Пассаж для фортепиано
Шрифт:
Маргарет решила, что ее печаль та же самая, что и у Дэвида. "Это разлука с тем, что тебе принадлежит... это отчетливое осознание того, что мы никогда не увидим эти вещи снова... что все, что у нас будет, это пленки да облегченные заменители". Ее охватила ужасная тоска. "Никогда больше не ощутить домашний уют, создаваемый столь многими вещами, пропитанными семейными традициями. Кресло Уолтера купили, когда обставляли наш первый дом. Швейную машинку привезла прапрабабушка Крисмен из Огайо. Огромная двойная кровать, сделанная специально под рост Уолтера".
Она резко отвернулась от рояля и ушла обратно на кухню. Это была белая облицованная кафелем комната с оборудованием черного цвета. Кухня-лаборатория, загроможденная сейчас грудами упаковок. Маргарет отодвинула в сторону папку с рецептами, лежащую на стойке рядом с раковиной. Она старалась не потревожить при этом клочок желтой бумаги, отметивший место, где она прервала копирование. Раковина все еще была завалена фамильным фарфором ее матери, приготовленным к космическому путешествию. Чашки и блюдца в специальной упаковке будут весить три с половиной фунта. Маргарет продолжила мытье посуды, размещая ее в паутинном каркасе упаковки.
На экране видеофона появилось лицо оператора.
– Резиденция Хатчелов?
Маргарет подняла над раковиной мокрые руки и ткнула в переключатель.
– Да?
– По поводу вашего вызова Уолтеру Хатчелу в Уайт Сэндз. Он все еще вне досягаемости. Мне попытаться еще через двадцать минут?
– Пожалуйста.
Экран погас. Маргарет ткнула в выключатель и продолжила мытье. Этим утром группа из службы новостей фотографировала ее за домашней работой. Ей было любопытно, как она и ее семья будут выглядеть на снимках. Репортер назвал Риту "подающим надежды энтомологом", а Дэвида представил как "Слепого пианиста-вундеркинда - одну из немногих жертв вируса ДРАМ, занесенного с необитаемой планеты А-4".
Со двора вошла Рита. Она была долговязым ребенком и не по годам развитым экстравертом. У нее были огромные голубые глаза, рассматривающие мир, пока ее собственные личные проблемы все еще дожидались решения.
– Я отчаянно голодна, когда мы будем ужинать?
– Когда я все приготовлю, - ответила Маргарет. Она с приступом раздражения отметила, что Рита обзавелась рваной паутиной в светлых волосах и полосой грязи поперек левой щеки.
"Зачем маленькой девочке увлекаться жуками? Это неестественно", подумала Маргарет и спросила:
– Откуда у тебя паутина в волосах?
– О, суккоташ!
– Рита провела рукой по волосам, стерев возмутительную паутину.
– Откуда?
– повторила Маргарет.
– Мама! Если кто-нибудь хочет узнать о насекомых побольше, то он неизменно сталкивается с подобными вещами! Мне только жаль, что я порвала паутину.
– Ну, а я огорчена, что ты до отвращения грязна. Ступай наверх вымойся и переоденься. Я не хочу, чтобы папа видел тебя в подобном виде.
Рита развернулась.
– И взвесься, - окликнула ее Маргарет.
– Мне надо завтра сдать данные об общем весе нашей семьи за эту неделю.
Рита вприпрыжку выбежала из комнаты.
У Маргарет было отчетливое ощущение, что она слышала ворчливое "родители!". Звук детских шагов на лестнице стих. На втором этаже хлопнула дверь. Немного погодя Рита с грохотом скатилась по лестнице. Она вбежала на кухню.
– Мама, ты...
– У тебя не было времени, чтобы умыться, - проворчала Маргарет.
– Это Дэвид, - пискнула Рита.
– Он выглядит странно и говорит, что не хочет никакого ужина.
Маргарет отвернулась от раковины, стараясь скрыть страх. Она по опыту знала, что Ритино "странно" может означать что угодно... буквально, что угодно.
– Что ты имеешь в виду под "странно", дорогая?
– Он такой бледный. Выглядит так, словно в нем нет никакой крови.
Маргарет вспомнила трехлетнего Дэвида. Тихая фигурка на больничной койке, телесного цвета питающие трубки, выходящие из его носа. Дэвид лежит бледный, и дыхание его такое тихое, что трудно уловить движение грудной клетки.
Она вытерла руки полотенцем.
– Пойдем посмотрим. Может быть, он просто устал.
Дэвид лежал на кровати, прикрыв одной рукой глаза. Близился вечер, и комната была погружена в полутьму. Глазам Маргарет потребовалось какое-то время, чтобы приспособиться к мраку. "Не потому ли слепые стремятся к темноте, что это дает им преимущество перед зрячими?" Она подошла к кровати. Мальчик был худощав и темноволос - в отца. У него был узкий подбородок и твердая линия рта, как у его деда Хатчела. Сейчас Дэвид выглядел таким хрупким и беззащитным... и Рита была права - ужасно бледным.
Маргарет, припомнив свой опыт медсестры, взяла руку Дэвида и пощупала пульс.
– Тебе нехорошо, Дэви?
– спросила она.
– Я не хочу, чтобы ты меня так называла. Это детское имя.
– Тонкие черты его лица были неподвижны.
Маргарет вздохнула.
– Извини, я забыла. Рита сказала, что ты не хочешь ужинать.
Рита вошла в комнату из коридора.
– Он положительно выглядит ослабевшим, мама.
– Сколько она еще будет меня опекать?
– Кажется, нам звонят, - сказала Маргарет.
– Сходи проверь, Рита.
– Твои намерения до отвращения очевидны, - фыркнула Рита.
– Если ты не хочешь, чтобы я была здесь, то просто скажи.
– Она повернулась и медленно удалилась из комнаты.
– У тебя что-нибудь болит, Дэвид?
– спросила Маргарет.
– Я просто устал, - проворчал он.
– Почему ты не оставишь меня в покое?
Маргарет пристально посмотрела на него, пораженная его сходством с дедом Хатчелом. Это сходство становилось жутким, когда мальчик садился за рояль. Тот же жгучий трепет, тот же музыкальный гений, что заставлял слушателей набиваться в переполненные залы. "Наверное, именно потому, что "Стейнвей" принадлежал его деду, он страдает от разлуки с ним. Рояль - это символ унаследованного им таланта".
Она похлопала сына по руке и села на кровать рядом с ним.
– Тебя что-то беспокоит, Дэвид?
Черты его лица исказились, и он отвернулся.
– Уходи!
– буркнул он.
– Просто оставь меня одного!
Маргарет вздохнула, чувствуя себя не в своей тарелке. Ей отчаянно захотелось, чтобы Уолтер не работал на своей пусковой площадке. Сейчас она крайне в нем нуждалась. Маргарет еще раз вздохнула. Она знала, что должна делать. Кодекс колонистов гласил, что любые признаки недомогания должны рассматриваться врачом. Маргарет в последний раз похлопала Дэвида по руке и спустилась в прихожую. Она позвонила доктору Моуэри, закрепленному за ними медику. Он сказал, что будет примерно через час.