Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая

МакГрегор Ричард

При попытке проникнуть в алюминиевую отрасль Лю столкнулся даже с еще большими препятствиями, нежели Дай, занимавшийся сталью. Соперником Лю была госмонополия в лице «Алюминиевой компании Китая» («Чайналко»), входившая в список из полусотни крупнейших концернов, которые напрямую управлялись партией из Пекина. «Чайналко», одна из самых могучих, опытных и агрессивных госкомпаний страны, также контролировала сырье и технологию, без которых не мог обойтись ни один конкурент, пожелавший выйти на этот рынок. Дело в том, что «Чайналко» обладала практически абсолютной монополией на глинозем — «держала» 98 % отечественных поставок. С другой стороны, в броне «Чайналко» имелись два слабых места, одно политическое, а второе технологическое. Хитроумный Лю на совершенно законных основаниях сумел-таки обойти политические подводные камни, а вот вопрос о том, как он преодолел второе препятствие и заручился ключевой технологией, заслуживает отдельного

обсуждения.

Сначала Лю навел прицел на мишени подальше от столицы. Пусть «Чайналко» и была всемогущей в Пекине — на периферии дела обстояли иначе. Когда в 2001 г. «Чайналко» проходила реструктуризацию и регистрацию на иностранных биржах, центральное правительство предоставило ей права на разработку подавляющей части китайских бокситовых местрождений. В то время как корпорация хотела придержать запасы, чтобы сохранить высокие цены на сырье, малообеспеченные провинции, в которых добывался боксит, напротив, стремились как можно активнее осваивать свои месторождения. Лю обнаружил, что в провинции Хэнань, обладавшей 60 % всех китайских бокситов, его ждут приветственно распахнутые двери. Почуяв запах дополнительных налоговых поступлений, провинциальные власти быстро решили, что соглашение между «Чайналко» и центром на них не распространяется. Словом, Хэнань выдала лицензии на разработку своих бокситовых месторождений и Лю, и другим промышленникам, жаждавшим прорваться в эту отрасль.

«Чайналко» сражалась за каждый дюйм, использовала все свое влияние в центральном правительстве, чтобы задержать реализацию замысла Лю проверками законности инвестиций, и даже потребовала контрольный пакет Хэнаньского проекта, угрожая, что в противном случае дело не тронется с места. При этом «Чайналко» замедлила выдачу импортных лицензий на глинозем в целом, чтобы еще больше укрепить свою монополистическую позицию. Но постепенно в отрасли все же создавалась обстановка для частного бизнеса с полностью интегрированным производственным процессом. Лю добился доступа к бокситовому руднику в Хэнани, где мог отныне перерабатывать руду и получать глинозем. Притязания «Чайналко» на часть его компании удалось отбить. Кроме того, во Внутренней Монголии и Шаньдуне Лю построил печи для выплавки первичного алюминия, а энергия — затраты которой особенно велики в этой отрасли — поступала с электростанций, работавших на угле тех шахт, в которых Лю также имел долю.

Последней деталью головоломки стала патентованная технология обогащения и переработки местного низкосортного боксита в глинозем. Контроль за патентом принадлежал корпорации «Чайналко». Лю не рассказывает, каким образом ему удалось заполучить этот патент. Впрочем, известно, что другие предприниматели, желавшие проникнуть в отрасль, попросту стащили эту технологию из-под носа «Чайналко». Как и в случае бокситового сырья, госкорпорация пыталась нормировать использование технологии, чтобы не пустить конкурентов на рынок и сберечь свой монопольный статус. «Чайналко» контролировала два национальных отраслевых НИИ в Ляонине и Гуйчджоу, а посему считала, что с сохранностью технологии все в порядке. Зато инженерам, работавшим в этих НИИ, сильно не нравились подобные ограничения. Экономика-то рыночная — значит, чем чаще выдается патент, тем больше денег они могли бы заработать. В 2003 г. несколько старших инженеров не выдержали — ушли из государственных институтов и основали новый научный центр при Шэньянском университете. С собой они захватили проектную документацию на обогатительный процесс. Вскоре патентованная технология «Чайналко» оказалась доступна любому желающему. За короткий двенадцатимесячный период четыре инженера заработали порядка 5 миллионов долларов.

Их схватили за руку — да только поздновато. Проекты конкурентных обогатительных фабрик (в том числе и для Лю) были либо утверждены, либо вообще находились в эксплуатации. Момент удачно совпал с резким всплеском спроса на обогащенное сырье, и бизнес «Чайналко» понес серьезные потери. За трехлетний период с 2005 по 2008 г. доля «Чайналко» на внутреннем рынке глинозема упала с монополистических 98 % до 40 с небольшим. Самое поразительное то, что одна из наиболее могучих госкорпораций Китая пострадала из-за промышленного шпионажа, на который пошли местные частные компании. Бывшие инженеры были признаны виновными в хищении коммерческой тайны. Один получил три года тюремного заключения, остальные отделались небольшими штрафами.

Все время, что «Чайналко» ставила палки в колеса и не желала делиться технологией, Лю опирался на свой главный актив: деньги. В 2008 г. Лю «стоил» порядка 3 миллиардов долларов и занимал одну из верхних строчек в списке самых богатых китайцев. Он сумел профинансировать свои проекты, не прибегая к помощи банков. А вот чанчжоуский Дай, напротив, был тесно связан с банками, подверженными политическому давлению. Лю показал, как небедный и политически подкованный предприниматель способен не только выживать, но и процветать.

Он заручился поддержкой центральных политиков, которые не видели экономической выгоды от сохранения монополизма «Чайналко» в сфере производства глинозема. Вместе с тем наиболее важные связи Лю установил не в Пекине, а с различными провинциальными властями, которые жаждали стимулировать экономическое развитие поближе к дому. У местных должностных лиц имелись все причины и права подыскивать предпринимателей вроде Лю. «Мы смогли удовлетворить их потребности в области бизнес-показателей, налоговых поступлений, защиты экологии и социального имиджа, — сказал Лю. — Извините за откровенность, но всем местным чиновникам, даже коррумпированным, требуется демонстрировать политические достижения».

В 2008 г. тридцать пять предпринимателей получили приглашение стать слушателями Центральной партшколы в Пекине: жест, который поднял отношения КПК и частного бизнеса на новый уровень. Поначалу приглашение распространялось на тридцать четыре человека. «Тридцать пятый, — признается бизнесмен, поведавший мне эту историю, — сам взмолился, чтобы его приняли».

Центральная партшкола, чей комплекс из современных зданий привольно раскинулся на обширной территории неподалеку от Летнего императорского дворца в пригороде столицы, находится на вершине общенациональной сети из 2800 аналогичных учреждений для повышения квалификации кадровых работников. Многие из этих партшкол читают курсы истории КПК и натаскивают слушателей по вопросам самых последних политических веяний из Пекина.

Приглашение тридцати пяти предпринимателей не имело прецедента в Китае. Предприниматели поселились в общежитии и учились вместе с перспективными кадровыми работниками, будущими вождями Китая. Лекции им читали самые видные фигуры в партии. Бизнес необычных слушателей в основном касался передовых технологий и новых форм СМИ, то есть это были люди богатые. В их число входили Юй Миньхун из школы английского языка «Нью Ориентал», зарегистрированной на бирже «Насдак»; Фэн Цзюнь из «Айго» (бытовая электроника); и Джеймс Дин, бывший коллега Эдварда Тяня из «АзияИнфо». Возможность принять участие в занятиях элитной партшколы эквивалентно приглашению на гарвардскую МВА-программу, где твои сокурсники — будущие политические лидеры США. В Китае это — лучший шанс обрести ценнейшие связи.

Прежде всего вновь прибывшие обратили внимание на сказочное оснащение учебного комплекса. В общежитии у них имелись широкоформатные ЖК-телевизоры «Леново» и беспроводной интернет-доступ, а также 50-метровый плавательный бассейн, корты для тенниса и сквоша, и даже бригада личных тренеров в отлично оборудованном спортзале. Подобно тинейджерам, закинутым в интернат, они быстро сообразили, какую ступень иерархической лестницы занимают относительно кадровых партработников: достаточно было сравнить бытовые привилегии. Итак, на них распространялось бесплатное питание в столовой, в то время как партийцы платили по пять юаней; в ванных комнатах лежала импортная зубная паста «Колгейт», а не местная «Хэймэй» («Черная сестра»). «Да-а, нашему положению можно было позавидовать, — вспоминает один из предпринимателей. — С нами обращались уважительнее, чем с начальниками на уровне уездных парторганизаций». На двери каждой жилой комнаты висела табличка с именем слушателя и его регионом (в случае партийных кадров) или названием компании и сферой бизнеса (в случае предпринимателей). Благодаря этим табличкам и именным бейджикам предприниматели получили возможность лично познакомиться с должностными лицами, встреча с которыми в обычных обстоятельствах крайне затруднительна. «За время учебы ребята, занимавшиеся продажей железнодорожного коммуникационного оборудования и средств экологического контроля, умудрились договориться об очень аппетитных сделках на будущее», — вспоминает предприниматель.

Учеба началась с короткого обзора священных партийных текстов вроде «Тезисов Мао Цзэдуна» и «Теории Дэн Сяопина». Имели место долгие лекции о региональных военных конфликтах, многосторонних переговорах и текущих мировых событиях. Подобно всякому, кто впервые сталкивается с профессиональными политиками на их родной почве, предприниматели были ошеломлены ораторскими способностями кадровых партработников и их умением согласовывать взаимоисключающие взгляды при разборе любой темы. К окончанию занятий бизнесмены стали по-новому и куда более уважительно смотреть как на самих чиновников, так и на их монументальные задачи. Зачастую каждый такой партработник отвечает за соцобеспечение и благосостояние десятков миллионов человек; трудится с утра до ночи, уезжает в длительные командировки без семьи, да еще посещает по три-четыре банкета за вечер с бесконечными тостами. А уж про соперничество и говорить не приходится. «У них такая конкуренция, что мы в сравнении с ними — просто дилетанты, — рассказывает предприниматель. — Оказавшись внутри системы, мы стали ее пылкими защитниками. Нечто вроде синдрома сироты. Как только тебя принимают в семью, ты готов грудью встать на ее защиту».