Парсек налево
Шрифт:
– Я не против, пусть меня сажают! – тут же объявился первый доброволец. На него дружно шикнули и решили выбирать сидельцев по жребию.
– Второй пункт. Продавать древесину можно только с разрешения профсоюза, чтобы не сбивать цену. Все понятно?
Почему-то именно этот пункт вызвал особо ожесточенные споры. Одно из сообществ потребовало себе право торговать самостоятельно. Но Уанья быстро поставил их на место.
– Только попробуйте. У нас столько древесины, что мы можем обрушить цены почти до нуля. Если вы попробуете продать её самостоятельно, то
– Сколько?!! Пять кредов? – собрание акционеров пораженно выдохнуло. – Это же дороже, чем хлой!
– Не совсем так. Вы сравниваете с расценками для работяг, а рыночная цена на хлой в тысячи раз выше. Поэтому пять кредов за унцию – это очень дешево. К тому же у древесины есть очень важное преимущество в сравнении со стрежнями хлоя – она не учитывается Контролером, и нет никаких ограничений на её вывоз с планеты! В принципе, любой из нас может вывезти хоть тонну древесины и это будет абсолютно законно. Тоже самое, могут сделать вольнонаемные работники базы, если, конечно, смогут добыть эту древесину своими нежными ручками. Впрочем, они могут купить у нас.
Последняя часть моего обращения рассчитана на охранников и сотрудников базы – наверняка, эта информация через пару часов дойдет до их ушей.
В конце концом пришли к согласию.
– Ты не ответил на вопрос, что мы будем делать, если начальство не пойдет на уступки? – подошел ко мне Уанья после того, как делегаты первого съезда профсоюзов разошлись.
– Согласятся, никуда не денутся. Запаса пайков, который мы создали, хватит на две недели, а если экономить, то даже дольше. Но это не потребуется. Транспортник ждать не будет.
– Твоими руками, да пайки раздавать, – привел Уанья красивое образное сравнение из лагерного фольклора. – А если комендант Зодд не дурак, и, например, потребует норму древесиной сдавать? Что тогда делать будешь?
Комендант – это тот здоровый тип в броне, который встречал нас в день прибытия.
– Не имеет права. Только Контролер может изменить норму выработки, а древесины нет в списке, добываемого на этой планете. Изменить список утвержденный Компанией никто не может. Так, что если Зодд попробует это сделать, то можно его смело посылать …за официальным распоряжением Контролера. А его он никогда не получит!
– Следующий этап – укрепление реального обменного курса. Пока наша деревянная валюта имеет чисто виртуальную стоимость, да и то не слишком высокую.
Де жа вю какое-то. Чувствую себя председателем Банка России в момент очередного обвала рубля. Нет, ну надо же – и здесь деревянный!
– И как это сделать? – всем своим видом Уанья выражает отсутствие энтузиазма и продуктивных идей.
– Прежде всего, можно выдавать часть заработка работягам, то есть самим себе. Но не самой копрой, а расписками на право
Не, ну точно, чувствую себя председателем правительства РФ или беглым Мавроди, впрочем, одно другому не мешает.
Старый контрабандист в отчаянье хватается за голову.
– У меня сейчас мозги закипят! Ты можешь нормально сказать, зачем зэкам дерево вместо денег?
– Если мы сами станем относиться к целлюлозе хлоя, как ценному ресурсу, то окружающие тоже станут её так воспринимать. Берут же охранники взятки скумбрией вместо денег – чем наша валюта хуже? Вопрос риторический. Она – лучше! Она дает шанс заработать в сто раз больше, или даже в тысячу! Это устроители лотереи знают, что выигрыша в ней нет, а все участвующие наоборот очень на это надеются.
– Ты хочешь обмануть общество, да ещё и меня втянул? – насупился бывалый зэк, оскорбленный до глубины души.
– Вот ещё! Наоборот, я хочу, чтобы мы вместе заработали. А в нужный момент древесины хлоя просто не окажется у нас на руках – мы от неё избавимся, получив взамен вполне реальные деньги.
– Плачет по тебе карцер, – сделал оптимистичный вывод Уанья.
– Постепенно начинаем вводить наш деревянный кред в повседневный оборот. Например, за перевозку в грузовике можно предложить охранникам половину унции в день. Типа с хорошей скидкой.
– Думаешь, возьмут? И куда им его девать?
Могут и не взять, не настолько мощная и длительная у нас была пиар-компания, но расстраивать компаньона не спешу.
– С руками оторвут, и ещё попросят. Но, чтобы наверняка, нужен последний убедительный пример. Как думаешь, если ЙЙоссо возьмет копру в оплату – это произведет на них впечатление?
– Тогда чего стоим, кого ждем?
Кладовщик встречает нас без особой радости, после обильной трапезы ему просто лень что-то делать, куда-то идти.
– Если меньше пяти кредов, то лавка закрыта. Приходите завтра.
– Дело на двести кредов. Или больше, если договоримся.
Толстяк мгновенно преобразился, вскочил словно мячик – и куда исчезла сонливость и вялость.
– Не шутите?
Уанья загадочно молчит – он здесь для представительности, переговорщиком отрабатываю я.
– Разве такими суммами шутят? – в свою очередь задаю встречный вопрос.
Ййосо соглашается, в нетерпении потирая руки.
– Нам нужно три десятка виброножей.
Продавец разочарованно сдулся, лицо его приняло кислое печальное выражение.
– Я-то думал, а они вон о чем. Нет ножей. Точнее, нет работающих ножей. Последний вам же отдал позавчера.
– Мы в курсе. Нам сойдут и такие. Но вместе с батареями.
– Это можно, – прояснилась физиономия спекулянта, продающего нам то, что и так положено выдать бесплатно. Точнее, то, за что с нас деньги все равно вычитают. – Двести скумбрий и можете три недели не возвращать. Кредами не возьму – сами понимаете, Контролер он не спит.