Парящий дракон

Крючкова Ольга Евгеньевна

Вскоре к Тоётоми присоединился род Маэда, некогда принадлежавший к клану Ода. Сибата Кацуиэ, верный вассал Нобунаги женатый на его родной сестре, затворился со своей женой Оити в своём замке Китаносё, где они добровольно совершили сеппуку.

Последним, кто выступил против сёгуна, был Токугава Иэясу. Он провёл блестящую военную операцию около крепости Нагакутэ, в результате которой разбил отряды Тоётоми. Сёгун предложил Токугаве замириться, а затем скрепить союз родственными узами. Токугава, трезво оценивая мощь сёгунской власти, согласился и вскоре женился на Асахе, сестре Хидэёси, получив в приданное обширные владения в Эдо.

Расправившись с кланом Ода, Тоётоми с неистовой жестокостью принялся устранять ещё недавних своих союзников, опасаясь, что их кланы за последние годы стали слишком мощными, а значит, опасными для его власти.

Сосредоточив своих руках почти неограниченную власть, Тоетоми Хидэёси провозгласил себя земным воплощением синтоистского бога войны Хатимана. А какое-то время спустя, и потомком самой богини Аматэрасу. И даже приказал украсить свой праздничный шлем плюмажем в форме двадцати девяти лепестков ириса, символизировавшего солнце.

Всех, кто выказал сомнения по поводу его божественного происхождения, сёгун казнил.

С подачи своего племянника Хидэцугу, он официально провозгласил государственными религиями синто и буддизм, христианство же подверг жестоким гонениям, приказав разграбить португальскую миссию на озере Бива, а патеров распять на крестах, подобно Иисусу Христу.

Проникнувшись к Хидэцугу доверием, он самолично возвёл его в должность кампаку, высшего советника императора. Тем самым ещё раз подчеркнув, что ему безразлично мнение Яшмового дома и его правителя Гендзи-тенно.

С течением времени Хидэёси стал всё чаще задумываться над тем, что император слишком слаб и на троне Аматэрасу должен восседать другой правитель… из рода Тоётоми. А после того, как любимая наложница родила ему сына Ходэёри [92] , и вовсе уверовал в то, что сама Богиня Солнца желает его возвышения.

В Исияме подданные сёгуна решили, что их господин сошёл с ума… Но ни один из самураев или сановников не посмел высказаться по этому поводу, опасаясь за свою жизнь.

92

Клан Тоётоми полностью погибнет в 1614 году, защищая свой последний оплот, Исияму (Осакскую резиденцию) от воинов сёгуна Токугавы. Хидэёри и его мать, бывшая наложница Хидэёси, совершат сеппуку.

Манами, жена Хидэёси, будучи не в стоянии смириться со своим положением (сёгун всячески унижал её, отдавая предпочтение молодым наложницам), покончила жизнь самоубийством. Её дочери Наа-химэ и Асаи-химэ навсегда покинули резиденцию в Исияме, удалившись в один из синтоистских монастырей в предместьях Киото.

В Поднебесной окончательно установилось двоевластие. Сегунат, призванный охранять власть императора, как от внутренних врагов, так и от внешних, трансформировался настолько, что стал представлять опасность не только для правящего Яшмового дома, так и для многих даймё, чьё богатство вызывало вожделенную зависть клана Тоётоми.

Часть 3

Тенно – небесный государь

Валун разделил

Бурный поток ручья, но

мчит вода вперёд,

И два рукава реки

Вновь встретятся в потоке.

Император Сутоку [93]

Глава 1

1596 год

Недавно Гендзи-тенно миновало двадцать девять лет. Жизнь научила его простой придворной истине: не доверять своим советникам, Левому министру, Правому министру, как впрочем, и канцлеру… Кто знает, сколько им заплатил Тоётоми Хидэёси.

93

Перевод Владимира Соколова

Гендзи всё чаще ощущал себя одиноким. Его супруга, Яшмовая госпожа, Хикари ничего не понимала в политике и двоевластии. Она предпочитала придворные развлечения и молодых фаворитов, на что император не обращал внимания, ведь он в свою очередь посещал наложниц, которыми окончательно пресытился, ибо каждая молодая женщина принадлежала к какому-либо знатному роду и пыталась заполучить от Гендзи различные привилегии для своей семьи. Император устал, он жаждал покоя… В последнее время его стали посещать мысли о затворничестве, всё чаще охватывало непреодолимое желание надеть простую рясу монаха, остричь волосы и в простых крестьянских гета, пешком, покинуть Киото, уединившись в каком-нибудь отдалённом монастыре, и чем дальше он будет расположен – тем лучше.

Настал час Обезьяны, но Гендзи за весь день так и не отлучался из своих покоев. Госпожа Аояги, обеспокоенная душевным состоянием сына-императора, решила навестить его. Когда она появилась в императорских покоях, Гендзи рисовал тушью. Из-под его тонкой кисти появлялось изображение некой горы, на подножье которой во всей красе раскинулся буддийский монастырь.

Госпожа Аояги тихонько подошла к сыну и заглянула ему через плечо.

– Прекрасная живопись! – одобрительно воскликнула она.

– А это вы, матушка… Да, решил занять себя рисованием…

Аояги села на татами напротив императора.

– Как ваша супруга? – поинтересовалась она из вежливости.

Гендзи не отрываясь от своего занятия, произнес:

– А ежели сердцаВнезапно охладели,Они – как те следы,Что тысячами птицОставлены на берегу песчаном… [94]

Император процитировал печальное стихотворение, поставил кисточку в тушечницу и пристально воззрился на матушку.

94

Из «Дневника эфемерной жизни», перевод с японского В.Н. Горегляд

– Думаю, госпожа Хикари любуется кленовыми листьями вместе со своими фрейлинами. На меня же осень навевает печаль… – признался он.

– Вы слишком утомлены государственными делами. – Заметила Аояги. – Да и потом, ваше супружеские отношения с госпожой Хикари перешагнули тот рубеж, когда исчезает состояние влюблённости, как утренняя дымка в горах, а остаются лишь взаимные обязательства.

Своим замечанием госпожа Аояги попала в цель. Гендзи почувствовал невольное раздражение, он был уязвлён.