Парижский десант Посейдона
Шрифт:
Он подтолкнул Гладилина, и тот покорно устроился на заднем сиденье. Лютер пристроился рядом. Водителя капитан не успел рассмотреть хорошенько. Автомобиль тронулся, и Гладилин устроил перед Лютером небольшую пантомиму.
– Бумагу и ручку?
– понял тот.
– Извольте.
Он полез во внутренний карман, извлек блокнот, выдернул листок, вручил капитану вместе с ручкой. Санта быстро написал несколько слов.
«Верните мне голос», - прочел Лютер.
– Напрасно вы просите, - покачал он головой.
– Во-первых, это очень сложно и дорого - да вряд ли и возможно. А во-вторых, немота - в известной
Лицо Гладилина на миг исказилось от гнева.
Лютер заметил это, но никак не отреагировал.
Ночь кончалась; «Ситроен» мчался по стремительно пустеющим улицам, держа курс на Северный вокзал.
Глава тридцатая
ЗАЧИСТКА
Генерал-лейтенант Жаворонок никогда не здоровался.
Он имел обыкновение говорить так, словно продолжал только что начатый разговор, без предисловий. Однако сегодня эта его манера приобрела новый, зловещий смысл.
– Где документы?
Черт его знает как, но механический голос робота был полон угрозы.
Клюнтин, стоявший навытяжку, невидящими глазами глядел прямо перед собой.
– Вы доложили об успехе, - продолжил старец, не дожидаясь ответа.
– Прошло немного времени, и успех обернулся полным провалом. Вы что, Клюнтин, в игры со мной играете? Что это за перепады? Хотите меня прикончить сменой декораций? Не дождетесь…
Клюнтин сделал глотательное движение. Во рту у него пересохло - похоже, разрегулировался возрастной диабет.
– По агентурным данным, акцию по изъятию документации провела германская разведка.
Жаворонок помолчал. Затем заговорил вновь, уже ровно:
– Вы понимаете, что это означает?
– Виноват, товарищ генерал-лейтенант, я не был посвящен в политические тонкости. А здесь речь идет, насколько я понимаю, о политике.
– О политике!
– Жаворонок скорбно покачал головой.
– Какое мне дело до политики? Хорошо, Клюнтин, я вам объясню. Израильтяне проводят операцию, цель которой - разоблачение военно-медицинских экспериментов над узниками лагерей. Они задумали это давно. На случай провала нацисты выработали линию защиты: запаслись документами, компрометирующими СССР, который, начиная с конца войны, продолжил их дело, занимаясь практически тем же. Они хотят свалить на нас все. Понимаете - все. Схожие цели поставлены и перед BND. Германская разведка стремится избавиться от участия в игре как жидовских спецслужб, так и наших. Немцы хотят наложить лапу на всю документацию и контролировать процесс защиты, если история все же получит огласку. Кроме того, все стороны заинтересованы в самом биологическом оружии, которое теперь находится вообще неизвестно где. Мне нет дела до того, как оно будет использовано, но это дополнительная улика. Вот вам вкратце расклад. Вы осознали, что натворили?
Для Жаворонка столь длинная речь оказалась утомительной. Он уронил руку с прибором, прикрыл глаза. Грудь его часто и тяжело вздымалась.
– Так точно, осознал.
Клюнтин ощущал себя мелким и ничтожным. Он, генерал-майор, не был посвящен в суть важнейших вещей. Он оказался пешкой, которой можно пожертвовать в любой момент. Пора мочить Жаворонка, пора вываливать компромат. Клюнтин искренне поблагодарил в душе покойного коллегу, передавшего ему материалы.
–
– Все, что вы со своим дружком нарыли против меня, изъято и уничтожено.
Колени у Клюнтина сделались ватными.
– Ликвидируйте группу, - сказал Жаворонок.
– Что?
– автоматически спросил тот.
– Ликвидируйте группу. То есть я хотел сказать - обе группы.
– Это невозможно, - язык отказывался служить генерал-майору.
– Не мелите вздор. Авиакатастрофа. Авария. Что угодно - главное, чтобы всех чохом.
– Они полетят обычным пассажирским рейсом…
– И что с того? Организуйте захват самолета… Делайте что хотите. Мне вас учить на старости лет?
– Товарищ генерал-лейтенант, я не вижу необходимости…
– Я вижу необходимость!
– заорало дырявое горло.
– Что вы корчите из себя кретина?! И из меня его делаете! Думаете, ваши орлы не ознакомились с материалом? Вы-то сами как поступили бы на их месте?
Об этом можно было не спрашивать, вопрос риторический.
– Вы же не набираете в команду дебилов, - продолжал Жаворонок.
– Вам отлично известно, что у них есть сомнения и вопросы. Они контактируют друг с другом и ищут ответы. Вы с самого начала знали, что их нельзя оставлять в живых.
У Клюнтина тоже имелся вопрос. Генерал-майор не хотел его задавать, но тот сам слетел с языка:
– Меня тоже, как я понимаю?
Жаворонок устало смежил веки.
– Идите к черту, генерал-майор. Исправляйте что напортачили - тогда у вас появятся перспективы… хватит впустую сотрясать воздух.
…На обратном пути Клюнтин утратил способность осознавать действительность. Он не помнил, как вышел за ворота; не помнил, как сел за руль и доехал до дома. Как он попал в квартиру - тоже не отложилось в памяти.
Какое-то время Клюнтин бесцельно шатался по пустым, затемненным комнатам; брался то за одно, то за другое. Все казалось ему бессмысленным и бесполезным.
Он снял телефонную трубку, чтобы отдать приказ о ликвидации групп Посейдона и Маэстро, но двумя секундами позже положил ее на место. Его люди исполнят любой приказ, но после акции такого масштаба ему не удастся выйти сухим из воды. Это приговор. Ему конец, даже если случится чудо, и акция увенчается успехом.
С отрешенным лицом генерал-майор уселся за письменный стол. Выдвинул ящик, достал именной пистолет. На рукоятке была выгравирована дарственная надпись, стояла подпись: «Андропов».
У генерала мелькнула безумная мысль: пистолет-то и есть сам Андропов. Это не личная воля Клюнтина, это беспощадный генсек дотянулся до него с того света своими холодными руками. Все вокруг наполнилось символами и знаками, приобрело новый смысл, о котором генерал никогда не подозревал.
Выстрел в висок очень часто, но не всегда приводит к желаемому эффекту. Дрогнет рука - и пуля не затронет жизненно важных центров. Чекистское провидение рассудило, что провинности Клюнтина слишком велики, чтобы даровать ему мгновенную смерть. Генерал нажал на спусковой крючок, ударил выстрел, но Клюнтин остался жив. Он повалился на пол, истекая кровью; скорее всего, он все-таки отправился бы к праотцам и пообщался с генсеком лицом к лицу, не явись домработница.