Пасынки безмолвия
Шрифт:
И только человек – венец творения Единого Милосердного Божества, – способен оценить непростую ситуацию категориями: да, это моя вина. Оценить, смириться и сделать выводы.
Артемидий Селиванов, корпатрициант и один из высших управленцев крупной новосибирской артели, в своих ошибках расписываться не любил, но умел. Ибо был человеком – одним из ярчайших представителей вида Homo Intelligitus: умным, дальновидным и устремленным к дальнейшему развитию сознания.
А потому он, скрепя сердце, признавал, что совершил просчет – недооценил двух нелюдей, им же лично в «Голиаф» и доставленных. Неверно рассмотрел потенциал Павла Сорокина, еще недавно почитаемого
Да и самку пустышечников Артемидий проанализировал неточно. Подумать только! После считывания ее пыльного логоса он уверовал, что имеет дело с отважной сумасбродкой, брошенной на убийственную, фактически суицидальную миссию. На дело, с которого не возвращаются живым. А та, вместо того чтобы мирно сгинуть на церемонии награждения вместе с ничтожным щенком, вдруг оказалась крепким орешком.
Освободилась, одно Божество знает как. Взяла в заложники корпатрицианта. Увела с собой инженера, снова завладела оружием и взрывчаткой. А теперь еще и добралась до центра управления акустическими системами «Голиафа», до Медострунной Гавани, задающей ритм пульса всего Второго Купола.
Вышагивая по коридорам комплекса во главе небольшого, но отлично экипированного отряда ловчих, Селиванов размышлял, что бесит его сильнее: дерзость, с которой пустышечница совершила побег, или ее вмешательство во внутренние системы города? Вмешательство, больше напоминающее изнасилование, к которому Купол сам спровоцировал скуднодухую. Насилие под музыку, более присущую одному из кругов Ада, нежели столь изящному памятнику современной архитектуры, каким являлся корпоративный комплекс.
Музыка, если такой термин вообще применим к льющейся из динамиков отравленной каше, грохотала вовсю. Резала логосы ножом, вскрывала тонким скальпелем, отсекала ломти мясницким тесаком, не удосужившись предварительно спустить из жертвы кровь, отчего стерильные стены казались заляпаны опасно-красным.
Вербальный глушитель работал, благо группа Артемидия еще не успела сдать охотничье снаряжение в арсенал. Работал, но определенно не справлялся.
Во-первых, такая музыка сама по себе, даже с заблокированной речью солиста, оставалась губительной для человеческого сознания. Впитывая тяжелейший поток звуков, одним из напарников идентифицированный как «смертельный металл» двухвековой давности, логос Селиванова медленно покрывался волокнистой шероховатой коростой, под которой начинали гнездиться язвочки паранойи, иррационального страха и отвращения к жизни. Звуки из колонок комплекса были дурны, опасны и больны. Но совсем отключить акустику боевого шлема корпатрициант тоже не мог, избрав путь терпения.
Во-вторых, певцы давно сгнивших в гробах коллективов рычали так, что не справлялась даже самая современная армейская электроника. Принимая речевые испражнения в микрофон за бессвязное звериное рычание, а совсем не человеческую речь, фильтр все же пропускал часть текста в сознание охотников, заставляя морщиться и бледнеть.
И пусть ни Артемидий, ни его спутники не знали английского – чужого языка с другого конца планеты, на котором исполнялось большинство композиций, – вся группа ловчих чувствовала, что музыканты поют о демонах, пожирании детей, торжестве сил зла, проклятьях и смерти.
Когда все закончится, ловчим придется пройти длительный
Эвакуация здания подходила к концу, и ее своевременное начало Артемидий относил к числу своих свежайших заслуг. Судя по отчетам полиции, руководящей спасением гражданских, из коридоров нижних ярусов выпроваживали последних сотрудников. Белых как мел, возбужденных, зажимающих уши ладонями и кричащих от боли. Службы сетевой безопасности приступили к контратаке, один за другим отключая блоки и секции «Голиафа» от центральной акустической сети и пытаясь подавить вездесущий грохот зловещих гитар.
Но выводить людей начали не только из-за музыки, способной кого-то сделать бесплодным.
Селиванов хорошо помнил – это обстоятельство также признавая просчетом, – о россыпи брикетов взрывчатки, хранящейся в рюкзаке циферблатной суки. И если та рискнет воспользоваться грузом…
Впрочем, Артемидий доподлинно знал, где нужно ожидать удара, рассчитывая сыграть на опережение. Он и его группа, в отличие от службы безопасности комплекса, не станут утруждать себя беготней по этажам. Сразу направятся туда, где корпатрициант обязательно встретит пустышечников. И ударят до того, как те осознают, что угодили в засаду.
Однако же проследовать за террористами все равно пришлось.
Ворвались в Гавань – трехэтажный эркер, выпирающий из изящной дуги Северной Мачты Хрустальной Беседки. Согласованно миновали пустующие посты охраны. Обнаружили двоих безопасников, отказавшихся покидать позицию и поплатившиеся болезненным забытьем после тазерного укола.
Потратив несколько минут на взлом заблокированных замков, проникли в центральное отделение Гавани, где службы мнемотворцев и логосинтезаторов день за днем создавали новые музыкальные композиции, призванные повысить эффективность сотрудников корпораций «Голиафа».
Звено системщиков, спрятанное в арьергарде боевой группы, тут же бросилось к пультам.
Высоколобые засуетились, торопливыми жестами подтверждая самые мрачные опасения Селиванова: в сеть, словно простейший вирус, был слит целый набор смертоносных композиций, заблокированных от отключения извне. Заблокированных, что печально, самым грубым и варварским способом: уничтожением внешнего интерфейса.
Вынимая из наспинных чехлов портативные компьютеры, отборные умники «СибСтроя» без промедления подключились к раскуроченным пультам. Вокруг мужчины и двух молодых женщин ярко вспыхнули прозрачные голографические панели, на которых, будто на сапфировых арфах, те принялись тут же играть.
Кусая губу и перевесив автомат на грудь, Артемидий прошелся по помещениям Гавани.
Отвлекающий маневр скуднодухих удался на славу, нечего возразить. Но если Бродов не дурак – а заместитель далеко не дурак, – то станет водить нелюдей кругами. И только осознав, что большего времени для своего шефа ему не выиграть, приведет к Капители Распределения. К этому моменту, по замыслу корпатрицианта, боевой отряд уже займет позиции и подготовится к встрече с Сорокиным и его подругой…
Федот, напичканный обезболивающими и затянутый в регенерационный корсет, привлек внимание лидера. Бледный, пошатывающийся ликтор, несочетаемо болезненный для своей внушительной комплекции, застыл справа от разгромленной электроники. Указывал на пол стволом винтовки.