Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок
Шрифт:
Картинка. Эрвин хлопнул глазами.
Голова рыбы с выпученными глазами и полураскрытой губастой пастью. Тело рыбы, округлое, чешуйчатое, и ниже пояса — человеческий зад и гениталии. Тонкие ноги с большими коленками, с волосатыми ляжками, с торчащими в разные стороны пальцами. Эрвин поднес бумагу к глазам: отвратительная картинка, воплотившая и стыд, и отвращение, и тоску странного парня в футболке с логотипом пляжа. От этого уродца с рыбьей головой и толстым пенисом трудно было оторвать взгляд,
Художник? Нет. Нарисовано любительски. Но картинка… Картинка.
Образ.
— Сколько я должен? — хрипловато спросил Эрвин. И тут же добавил: — Могу я это взять с собой?
Бармен и официант переглянулись.
— Ну разумеется. Забирайте.
Эрвин расплатился и вышел. Сел в машину. Завел мотор. «Золотой Мыс», «Золотой Мыс»… Дорогой пляж, хорошая клиентура… Красивые спасатели…
Образ. Русалка наоборот. Потерянный фрагмент головоломки. Соль.
В машине Эрвин достал телефон. Вспотели ладони; гудок. Гудок…
— Алло.
— Веля, почему ты сразу не берешь трубку!
— Прости… Все в порядке, Эрв. Пока… все в порядке.
Они лежали в лодке, обнявшись, и смотрели в небо. Нитки жемчуга на ее трикотажном лифчике разорвались, и мелкие жемчужины раскатились к бортам, забились в щели.
— Послушай, не возвращайся больше. Тебя поймают.
— Я очень осторожная!
— Ты мне не веришь? Я ведь специально… — Он не мог сказать правду. Не получалось. — Послушай, поверь мне! Они охотятся на таких, как ты.
— Мне это говорили двести раз. Я не боюсь.
— Ты дура! Зачем ты приплыла? Зачем? Уходи в море, они тебя поймают!
Она улыбалась. Ее чешуя, подсыхая, теряла блеск, но зато приобретала синевато–стальной, глубокий оттенок.
— Ты у нас молодец, Виталя, знатный рыбак. Принц, одно слово, — управляющий улыбался во весь рот. — Гуляй. Отдыхай. Завтра спишу тебе лодку… А сегодня гуляй.
Виталик взвесил конверт на ладони. Отлично. Должно хватить.
— Ну, я пошел?
— Вали, счастливчик!
Вежливо попрощавшись с Артуром и ребятами, Виталик вышел с пляжа и неторопливо двинулся вдоль по набережной.
«Наутилус» не был конкурентом «Золотому Мысу». Просто маленький пляж, где давали напрокат скутеры, лодки, акваланги; «Наутилус» не был конкурентом, но Виталик зашел в кабинку на городском пляже и сменил форменный костюм на обыкновенную майку и обрезанные выше колен джинсы.
Девчонки оборачивались ему вслед. Он шел и улыбался. Аккуратно завернул оранжевые принадлежности в полиэтиленовый пакет, оставил в урне у пристани. Конверт с деньгами переложил в сумку–пояс.
— Сертификат у тебя есть? — спросил инструктор с «Наутилуса», мужик лет тридцати, но уже лысеющий.
— Есть, — Виталик вытащил
— Смело, — пробормотал мужик. — Ну, покажи, как ты ныряешь. Виталик доплатил, надел акваланг, застегнул пояс, взял загубник.
Сел на дно метрах в десяти от берега, ухватился за камень и сидел, пока инструктор жестом не позвал его на поверхность.
— Ну ладно… Дам тебе свой старый комплект, типа поносить. Утонешь — я тут ни при чем.
— Спасибо.
Он упаковал тяжеленный баллон в грязный рюкзак, засунул туда же пояс и ласты, взвалил на плечо и медленно, нога за ногу, двинулся в обратный путь — по направлению к «Золотому Мысу».
Прошло полдня. Оставалось еще полдня. Виталик то и дело останавливался, чтобы выпить воды или пива. Ему хотелось пить, а вот есть — ни капельки.
Стоял сентябрь. По набережной прохаживались все больше не девчонки в коротеньких шортах, а дамы в широкополых шляпах, в живописных развевающихся балахонах. И дамы оглядывались на Виталика.
Рюкзак с баллоном совсем оттянул ему плечо.
Вертелась карусель. Прыгали дети на батутах. Завлекали огнями игровые автоматы. Виталик опустился на бровку и долго сидел, вытянув ноги в старых сандалиях. В выжженной траве цокотали ополоумевшие цикады. Можно было вернуться в бассейн, можно было позвонить маме. Можно было догнать любую девчонку, вон хотя бы ту, в легком деловом костюмчике, и приятельски хлопнуть ее по плечу…
День тянулся нескончаемо. Тени остановились, не желая вытягиваться. Капля подтаявшего мороженого застыла в полете и никогда не долетит до голого девичьего колена. Мяч сплющился от удара и приник к асфальтовой дорожке…
Прыгнул. И капля упала. И тени наконец–то двинулись, удлинились, и солнце почти уже село, и на набережной зажглись огни.
По узенькой тропинке, известной ему и еще паре–тройке людей, Виталик пробрался к скалам. Здесь неподалеку он разбил лодку во время шторма. Здесь его никто не увидит; он вытащил баллон и тяжеленный пояс, еще раз проверил все трубки.
Ветер доносит музыку с набережной. На причале загорелся фонарь; вот лодка отошла от пирса и, неторопливо фырча мотором, двинулась в море…
Виталик испугался, что опоздает.
Внизу, в глубине, проплывали зеленоватые искры. Сентябрьская вода лежала пластами, Виталик оказывался то в холодном потоке, то в теплом, как молоко. Его знобило. Он старался работать ластами как можно тише, а после того, как на лодке заглушили мотор — вообще бесшумно.
«Ты когда–нибудь нарушал запреты?»
Над лодкой зажгли фонарик — совсем слабенький, чтобы нельзя было различить, кто сидит внутри. А судя по тому, как глубоко она зарывалась в волны, человек там был не один.