Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

Ильин Владимир Леонидович

— Меня не ждите! Я приеду завтра утром.

Зайдя в землянку к комбригу, Агапоненко спросил:

— Николай Петрович, вы получили мое донесение о Кузенном?

— Получил. Что же будем делать с ним?

— Я предлагаю уничтожить его как изменника Родины.

— А как это сделать? Он же находится под крылышком у немцев.

— Николай Петрович, у вас сохранились те деньги, которые мы забрали летом у немцев при разгроме гарнизона в Белице?

— Конечно, сохранились. А что ты придумал, зачем тебе они?

— Давайте пошлем этому Кузенному записку от нас, партизан, к ней приложим несколько сот немецких марок якобы для поддержания его здоровья. Пусть тогда немцы разбираются, почему партизаны послали ему деньги, не ведет ли

он двойную игру?

— А ты, Николай, здорово придумал. Давай так и сделаем. Но как все это передать Кузенному, причем так, чтобы немцы узнали?

— Я все это уже продумал. Мы это сделаем через наших связных.

— Хорошо, Николай, действуй. А теперь надо и по чарочке нам с тобой выпить за нашу встречу. Лена, — позвал комбриг Лену Сушко, с которой он познакомился еще будучи в плену и которая теперь всегда находилась при штабе бригады, — приготовь нам что-нибудь закусить да и бутылочку достань из нашего энзэ.

Через день после этой встречи, где они вместе составили письмо к Кузенному, Агапоненко, забрав это письмо и тысячу немецких марок, выехал вместе со своими разведчиками в деревню Дроздово, к связной Подоляцкой. Оставшись наедине, они долго беседовали относительно плана передачи записки и денег Кузенному.

В один из воскресных дней конца февраля, рано утром, Подоляцкая, забрав с собой в корзинке два десятка яичек, пакет с письмом и деньгами, отправилась в Толочин на рынок. Больше двух часов эта старая женщина бродила по рынку, чтобы случайно встретиться с женой Кузенного, но ее на этот раз встретить на рынке так и не удалось. В отчаянии Подоляцкая уже хотела уходить с рынка, как вдруг увидела среди рыночной толпы сестру жены Кузенного. Осторожно подойдя к ней, Подоляцкая потянула ее за рукав полушубка и шепотом попросила отойти в сторону ото всей остальной толпы. Когда они вышли из этой людской сутолоки, Подоляцкая молча вложила в ее руки пакет с письмом и деньгами. Та в недоумении взяла этот пакет и спросила:

— Это что за пакет? От кого он?

— Спрячьте скорее и поспешите домой, а там узнаете. Не оглядывайтесь и идите прямо домой.

После этих слов Подоляцкая быстрым шагом отошла от нее и затерялась в базарной толчее. Женское любопытство требовало от девушки, чтобы она посмотрела, что же находится в этом загадочном пакете, но, получив от незнакомой старой женщины этот пакет и предупреждение, что нужно его спрятать и поспешить домой, заставило ее выполнить это требование. Постояв некоторое время в каком-то замешательстве, девушка, быстро засунув пакет в свою сумку, зашагала от рынка по улице. А в это время Подоляцкая, следя за девушкой, заметила, что один из немецких солдат и полицай ходят вместе по рынку, пристают к женщинам и у них отбирают яйца. Она, быстро сообразив, смело подошла к ним и укоризненно сказала:

— Слушайте, как вам не стыдно у женщин последние яйца отбирать. Может быть, у них детишек нечем кормить, вот они и пришли сюда продать эти яички, чтобы что-нибудь купить для них. А может быть, хотят на эти деньги керосина купить, чтобы светить дома чем-то, а вы отбираете последнее. Вы должны за порядком смотреть на рынке, а вы вместо этого сами отбираете яйца. Вон посмотрите, — показала Подоляцкая на уходящую с рынка сестру жены Кузенного, — эта красивая девушка в полушубке только что из леса вышла, не иначе как партизанка. Она прошла через рынок и вон, видите, пошла по улице. Это наверняка партизанка. Она что-то подозрительно вела себя сейчас на рынке. Вот вы за чем должны смотреть, а не яйца отбирать.

— Что, говорите, партизанка? Где, какая девушка?

— Да вон та, в полушубке, с черной сумочкой в руках и с бидоном.

Немец и полицай, услышав о партизанке, тут же бросились в погоню за ней. Догнали ее и, обыскав, обнаружили какой-то пакет. С этим пакетом они привели ее в гестапо. Когда там был вскрыт пакет, то в нем было найдено письмо партизан к Кузенному и большое количество немецких марок. В этом письме было сказано: «Товарищ старший политрук Кузенный! Ты находишься у немцев в госпитале на лечении уже больше месяца, но от тебя пока еще никаких сведений не поступало. Если и дальше разведданные от тебя поступать не будут, то я тебя буду вынужден из госпиталя отозвать. Для скорейшего твоего выздоровления и для различных денежных расходов, которые будут тебе необходимы для выполнения задания, высылаю тебе тысячу марок. С приветом, командир партизанской бригады Гудков».

Может быть, гестаповцы и не поверили бы этому письму, но присланные Кузенному деньги, причем такая сумма, это уже была большая улика против него. Кроме того, разгром карателей под Взносном и гибель там от партизанской пули немецкого бургомистра Рудольфа Зеля, все это было более чем подозрительным для гестаповцев. Значит, решили они, Кузенный знал, что во Взносном стоят партизаны, причем очень хорошо вооруженные пулеметами, и он не предупредил карателей, в результате чего партизаны Гудкова оказались в более выгодном положении и, видимо, заранее были предупреждены о том, что на них идут немецкие солдаты. Эта карательная операция против партизан тогда провалилась, и Кузенный был, по всей видимости, виновником провала, гибели немецких солдат и Зеля в том числе. Толочинское гестапо тут же арестовало жену Кузенного и ее сестру, а самого его из госпиталя посадили в одиночную тюремную камеру. Как ни пытался Кузенный доказать, что он является большим другом гитлеровской армии и может доказать это на деле, а письмо — провокация партизан против него, ничто ему не помогло.

В первых числах марта в Толочине была построена виселица и Кузенного, его жену и сестру ее гестаповцы повесили. Такова была судьба одного из предателей нашей Родины.

Через несколько дней после возвращения бригады на Бук в штабной землянке состоялось совещание командиров и комиссаров отрядов, на котором было принято решение, ввиду ограниченного наличия боеприпасов и отсутствия оружия у некоторых партизан, проводить только диверсии небольшими группами подрывников, а остальным партизанам заниматься сбором оружия и патронов, которое еще имеется у местного населения. Особенно необходимо обратить внимание на северо-восток, деревни между Оболыдами и Сенно, где в начале войны шли сильные бои. Там при отступлении наших войск оставалось довольно много оружия и боеприпасов, которое было припрятано жителями этих деревень.

Первые же пробные выезды партизан в эти деревни оказались удачными. В отрядах бригады появились добытые там винтовки и патроны, правда, почерневшие от сырости. А оружие было заржавленным и часто при пробных выстрелах давало осечки. Увидев это оружие и патроны, добытые у местного населения, у партизан разгорелись глаза, и теперь появилось много желающих добывать оружие. Началось массовое паломничество партизан за оружием в Сенненский район. Обычно они выезжали туда небольшими группами по 10–15 человек. Винтовки, гранаты и патроны гудковцы доставали сравнительно легко, а вот пистолеты или наганы местное население почему-то никак не хотело отдавать им. Верными помощниками партизан были деревенские дети и подростки. Эти юные патриоты или сами охотно отдавали запрятанное ими оружие народным мстителям, или по секрету подсказывали им, где его найти.

Разведчики Агапоненко тоже решили попытать счастья и побывать в районе летних боев нашей армии с гитлеровцами. Оставив в «Тереме» несколько человек для охраны, остальные вместе с командиром выехали в этом направлении. На этот раз я тоже был среди них. Мы ехали на санях все время на север от лагеря и к полуночи приехали в деревню Вейно Сенненского района. Она находилась рядом с большаком Обольцы — Сенно, поэтому командир приказал нам следить за северо-восточной стороной деревни.

Братья Короткевичи сразу же пошли на заготовку продуктов питания, а мы втроем с Агапоненко и Савиком остались на улице. Молчавший до этого командир вдруг, как бы вспоминая, промолвил: