Парк Горького
Шрифт:
– Веселитесь? – спросил Аркадий.
– Конечно. По колено в чужой моче, – он застегнул ширинку. – Как в настоящей преисподней, черт побери. А вы опоздали.
– Виноват, – Аркадий занял место у дыры, встав в полуметре от нее, подальше от лужи. Интересно, сколько выпил Кервилл.
– Проверили «манлихер»?
– Проверяем. Окончательного заключения пока нет.
– Чем же, черт побери, вы занимались весь день? Думали о коммунизме?
– До него еще далеко, – он бросил взгляд на ботинки Кервилла.
Они прошли к занятому Кервиллом столику в углу зала. Посреди стола стояла наполовину пустая
– Ренко, пить будете?
Аркадий думал уйти. Кервилл и трезвый был непредсказуем, а Аркадий много слыхал, что американцы быстро напиваются. Однако должен был подойти Лебедь, и он не хотел его упустить.
– Ну, что скажете, Ренко? А потом устроим соревнование – кто кого перессыт – на дальность, на время, на точность и на оригинальность исполнения. Даю вам фору. Один шаг. Разве мало? Руками не держать.
– Вы и вправду полицейский?
– Причем не из худших. Давайте, Ренко, я плачу.
– У вас довольно задиристый нрав, верно?
– Когда меня заведут – да. А вам, что, хочется, чтобы я еще раз вас отделал? – Кервилл откинулся на спинку стула, скрестил руки и одобрительно огляделся вокруг. – Хорошее местечко. – Его взгляд снова остановился на Аркадии. Тоном обиженного ребенка он произнес: – Я сказал, что это хорошее местечко.
Аркадий направился к стойке и вернулся с бутылкой и еще одним стаканом. Он положил на стол между бутылками две спички, у одной отломил половину, накрыл обе спички рукой, так что торчали одни головки, и сказал:
– Кому достанется короткая – наливает из своей бутылки.
Кервилл, насупившись, вытянул спичку. Короткую.
– Дерьмо.
– Произношение хорошее, но сказано не к месту. – Аркадий смотрел, как разливает Кервилл. – Вам надо покороче подстричь волосы на висках. И не кладите ноги на стул. Только американцы задирают ноги кверху.
– О, вижу, что мы сработаемся, – Кервилл, как и Аркадий, запрокинул голову, залпом осушил стакан. Снова тянули спички, и снова проиграл Кервилл. – К черту этикет люмпенов. А вы ничего, Ренко. Но почему вы не расскажете, чем занимались сегодня кроме того, что перегоняли кровь из головы в задницу?
Аркадий не собирался рассказывать ему об Осборне и не хотел, чтобы Кервилл следил за Ириной Асановой, поэтому стал рассказывать о реконструкции головы убитой девушки.
– Черт возьми, – воскликнул Кервилл, когда Аркадий кончил. – Ну и башка! Значит, лицо по черепу? Вот это да! Что ж, занятно – все равно что наблюдать полицейское расследование в Древнем Риме. А дальше что? Гадать по птичьим потрохам или у вас принято по костям? Восстанавливать иконы – этим как раз собирался заняться Джимми. Кстати, в ваших записях упоминается о церковном ларце.
– Только его собирались украсть или купить, а не реставрировать.
Кервилл почесал подбородок и грудь, потом залез рукой в карман куртки и помахал перед носом Аркадия открыткой. На обратной стороне было краткое описание «церковного ларца из Архангельского собора в Кремле». На другой стороне – цветная фотография позолоченного ларца с ритуальными чашами из хрусталя и золота. На стенках ларца были росписи с изображениями битвы между ангелами и дьяволами.
– Сколько, по-вашему, лет ларцу?
– Лет четыреста – пятьсот, – прикинул Аркадий.
– Его сработали в тысяча девятьсот двадцатом. Это
– Костя Бородин мог достать золото, – сказал Аркадий.
– Купить?
– Нет, украсть в Сибири. Но не слишком ли бросится в глаза, если в новый ларец вделать старые иконы?
– Они его старят. Стирают позолоту, чтобы просвечивала красная грунтовка. Втирают умбру. Пошлите ваших людей по всем магазинам, где торгуют принадлежностями для художников, и проверьте каждого, кто покупает армянский бол, гипс, гранулированный желатин, белила, столярный клей, марлю, самую тонкую наждачную бумагу, замшу…
– Сдается, у вас есть опыт, – заметил Аркадий, записывая.
– В Нью-Йорке это знает любой полицейский. Кроме того, вату, спирт, штампы и плоские гладилки, – Кервилл, пока Аркадий записывал, налил себе еще. – Странно, что вы не нашли на одежде Джимми соболью шерсть.
– Соболью? А это зачем?
– Позолоту накладывают только кисточкой из шерсти рыжего соболя. А это еще кто, черт возьми?
Лебедь пришел с цыганом, стариком со сморщенным и смышленым, как у дряхлой обезьяны, лицом, в бесформенной шляпе на седых кудрях и грязном пестром платке вокруг шеи. Во всех статистических обзорах говорилось, что в Советском Союзе нет безработных, за исключением цыган. Несмотря на все усилия приобщить их к труду или же выставить из страны, каждое воскресенье их можно увидеть гадающими на деревенских рынках, а каждую весну они как из-под земли появляются в городских парках со смуглыми младенцами, выпрашивая у прохожих монеты.
– У нас эти вещи в художественных магазинах не покупают, – объяснил Аркадий Кервиллу. – Их покупают на толкучках, из-под полы или у кого-нибудь на квартире.
– Вот он говорит, что слыхал о сибиряке, у которого есть на продажу золотой песок, – сказал Лебедь, кивая на цыгана.
– И шкурки соболя, тоже слыхал, – хриплым голосом добавил цыган. – Пятьсот рублей за шкурку.
– Купить можно все, что хочешь, если знать, на каком углу, – сказал Кервиллу Аркадий, глядя на цыгана.