Париж
Шрифт:
Обед проходил в умеренно приятной обстановке. Де Синь говорил мало, предоставив Бланшару вести беседу, но все-таки задал неизбежный вопрос о том, не приходится ли месье Ней родственником великому маршалу с такой же фамилией.
– Мы родня, месье де Синь, и я горжусь этим фактом. Полагаю, вы не разделяете убеждения маршала, но я почитаю его как храброго воина.
Де Синь ответил на это благосклонным кивком.
Затем стряпчий аккуратно вернул разговор к своей дочери Ортанс. Ней сказал не более того, что следует сказать всякому любящему отцу, но у его
Настало время и Жюлю позаботиться о своих интересах.
– Несомненно, у вас есть ее портрет, – заметил он как бы невзначай.
– Признаюсь, нет, – ответил юрист.
– О, – изобразил удивление Бланшар. – Мне лично кажется, что репутация молодой женщины в обществе весьма выиграет благодаря портрету. Люди смотрят на картины, знаете ли.
– Есть ли у вас на примете художник, которого вы могли бы порекомендовать? – спросил ничего не подозревающий стряпчий.
– Тут все зависит от того, какой портрет вы хотите. Мой сын Марк – художник. Он пишет в духе Мане, я бы сказал. Недавно он закончил портрет мадам дю Буа, жены банкира. Им были весьма довольны. – Жюль улыбнулся. – Но советую вам не медлить, а то расценки на его работы растут.
– Вы меня очень заинтересовали, – сказал Ней. – Буду признателен, если вы представите меня вашему сыну.
Конечно, он все понял. Придется заплатить гонорар Марку за то, чтобы получить место в комитете и расширить круг знакомств дочери. Что ж, пока все идет неплохо.
Когда обед подходил к концу, к Нею приблизился официант и прошептал что-то на ухо. Тот с пространными извинениями удалился, чтобы переговорить со своим клерком у входа в кафе. Пока его не было, де Синь обратился к Бланшару:
– Итак, его партия – это его дочь. Он хочет протолкнуть ее в высший свет.
– Несомненно, – согласился Жюль. – Но не вижу в этом ничего дурного. Он делает то, что велит ему отцовский долг. – Он пожал плечами. – Кто знает, она действительно может оказаться недурна. И уверен, приданое у нее прекрасное.
Де Синь хмыкнул, давая понять, что его это совсем не интересует.
– Но я с удовольствием послушал, как вы обеспечили сыну заказ, – добавил он с лукавой улыбкой.
– Учитывая, какую плату берут юристы за свои услуги, нужно выцарапывать обратно все, что только возможно, – отшутился Бланшар. – Но если этот крючкотвор приведет к нам Эйфеля, как обещает, – продолжал он, посерьезнев, – то наше начинание сразу станет популярным. И я думаю, нам не следует отказываться от предложения Нея.
– Вы правы, разумеется. – Виконт бросил неприязненный взгляд в ту сторону, где виднелась невысокая фигура законника. – Но Эйфель – великий человек. Я не желаю, чтобы ему меня представил какой-то мелкий адвокатишка. – Он потянулся и притронулся к руке Бланшара. – Вот если бы вы могли представить меня Эйфелю… Тем самым вы доставили бы мне огромную радость.
Жюль рассмеялся:
– Возможно, выход у нас только один: Ней представит Эйфелю меня, а потом я представлю Эйфелю вас!
– И в
Ней вернулся за стол, и трое закончили обед.
– Скажите нам, месье Ней, – обратился к стряпчему виконт де Синь, чувствуя, что обязан сделать над собой усилие и проявить любезность по отношению к будущему жертвователю, – а нет ли среди ваших предков еще каких-нибудь интересных фигур, вроде героя войны?
– Честно говоря, месье де Синь, – замялся Ней, – я не сумел обнаружить документов, подтверждающих родственную связь, если таковая вообще существует, но девичья фамилия моей матери была Аруэ.
– Аруэ? – вскричал Жюль Бланшар. – Но это же настоящая фамилия Вольтера.
– Именно так, месье. До того как великий философ решил называть себя Вольтером, он был месье Аруэ. – Стряпчий позволил себе улыбнуться. – А его отец был нотариусом.
Бланшар по-новому посмотрел на Нея. Юрист не имел явного сходства с крупнейшим философом-просветителем XVIII века, но все же отчасти напоминал его невысокой худощавой фигурой.
– Я удивлен тем, что вы не заявляете о родстве более решительно, – сухо отозвался виконт.
– Я юрист, месье де Синь, и знаю, что подобные заявления нужно подкреплять доказательствами, а их у меня нет.
Но аристократ не желал оставлять эту тему, стремясь слегка наказать стряпчего за отлучку по делам от общего стола.
– А что это за история о Вольтере? Я слышал, что в молодости он управлял лотереей: собрал все деньги и потом выдал выигрыш самому себе. Он действительно таким образом положил начало своему состоянию? Говорят, дело было именно так.
Если целью виконта было смутить Нея, то этим вопросом он ее не достиг.
– На самом деле, месье, он вместе с несколькими приятелями понял, что в одной национальной лотерее правительство допустило математическую ошибку в подсчетах, – спокойно отвечал стряпчий. – Они образовали синдикат, скупили билеты и получили огромный выигрыш. Но все было абсолютно законно.
– О, – шевельнул бровями де Синь. – Моя история мне нравится больше.
– Мне тоже! – со смехом подхватил юрист. – Мне тоже. – А потом месье Ней забылся и отбросил маску. – Вы только подумайте! – воскликнул он. – Ах, что за афера! Восхитительно! Если бы можно было провернуть нечто в этом роде и выйти сухим из воды… – И, совсем потеряв голову, он издал громкий ликующий смешок, который прозвучал почти зловеще.
Предприниматель и аристократ взирали на стряпчего в брезгливом молчании.
Юрист промокнул лицо шелковым платком.
– Что же, месье Ней, – произнес Жюль Бланшар, – знакомство с вами оказалось весьма познавательным. – И он вежливо проводил стряпчего к выходу. – В ближайшем будущем я напишу вам. Вы действительно желаете, чтобы я представил вас моему сыну Марку?
– Да-да, месье, – сказал Ней, – и как можно скорее.
– В таком случае… – Бланшар набросал что-то на оборотной стороне своей визитки. – Вам достаточно будет написать Марку вот по этому адресу. Это его студия.