Парижский десант Посейдона
Шрифт:
Пусть даже свежеперевербованный агент.
Такое случается.
Насколько понимал Никита Владимирович, хозяевам смерть Красавчика была даже на руку - еще один рот заткнется.
Последний, похоже…
Ну, комбинация накрылась, это да, - и что?
Тоже впервые?
В оперативной работе неизбежны проколы, а здесь даже не прокол - просто несчастливое стечение обстоятельств.
Все это так, если у руководства нет личного интереса. А он, очевидно, имелся, и Никита Владимирович уверялся в этом все прочнее.
– Куда вы смотрели?
–
– Вам что, не хватает средств видеонаблюдения?
– Человеческий фактор, товарищ генерал-майор, - твердил следователь.
– Я хорошо изучил старика. Он всеми правдами и неправдами цеплялся за жизнь. Сколько себя помнил. При этом он исходил из ортодоксальных религиозных воззрений. Его осматривали врачи - никаких признаков депрессии, чреватой суицидом…
– Что же вы мне мозги пачкаете всякой хренью, - сокрушенно отозвался Клюнтин.
– Какие, к чертовой матери, религиозные воззрения? Может быть, нам привлечь к делу гадалок и колдунов?
– Возможно, и стоило бы, - с неожиданно прорвавшейся наглостью парировал следователь. Он сообразил, что терять ему нечего.
– У нас, насколько я знаю, существует специальный отдел.
Клюнтин покачал головой:
– Не тем у вас голова занята…
– Он много говорил о своем Боге, с которым якобы общается напрямую, - с некоторой горячностью пояснил Никита Владимирович.
– И Бог повелевал ему выживать, несмотря ни на что.
Генерал-майор поерзал в кресле, откинулся на спинку, ослабил узел и без того уже полураспущенного галстука.
– Вот как? Интересно. Человек напрямую общается с Богом - вас ничто не настораживает?
Следователь мгновенно понял свою ошибку, но было поздно.
– По-вашему, непосредственное общение с Богом - нормальное явление?
– вкрадчиво спросил Клюнтин.
Риторический вопрос.
Все уже понятно.
– Какие врачи?!
– взревел Клюнтин и ударил кулаком по столу - Где вы нашли этих медиков? Нормальный врач, когда он слышит, что человек напрямую беседует с Богом, укладывает его на койку, привязывает и колет химией, пока беседа не прекратится! И даже врачом быть не нужно - при минимальном количестве мозгов можно догадаться, что перед тобой сумасшедший! Как можно зевнуть такую очевидную вещь?
– Тем более незачем сокрушаться, товарищ генерал-майор, - не сдавался Никита Владимирович.
– Если он был психом, так на кой он нам сдался? Зачем нам безумный агент? Даже хорошо, что все так разрешилось… Он мог набредить что угодно…
– Бред бреду рознь! Надо уметь отличать зерна от плевел! Когда мы вводим психотропные препараты, человек тоже сходит с ума, но в то же время дает нужные нам показания! Вы выплеснули ребенка вместе с водой!..
Следователь смотрел на генерала немигающим взглядом. Старый хрыч по уши увяз в каком-то дерьме, иначе не стал бы так разоряться.
– Что теперь? Кого и где нам искать?
– Он сообщил достаточно, чтобы можно было раскручивать, и этим уже активно занимаются.
–
– Никто бы уже не поймался на него после того, как он побывал у нас…
– Это не ваша забота! Куда вы лезете? Впрочем, вы уже больше никуда и никогда не полезете…
Генерал-майор вдруг выскочил из-за стола, просеменил мелкими шажками к Никите Владимировичу. Тот невольно отпрянул, ожидая невиданного - мордобоя. Но никто не стал его бить.
Клюнтин сорвал с него погоны и отступил на шаг, словно любуясь содеянным.
– Что с вами разговаривать… убирайтесь. И оружие на стол! Поступайте в санитары, в дурдом… ума набираться. Глядишь, и в фельдшеры выбьетесь. Свободен!
Он вернулся за стол и уткнулся в бумаги, не обращая больше никакого внимания на Никиту Владимировича.
Тот повернулся совсем не по-военному и вышел из кабинета, ни слова не говоря. В коридоре снял изуродованный китель, перебросил его через руку. В таком вольном виде он миновал пост охраны, вышел на улицу, окунулся в уже почти осенний день.
За руль садиться не стал, охваченный бесшабашным отчаянием: нет погон - хрен тогда с ним, с автомобилем, пусть стоит, пусть рушится все остальное.
Прошел шагов двести; без колебаний, не замедляя шага, рысцой спустился в дрянной подвальчик-разливуху. На него уставился десяток мутных глаз: пускай без кителя, а все-таки власть. Бармен невольно съежился и чуть втянул голову в плечи.
– Двести и запить, - коротко уронил Никита Владимирович.
– Чем будете запивать? Минералка, сок, лимонад, пиво?
– Пиво. Двести коньяка, не водки, - поправил он бармена, видя, как тот взялся за литровую бутылку «Столичной».
– Лимон желаете?
– Не желаю.
Захватив стаканы, следователь прошел к липкому, изгвазданному столику, автоматически выбрав тот, из-за которого можно было видеть входную дверь. Маханул стакан в два глотка, отхлебнул пива, закурил и уставился в одну точку.
Ладно, товарищ генерал-майор. Коль скоро вам угодно рвать погоны за провинности, которые в худшем случае приводят к строгачу с указанием на неполное соответствие, то будь по-вашему. Что же вы такое натворили, если поставили все на слабоумную жидовскую рожу?
Никита Владимирович имел об этом некоторое представление.
И не собирался оставлять сегодняшние события без последствий.
В их работе кто не страхуется, тот абсолютный лох. Давно заподозрив неладное, он старательно собирал на Клюнтина компромат, дублировал в личном архиве каждый шаг, сделанный по распоряжению генерал-майора.
Следователь, возбужденный и одновременно успокоенный выпитым, обдумывал дальнейшие действия.
Месть или корысть?
Сейчас им больше руководило первое, но разум подсказывал действовать ради второго. Добиваться восстановления в прежнем статусе, пожалуй, глупо. Допустим, он застращает генерала шантажом, и погоны вернут. Но прощения ему не видать, и рано или поздно его сожрут - не за одно, так за другое.