Пасынки безмолвия

Фролов Андрей

Троица убедилась, что внимание присутствующих сконцентрировано именно на них, а затем:

– Не пытайтесь сопротивляться, мы полностью контролируем вашу мышечную активность.

Если бы Сорока не был парализован, дернулся бы, словно от удара по лицу. Потому что одно дело – внимать голосу давно забытого отца, смиряясь с его присутствием и зачастую наделяя собственными интонациями. И совсем другое дело – слышать в своей голове действительно чужой голос, пугающий и непрошеный.

Он негромко застонал. А может, ему только так показалось.

Чужие

голоса тем временем звучали все четче. Именно голоса, а не образные логосолитоны, с помощью которых с парнем общался Петр. Или не совсем?.. Или так поступающие в его сознание импульсы и посторонние образы воспринимает сам Павел? Он вдруг поймал себя на мысли, что вторгшихся в сражение существ слышат все, находящиеся в храме Игры.

Сорока скосил глаза на пистолет. Нет, не показалось… Затвор «Рогалева» по-прежнему полз вперед, но делал это крайне медленно, по миллиметру в минуту. Его неспешный бег красноречиво сообщал, что кем бы ни оказалась эта троица высоченных уродцев, она умела останавливать время. Причем не персонально, а сразу для нескольких живых существ… Да кто же они такие?

– Вы желаете знать, кто мы такие, – тут же констатировал высоколобый с зеленоватой цепочкой на короткой толстой шее. И пусть гротескное лицо его не шелохнулось, Сорока вдруг осознал, что существо улыбается.

В следующую секунду он услышал окружающих.

Услышал не ушами, а, скорее, впитал внутренним взором, ментально, в один миг окунувшись в такой мысленный гвалт, что чуть не сошел с ума. Начал разбирать в общей каше отдельные образы и фразы. Неведомым образом определил, что клокочущие черно-зеленые молнии принадлежат магнату и корпатрицианту по имени Артем. А еще тут находятся некие Федор и Денис. Что боец, взявший его на мушку, – особь женского пола, которая называет себя Клео и умеет читать следы. Что Бродов напуган сильнее Селиванова. Что Яна еще жива и в ярости. Что сам он думает так громко, что его тоже слышат остальные…

Затем психический шум утих, как затихает класс, когда в него входит строгий учитель.

Окинув сознания существ, сошедшихся в смертельной схватке, невидимым магическим взглядом, высоченный урод едва заметно кивнул. И произнес без слов, спокойно и мягко, как обыкновенно сообщают самые дурные вести:

– Мы – люди, разумеется.

И тут же ослабил хватку, позволив голове Сорокина взорваться новой волной бесшумного гвалта:

– Что за бред?! – Это Леонид, сжавшийся в панический комок. – Невозможно, невозможно…

– Какое удивительное существо… – Это инженер, внезапно пришедший в себя и узревший необычных визитеров. – Оно так величественно…

– Мля… Видать, предсмертные галлюцинации. – Это Погремушка, истощенная и подавленная. – Черт, не успела…

– Не может быть.

– Я ощущала ваше присутствие…

– Упаси нас всех Божество!

Троица, стоящая в центре зала, заинтересованно повернулась к Селиванову. Тот, прожигая великанов глазами, почти не разбрасывался мыслями. Пот, бежавший по его вискам, выдавал напряжение, с которым

корпатрициант силился превозмочь сковавший тело паралич.

– Не пытайтесь преодолеть наш барьер, – в один голос/мысль/образ сказали трое существ, называющих себя людьми. – Пока мы не получим то, чего желаем, не позволим вам сделать и жеста.

– Убирайтесь! – наконец рявкнул Артем, в восприятии Сороки говоривший голосом Ливня, старого приятеля-компаньона, с которым они больше никогда не увидятся. – Если это новая разработка военных, я приказываю вам свернуть операцию и убираться прочь! Как корпатрициант и помощник сенатора! Немедленно вон! Это мое награждение, и я не позволю вам…

– Тише, патриций, не стоит так напрягаться.

Существо, стоящее в центре троицы, склонило голову в жесте, почти напоминающем сочувствие. Четыре длинных пальца задумчиво перебирали воздух, будто играли на струнах несуществующей гитары.

– Мы не военные. Но с ловчими нам поспорить все же придется. Потому что в этой Игре Равновесия впервые назначен необычный победитель. Не имеющий отношения ни к организаторам Лотереи, ни к ее участникам. Благодаря этому обстоятельству вам и позволено наблюдать, как будет осуществлено изъятие приза. Мы пришли, чтобы забрать существо, именующее себя Павлом Сорокиным…

По вполне понятным причинам лицо Селиванова не дрогнуло, но зрачки уменьшились, выдавая бушующую в застекольщике злобу. Он выбросил в сторону троицы такой мощный логосолитоновый щуп, что его заметил даже Сорока.

Мысленно охнул в немом восторге, отрешенно пропустив ответ великана мимо себя. И только затем с запозданием спохватился. Побелел, тело налилось свинцом, но оставалось прикованным к воздуху, не шелохнувшись ни на сантиметр.

– Он мой! – взревел корпатрициант. – Только мой! Вам не отнять, кем бы вы ни были!

– Я? Зачем этим уродам я? Господи… они что, действительно пришли за мной?!

– Этот сморчок?

– Победитель Лотереи? Зачем военным победитель Лотереи?

– Ленка, почему я не могу нажать на кнопку? Может, я уже мертва?

– Это не военные… о, Божество, даруй нам милость свою… Хвала тебе, что им нужен только пустышечник… Нет больше сил…

Краем глаза Сорока заметил, что Клео, до этого державшая его на прицеле, начинает заваливаться вбок. Столь же медленно и величественно, как вставал на место его собственный пистолетный затвор. Сонно. Словно на огромной глубине. Сознание следопыта угасало значительно быстрей.

– Мы просим прощения, – прервал всех тот, что стоял в центре и носил цепь. – Выражаем надежду, что вы сможете извинить нас за столь отстраненное отношение. Но, с учетом всех факторов, вынуждены вмешаться в ситуацию. В конце нашего взаимодействия мы проявим милосердие и ответим на любой вопрос от каждого…

– Да кто же вы такие, в конце концов?

– Мы уже ответили, патриций, а потому вопрос не будет засчитан. Мы – люди.

– Это невозможно, это невозможно…

– Я не верю! В это невозможно поверить…