Парижские письма виконта де Лоне

де Жирарден Дельфина

13 апреля 1839 г.

Льстят только власть имущим. — К чему льстить конституционному королю?

— Сегодня настоящие короли — это журналисты

Ну вот! В обществе уже поговаривают, что маршал Сульт не выиграл сражение при Тулузе, а проиграл его! [397] В считанные дни он превратился из славного храброго маршала в старого льстивого царедворца.Последнее определение заслуживает комментария. Вы именуете маршала Сульта льстивым царедворцем; и кому же, позвольте узнать, он льстит? — Разумеется, королю. — Если королю, то не иначе как прусскому… Ведь наших королей, как вы прекрасно знаете, льстивые царедворцы не окружают, и это вполне понятно: ведь мы живем в государстве конституционном; льстить значит просить, а какой безумец станет просить о чем-то монарха, который ничего не способен ему дать? Увы, люди и к Господу обращают свои мольбы только потому, что почитают его всемогущим.

397

В

предыдущем фельетоне от 23 марта 1839 г. Дельфина привела разговор двух солдат: «Более простодушный спрашивает товарища: „Повсюду толкуют про правительство и оппозицию, оппозицию и правительство; что это все значит? — Постой, я тебе сейчас все объясню. Возьмем маршала Сульта; знаешь маршала Сульта? — Да. — Ну вот: коли он в оппозиции, значит, он выиграл сражение при Тулузе, а коли в правительстве, значит, проиграл; вот тебе и вся премудрость“» (1, 444). Сражение при Тулузе между французами под командованием Сульта и англо-испанско-португальскими войсками под командованием Веллингтона состоялось 10 апреля 1814 г., уже после отречения Наполеона от престола; в результате боя Веллингтон со своим войском все-таки вошел в Тулузу, однако потери его армии были столь велики, что французы считали и считают эту битву своей победой. Тем не менее когда оппозиционеры подозревали Сульта (вообще известного своей способностью стремительно менять политические убеждения и пристрастия) в поддержке Луи-Филиппа, они упрекали его в том, что битву при Тулузе он все-таки проиграл. Именно так они и поступали весной 1839 г., когда Сульт все больше сближался с королем (что и закончилось его назначением 12 мая на должность главы правительства). Литератор Гюстав Клоден, бывавший в салоне Жирарденов, в своих мемуарах приводит этот «всем памятный» пассаж о маршале Сульте как пример замечательного остроумия Дельфины ( Claudin.Р. 32).

Люди льстят тем, кого боятся раздражить и прогневить, тем, от кого ждут покровительства и милостей, тем, кто силен и капризен, а конституционные монархи, как всем известно, никогда не бывают сильны и не имеют возможности капризничать. Кто же станет льстить бедным королям, от которых никто ничего не ждет и которых никто никогда не боится?

Министрам льстят просители.

Префектам льстят члены Генерального совета [398] .

Членам Генерального совета иногда льстят префекты.

398

Префект и Генеральный совет осуществляли управление департаментом; префекты назначались центральной властью, Генеральные советы были выборными и участвовали в принятии бюджета.

Сборщикам налогов льстят припозднившиеся с уплатой налогоплательщики.

Лесным сторожам льстят браконьеры.

Банкирам льстят биржевые маклеры.

Адвокатам льстят преступники.

Врачам льстят аптекари.

Бакалейщикам льстят маркизы-республиканцы.

Разбогатевшим выскочкам льстят приживалы.

Ростовщикам льстят юноши из хороших семей.

Юношам из хороших семей льстят профессиональные игроки.

Книгопродавцам льстят начинающие авторы.

Знаменитым авторам льстят книгопродавцы.

Прославленным актерам льстят малоизвестные писатели.

Хорошим писателям льстят плохие актеры.

Клакёрам льстят авторы и актеры.

Избирателям льстят депутаты.

Депутатам льстят министры.

Итак, круг замкнулся; каждый из сильных мира сего получил своего льстеца. Мы перебрали весь льстивый люд, но не обнаружили среди этих угодников ни одного, у которого нашлось бы доброе словечко для короля. Кто же эти люди, льстящие королю? Поэты? — Спросите у автора «Детей Эдуарда» [399] , почитает ли он эту драму комплиментом июльской власти. Художники? — Взгляните на официальные портреты и скажите, может ли король быть доволен своим изображением. Ораторы? — Послушайте велеречивые выступления депутатов, которые все с большей или меньшей искусностью внушают королю одну и ту же мысль: «Спрячьтесь скорее, вы на виду». Мы настаиваем, что во Франции льстецы имеются у всякого, за исключением короля, если, конечно, не считать льстецами тех, кто покушается на его жизнь и тем самым приравнивает его к Генриху IV [400] .

399

Казимир Делавинь, до 1830 г. служивший библиотекарем будущего Луи-Филиппа, а сразу после Июльской революции сочинивший «Парижскую песнь» — аналог «Марсельезы», был весьма лоялен по отношению к июльской власти. Тем не менее его трагедия «Дети Эдуарда» (1833), в которой выведен король Ричард III, узурпатор и убийца, была поначалу запрещена к постановке министром внутренних дел и разрешена только по личному указанию Луи-Филиппа, не пожелавшего видеть в ней намек на свою персону.

400

Этот король погиб 14 мая 1610 г. от кинжала убийцы, Франсуа Равайяка.

Положа руку на сердце, какой смысл льстить нашему королю? Льстят только власть имущим, а что общего у конституционного короля с властью? Он, говорите вы, имеет право объявлять войну; допустим; но воевать без денег невозможно, а поскольку деньги выделяете ему вы, он должен спрашивать у вас позволения захотетьобъявить войну.

Не важно! все-таки право объявлять войну есть одна из прерогатив королевской власти и одна из прекраснейших истин, содержащихся в Хартии [401] .

401

Конституционную

Хартию «даровал» французам Людовик XVIII 4 июня 1814 г.; новая ее редакция была провозглашена Луи-Филиппом 14 августа 1830 г. В редакции 1830 г. право короля объявлять войну содержалось в 13-й статье.

Король назначает министров; прекрасно. — Но если министры, которых он назначает в согласии с Конституцией, не нравятся депутатам, вторые отправляют первых в отставку также в полном согласии с Конституцией и почтительно просят короля назначить других — тех, которые им нравятся; это последнее право депутаты признают за королем безоговорочно: до сих пор никто еще не пытался его оспорить; это также одна из прекраснейших прерогатив королевской власти и одна из превосходнейших истин, содержащихся в Хартии.

Король имеет право помилования, иначе говоря, он ежегодно может возвратить обществу двух-трех каторжников, составлявших украшение парижского света, а отцеубийцу, отличающегося тонкой чувствительностью, спасти от смертной казни и отправить пожизненно на галеры. Да и это возвышенное право злые люди нередко пытаются у него отнять: совсем недавно мы видели, как после чудовищного покушения король пытался умолить господина Тьера помиловать Алибо — но не преуспел [402] .

402

См. примеч. 35 /В файле — примечание № 145 — прим. верст./. По настоянию Луи-Филиппа был помилован другой француз, пытавшийся его убить, — Менье (см. примеч. 65 /В файле — примечание № 175 — прим. верст./).

Так это даже само право помилования есть не что иное, как пустые слова.

И вы думаете, господа, что вокруг монарха, связанного вот так по рукам и ногам, не способного ни спасти, ни наградить, ни наказать, могут роиться льстецы? Да нет, вы, на него нападающие, превосходно знаете, что льстецов у него быть не может. Ведь царедворцы льстят не королю, а королевской власти, власть же нынче не имеет никакого отношения к трону. Впрочем, не тревожьтесь: и власть, и льстецы во Франции имеются по-прежнему, а поскольку льстецы обладают безошибочным чутьем, они прекрасно умеют отыскивать власть повсюду, где бы она ни находилась. Они знают, что она переменила место жительства, и уже давно курят фимиам богу нынешнего дня, тому, кто дарует известность, тому, кто прославляет добродетель, тому, кто вдохновляет таланты, тому, кто платит за измену, тому, кто торгует популярностью, — а именно журналистам!

Журналистам льстят все:

Все те, кто пишут;

Все те, кто говорят;

Все те, кто поют;

Все те, кто танцуют;

Все те, кто плачут;

Все те, кто любят;

Все те, кто ненавидят;

Одним словом, все те, кто живут на белом свете!

Журналисты, господа, вот ваш король, а вы все его царедворцы. Именно ради того, чтобы понравиться журналистам, вы нападаете на нас, ибо мы одни имеем мужество выступать против них, и они прекрасно знают, что наша цель — их разоблачить. Да, мы вступили в их ряды, но лишь для того, чтобы лучше их узнать; да, мы взяли в руки их оружие, но для того, чтобы повернуть его против них; именно журналисты — вот истинный тиран, достойный ненависти; вот единственный деспот, против которого вы, гордые певцы независимости, не смеете восстать и безвольно потакаете всем его страстям, восхищаетесь всеми его слабостями, освящаете все его измышления. И не говорите мне о патриотизме, господа; все вы рабы, а свободу защищаем только мы одни [403] .

403

Гнев Дельфины был вызван той кампанией в прессе, которая была развязана против Жирардена и окончилась отказом утвердить его депутатом под тем предлогом, что он не имеет французского гражданства (см. примеч. 272 /В файле — примечание № 382 — прим. верст./). 20 апреля 1839 г. Дельфина опубликовала в «Прессе» стихотворение в защиту мужа «Голосование 13 апреля», в котором, как и в давнем стихотворении 1825 г., именует себя «Музой родины», а об Эмиле говорит: «Не будь французом он, его б я не любила». Тему губительной безответственности журналистов Дельфина подробнее развила в пьесе «Урок журналистам», над которой работала летом 1839 г. (см. примеч. 61 /В файле — примечание № 171 — прим. верст./). О пагубном всевластии журналистов часто рассуждал и сам Жирарден в своих неподписанных передовицах этого времени. Осуждение журналистов устами людей, регулярно печатающихся в газете, может показаться парадоксальным, однако под журналистами Жирардены подразумевали прежде всего сотрудников тех газет, которые были куплены Тьером и которые изо дня в день уверяли читателей в том, что король и министры предают Францию (см. примеч. 244 /В файле — примечание № 354 — прим. верст./).

4 мая 1839 г.

Фантазия правит бал. — Фантазия в музыке. — Романс «Я думал о себе»

Никогда еще Париж не был таким блистательным, таким привлекательным, таким сногсшибательным, таким очаровательным. Приход весны стал настоящим праздником. Вот уже три дня, как расцвело все, включая женщин; следует отдать им справедливость, никогда еще они не были так хороши, как в этом году; мы не хотим сказать, что нынешние красавицы более красивы, чем красавицы былых времен; мы хотим сказать, что сегодня хорошеньких женщин в Париже стало гораздо больше, чем десять, восемь и даже шесть лет назад; налицо прогресс в области красоты.