Пастор
Шрифт:
Как тот, кто профессионально выслушивал рассказы о людских проступках и об их причинах, я должен был придумать что-нибудь получше. Но я был в отчаянии из-за того, что Поппи не испытывала ко мне лютой ненависти, и да, возможно, существовала крошечная часть меня, которая тоже хотела свалить с больной головы на здоровую, потому что — давайте смотреть правде в глаза — она провела ночь со Стерлингом, а затем заявилась сюда в своём вчерашнем великолепии, и как я, мать вашу, должен был реагировать?
— Я знаю: прошлой ночью ты была с ним, — выпалил я и затаил дыхание, страшась, что она подтвердит это, но куда больше страшась
Но Поппи не сделала ничего подобного. Вместо этого она вздохнула и натянула одеяло до моей груди.
— Мне известно, что ты знаешь, — произнесла она. — Стерлинг рассказал об отправленном тебе фото, — затем отвела взгляд: — Я чертовски сильно ненавижу его.
Это слегка воодушевило меня. Может, прошлой ночью, в конце концов, вовсе не было секса. Может, всё это не было продуманной прелюдией к тому, чтобы сказать мне об уходе Поппи к Стерлингу.
— Я не трахалась с ним, Тайлер, — заметив мой взгляд, сказала она.
И я поверил ей. Возможно, дело было в её откровенности и честности. Возможно, в её широко распахнутых и невинных глазах. Или, может, это было нечто более эфемерное: духовная связь, знающая, что её слова искренние.
В любом случае я решил поверить в сказанное ею.
Поппи сделала глубокий вдох:
— Мы поговорим ещё, когда ты проснёшься. Но я не… Ничего не было. Я не касалась его… Он не касался меня.
Поппи нашла мою руку и сжала её — это движение стало осью, вокруг которой пьяно накренилась комната.
— Я хочу только тебя, Отец Белл.
ГЛАВА 20.
— Просыпайся, соня.
Голос пронзил туманную, размытую завесу тяжёлого сна; звуковые волны и нервные рецепторы работали вместе, дабы пробудить мой мозг, уговорить меня проснуться и вернуться в мир трезвой жизни.
Мой мозг не хотел этого понимать. Я перекатился, но вместо того, чтобы найти одну из моих старых, тонких подушек, моё лицо наткнулось на обнажённую плоть. Голые бёдра. Я обнял их бездумным жестом, зарываясь лицом в гладкую, ароматную кожу.
Пальцы прошлись по моим волосам:
— Время вставать.
То были больше бёдра, чем просьба, однако в итоге мне удалось открыть глаза, и как только я сделал это, тут же пожалел о содеянном.
— Брр, — простонал я. — Чувствую себя дерьмом.
— Из-за выпивки или твоего поведения?
Я прижался лицом к бедру Поппи.
— Оба варианта, — пробормотал я.
— Как я и думала. Что ж, время почувствовать себя лучше. Я оставила для тебя кое-какую одежду на кровати.
Бёдра исчезли, что меня опечалило. Поппи свесила ноги с кровати, встала и потянулась так, словно находилась в одном положении долгое время, но она больше не была обнажена, одетая теперь в короткую тунику с поясом на талии и сандалии-гладиаторы.
— Ты уходила, — обвинил я.
Она кивнула:
— Я не могла пойти туда, куда мы собрались, в одной из твоих футболок и, конечно, не собиралась надевать свою грязную одежду. Я уходила на несколько минут, клянусь.
Я медленно принял сидячее положение и взял воду и Адвил, которые она предложила.
— Теперь одевайся, — сказала она. — У нас свидание.
***
Через тридцать
— Куда мы едем? — поинтересовался я.
Поппи не ответила сразу, проверяя зеркала и вытягивая шею, будто игнорировала из-за плотного ночного траффика в субботу. Я решил не давить на неё, хотя любопытство убивало меня, равно как и незначительная обеспокоенность тем, что кто-то мог бы увидеть нас вместе.
Наконец-то она произнесла:
— В одно место, куда я хотела тебя взять ненадолго. Но сначала: вчера. Мы должны поговорить о произошедшем.
Да, должны, но теперь, зная, что она не спала со Стерлингом, я в значительной степени хотел совсем избежать болезненного диалога. Эти последние полтора дня грубо вытолкнули нас за пределы фазы притворства, за пределы места, где мы могли просто воображать мир снаружи как неуместный шторм, безрезультатно бьющийся в наше окно, и я ненавидел это. Потому что вне этого места все решения и обсуждения медленно разобьют мою жизнь на маленькие кусочки.
— Итак, вчера Стерлинг пришел ко мне домой, — начала она. — После визита к тебе.
Поппи знала об этом?
Словно прочитав мои мысли, она ответила:
— Стерлинг любит хвастаться своими завоеваниями. В бизнесе, любви, мести — любым видом победы. Думаю, он считал, будто я впечатлюсь тем, насколько тщательно он загнал нас в угол при помощи этих доказательств наших отношений в виде фотографий.
Боже. Он такой мудак.
— Ты должен понять: я знала, что со временем он приедет сюда, и знала, что скажу ему о своём нежелании быть с ним. Но также я была уверена, что он не согласится на что-либо меньшее, чем отказ лицом к лицу, а ещё чувствовала, что должна ему, по крайней мере, обед и шанс всё обсудить. Я имею в виду, мы же встречались годами…
— И все эти годы он тебе изменял, — пробормотал я.
Она посмотрела на меня. Взгляд был не особо приятным.
— В любом случае, — продолжила Поппи, её голос зазвучал взволнованно, — я согласилась уехать из города и поужинать с ним. Мы закончили разговаривать так поздно, что я заснула в его гостиничном номере.
Мне не нравятся эти детали.
Мне вообще ни одна из этих деталей не понравилась.
— Но как я уже сказала, — снова заговорила Поппи, — ничего не было. Я продремала на диване до утра, а затем его водитель привёз мня домой. К тебе.
— Так он теперь в курсе, что ты с ним покончила? Он уйдёт?
Она колебалась:
— Да?
— Это вопрос? Ты говоришь, что не знаешь наверняка?
Её глаза оставались прикованными к дороге.
— Когда я уходила утром, он сказал, что полностью принял моё решение. И добавил, что не хочет, чтобы я была с ним против воли, — для него важны мои чувства. Поэтому Стерлинг отступает.
Я подумал о человеке, повстречавшемся мне вчера, о его ледяных голубых глазах и надменном голосе. Он не был похож на тот тип мужчин, которые сдаются. Впрочем, он походил на тех, кто может солгать о своей капитуляции.