Пасмурный лист(сб.)
Шрифт:
– Ты уразумел что-нибудь? – спросил кади.
Махмуд ответил откровенно:
– Очень мало. Я вижу лишь силу.
– Вернее сказать, ум. Ум зла. Но мы увидали этот ум и вне мастерских. Нам же нужно понять лад их работы, а здесь это трудно. Не пойти ли нам в другие мастерские?
– Куда?
– Например, в монетный двор. Монета – весьма важная составная часть государства, и визирь будет признателен нам, если мы откроем ему способ изготовлять множество дешевых монет.
И они направились в монетный двор. Осмотрев его, кади сказал:
– Теперь мы можем сказать, как легко изготовлять монеты. Но мы не сможем
– Пойдем.
Кади посмотрел на солнце:
– Ого, близок закат, а мы еще не ели.
– Успеем, успеем, – торопил его Махмуд.
– Ты успеешь, потому что ты молод, а я уже могу опоздать. Смотри, какая уютная и прохладная харчевня, как пахнет вкусно мясом и как приветливо лицо продавца! Я не встречал в Византии таких милых лиц! С ним будет любопытно побеседовать.
– Позже, позже.
Из гинекей они вышли грустные и усталые.
Махмуд сказал:
– Мои знания ничтожны, и я не могу охватить знаний византийцев. Зачем я сюда приехал?
– Мы меряем пространство и время, чтобы учиться, – сказал кади. – Мы научимся.
А в глазах Махмуда мелькали поставленные один на другой бочонки, скрепленные обручами из ивы и наполненные дубильным орешком; ящики с камедью, растительным клеем для проклейки тканей; холмы каменной соли; потрескивали станки, сновали мастера, поправляя челноки; звучал голос надсмотрщика мастерской, почему-то хваставшего, что дом покрыт штукатуркой из смеси извести, песка и цемента, который доставляется сюда из Пелопоннеса Таврического. Где находится Пелопоннес Таврический? Махмуд не знал даже этого.
Сквозь улицы и крепостные ворота виден был Босфор, два корабля, скрепленные цепями, грузчики, перетаскивавшие товары на пристань, и много ласточек, скользивших над недвижной серо-зеленой водой. Здесь же, над головой, назойливо жужжа, кружился крупный шершень. Откуда он? И что мы знаем в этом огромном мире?
Между площадью Августион и Тавром, на улице Месса, они увидали множество мастерских, где изготовлялись на продажу драгоценные и редкие товары: вышитые золотом, малиновые, или цвета морской воды, или цвета черного янтаря, или желтые ткани; женские уборы из дорогих камней; изделия из бронзы и серебра; византийские эмали и мозаичные иконы; тонкие сосуды из стекла. Продавалась слоновая кость дивной резьбы; прозрачные и блестящие платья из Фив и Пелопоннеса.
Они стояли долго, рассматривая все это, и один торговец, глядя на них, спросил другого:
– Зачем они смотрят?
А другой ответил:
– Они смотрят и ужасаются золоту. Золотом, которым мы обладаем, мы поведем против наших врагов силы всей Европы и Азии. И мы разобьем наших врагов, как глиняный горшок. И они будут подобны глиняному горшку, который уже не починить, потому что он из глины.
Махмуд, услыша эти слова, сказал печально кади Ахмету:
– Пойдем в кофейню.
И ни он, ни кади Ахмет, ни один торговец и ни другой еще не знали, что князь Игорь переправился через Дунай и что если раньше отступали отдельные части византийского войска, то теперь оно стремительно бежало все.
Махмуд, отхлебывая кофе, молча смотрел на узор ковра, себе под ноги. Кади наполнил свою тыквенную бутылку вином, нашел его приятным и теперь наслаждался, заткнув за пояс полы своего кафтана, беседой с женой владельца кофейни. Владельцу кофейни, бывшему переплетчику книг, он говорил, что в Багдаде книги глянцуют не яичным желтком, а на смеси бычьей крови с перцем, жене – что у нее такие глаза, которые способны лишить сна любого из смертных, и что теперь в бессонные ночи он будет приходить в их кофейню. Женщина хихикала, кади касался ее плечом. Муж смотрел на это спокойно и деловито.
Поболтав, кади молодцеватой походкой, браво выставив грудь, вернулся к Махмуду. Махмуд сказал:
– Византия знает больше, чем мы…
– В наслаждениях? Да.
– В науке войны и торговли! – сказал Махмуд. – А нам надобно знать больше. С чего начинать? Как поглотить науку Византии?
– Ты ошибаешься, Махмуд, – сказал кади. – Нас послали смотреть, а не поглощать науку Византии. У них языческая наука! Если бы народы учились друг у друга, им бы некогда было драться. Разве мы с тобой можем узнать самое главное?
– Что здесь самое главное?
Кади прошептал ему на ухо:
– «Греческий огонь». Тайна его – для нас с тобой непереварима.
Он икнул и сказал:
– Мясо оказалось тоже непереваримым. Оно пережарено! Хозяин! – крикнул он. – Дай мне крепчайшего вина. Мясо ты пережарил, и я обязан запить его.
Хозяин принес высокую глиняную кружку с вином, кади отхлебнул и улыбнулся:
– Порядочно. – И он сказал Махмуду: – Если б визирь дал нам очень много денег, руководителя поумнее Джелладина и тысячу писцов, мы б и тогда чувствовали себя бедняками и нуждающимися. Вчера я ходил, по мастерским, где скорописцам диктуют книги. Какие здесь прекрасные каллиграфы, Махмуд! Я пересмотрел много книг. Император Константин, собрав вокруг себя много ученых и поэтов, составил громадные собрания книг по военной тактике, сельскому хозяйству, медицине, придворному церемониалу. Есть пятьдесят три книги, рассказывающих историю Земли от начала до наших дней! Я выбрал одно довольно дорогое сочинение, принадлежащее перу самого императора. Оно называется «О фемах» и разбирает вопросы географического характера, говорит о составе империи, о ее краях, людях…
– Визирю такая книга понравится. Ты купил ее?
– Если бы я ее купил, визирь, развернув книгу, бил бы ею меня по голове до тех пор, пока не истрепал бы и книгу, и мою голову. Ты не найдешь там сведений о Византии новейшего времени! Книгу написал сам император, а однако, о хитрец, он сообщает в ней сведения, относящиеся еще ко времени императора Юстиниана. Нового в ней только название да указание деления провинций, что мы знаем и без книги. Когда я выходил из квартала переписчиков, у меня выкрали кошелек. – Что же делать? – спросил в отчаянии Махмуд.
– А делать то, что делает Джелладин: не обращать на византийцев никакого внимания. Народы как подогреваемая жидкость, – они закипают тогда, когда будет достаточно тепла, и здесь-то обжигают все, что нужно обжечь. У тебя есть способность к стихам. Пиши. Это тоже подогревает народы. Арабы уважают стихи – после оружия.
– Никто не знает моих стихов!
– Узнают.
– Когда?
– Когда нужно.
– А пить вино, ласкать женщин, которых не любишь, балагурить где попало, – тоже подогревает народ?