству де Синь, которое служило Господу преданно и неустанно.

Миновал месяц. В «Кафе де ля Пэ» обедали трое мужчин. У них имелся важный повод для встречи, и при этом каждый преследовал еще свою тайную цель.

Жюль Бланшар по нескольким причинам выбрал местом встречи это кафе почти напротив Оперы. Во-первых, оно было большим и фешенебельным. Отсюда было рукой подать до его конторы в универмаге на бульваре Османа. Столь же удобно оно было и для виконта де Синя: его кучеру достаточно будет перевезти хозяина через реку, а после обеда при желании можно проехаться по близлежащим магазинам. Что касается юриста, третьего участника встречи, то он будет рад побывать здесь вне зависимости от того, удобно ему добираться до кафе или нет.

Жюль пытался представить себе, каким окажется этот законник. Ни он сам, ни виконт о нем раньше не слышали. А свел их всех вместе благородный проект, касающийся чести Парижа и всей Франции.

Великолепная конная статуя императора Карла Великого перед Нотр-Дамом являлась национальным достоянием – и дело было не столько в ее древности, сколько в том, что это был шедевр эпохи поздней готики. Увы, достояние разрушалось, а точнее – нуждалось в новом красивом постаменте, так как старый был недостаточного размера и временным. Если не принять меры в ближайшем будущем, осколки императора франков придется увозить на телеге.

А был ли готов Париж потратить на это хотя бы су городского бюджета? Нет. И потому граждане собрали комитет активистов с целью изыскать деньги. Жюль присоединился к проекту, потому что ему очень нравилась статуя, к тому же он считал, что владелец универмага «Жозефина» должен поддерживать начинания подобного рода. Виконт де Синь вступил в комитет, потому что его предок Роланд был соратником легендарного императора.

Хотя Жюль и аристократ принадлежали к весьма далеким друг от друга мирам, вскоре они обнаружили, что им нравятся те же оперы, что они курят те же сигары и даже посещают одни и те же салоны, – короче, они нашли общий язык.

Члены инициативной группы вполне набрали бы достаточную сумму и сами, но все согласились, что нужно дать парижанам возможность поучаствовать в деле спасения городской достопримечательности

посредством, например, небольшого пожертвования. Когда в комитет пришло письмо от юриста, который предлагал свою помощь с организацией сбора средств, то было решено, что Бланшар и де Синь встретятся с ним и узнают подробнее, чем он может быть полезен.

Жюль пришел в кафе немного заранее. Почти вслед за ним появился и де Синь. Этим летом он отрастил модную бородку клинышком и усы – седые и коротко подстриженные; и то и другое ему очень шло. Он приветствовал Жюля, и они сели за столик в ожидании третьего участника обеда.

Ровно в назначенный час они увидели, как через шикарный зал «Кафе де ля Пэ» официант ведет к ним мужчину – довольно низкого роста и худощавого, аккуратно одетого, с длинным бледным лицом.

Месье Ней отвесил им поклон и опустился на предложенный стул.

Заказали напитки. Ней вел себя исключительно любезно. Извинился за то, что довольно скоро ему придется отлучиться по делу – всего на минутку, заверил стряпчий, надо будет подписать одну бумагу, которую ему принесут прямо в кафе. Этим месье Ней настроил виконта против себя, однако аристократ не мог не признать, что стряпчий не пожалел времени, чтобы ознакомиться с делом во всех подробностях. Он узнал, что автор памятника, к несчастью, умер, так и не успев закончить работу, и что брат автора, тоже скульптор, едва не обанкротился, пытаясь оплатить каменный постамент.

– Я возмущен тем, что город не принял никакого участия в судьбе памятника и скульпторов, – заявил он. – Место для статуи выбрано идеально, и сама она просто прекрасна.

– Что привлекло ваше внимание к нашему начинанию? – спросил Бланшар.

– Сказать по правде, месье, о нем узнал не я сам, а моя дочь Ортанс, и она же сказала мне, что я должен что-то сделать. Ее интересует все, что происходит в городе. А так как она не замужем и не должна отвлекаться на заботы о детях, то каждый день находит для себя какое-нибудь благое дело. Ее щедрость разорит меня, – добавил он с улыбкой, которая мягко намекала на то, что ни о каком разорении и речи быть не может.

Ха, сделал вывод Жюль, вот, значит, какова истинная причина его участия в проекте: он желает представить дочь приличным людям. Но потом Жюль вспомнил о том, как сестра отчитала его за невнимание к Мари, и ощутил укол совести. Не стоит винить юриста, ведь тот делает то, что следовало бы делать и самому Жюлю.

Теперь оставалось только узнать, что месье Ней может предложить в обмен на возможность подыскать дочери мужа.

– Мы стремимся не только к тому, чтобы собрать деньги, что само собой разумеется, – объяснил он юристу. – Еще нам хотелось бы привлечь к проекту как можно большее число людей. Не будет ли у вас каких-либо предложений на этот счет?

– Что касается денег, то, разумеется, и Ортанс, и я желаем внести вклад. Также я знаю пожилую даму с большим состоянием, которая настолько добра, что прислушивается к моему мнению в подобных вещах. Если же мы хотим привлечь к проекту внимание, то я мог бы попросить месье Эйфеля принять в нем участие. Мы знакомы с ним. – Он помолчал. – Я думаю, он откликнется, хотя бы из желания угодить Ортанс.

– Неужели! – Вряд ли Бланшар стал бы общаться со стряпчим по своей воле, но информация о знакомстве с Эйфелем произвела на него немалое впечатление. – Это действительно могло бы вызвать интерес у публики.