Пасынки безмолвия
Шрифт:
– Ты снова удивляешь нас, Павел Сорокин. Тебя забирают из привычного мира, разрушив его фундаментальные основы, а ты проявляешь интерес к судьбе существ, которых никогда более не увидишь?
– Не увиливайте! – разом обозлившись на себя, Погремушку, инженера, Лотерею и рослых головастиков, вдруг вскипятился Сорока. – Отвечайте на вопрос, каким бы он ни был! Вы обещали!
– Это приемлемо. – Существо справа от вожака кивнуло. – Нет, мы не можем вмешаться в ход эксперимента. Проявленное нами великодушие – результат длительных переговоров со старшими учеными проекта. У всех, кто выживет в этой башне, будет стерта
– Значит, весь этот комплекс и базы данных Лотереи все же взорвутся? – не унимался Павел, но центральный гуманоид многозначительно погрозил ему одним из длинных пальцев.
– Это уже второй вопрос, а мы обещали ответить лишь на один. – Он обернулся, словно выискивая в цветастом подвижном панно скрытую дверь, через которую вся троица проникла в мир пустышечников и молчунов. – А теперь, пожалуйста, постарайся не сопротивляться. Мы знаем, ты сможешь, ведь ваш вид обладает немалыми зачатками истинного разума…
В ментальном пузыре, обитателями которого стали все участники битвы, снова воцарилась тишина. В дальнейшем Сорока так и не узнал, по своей ли воле замолчали остальные или получили на это телепатический приказ высших существ. Но когда сделал первый неуверенный шаг, то не уловил ни отзвуков мысленного голоса, ни логосолитонов.
– Пойдем, – раздался в его сознании тихий, но неотвратимый приказ.
И он пошел.
Опуская оружие и роняя его под ноги. Медленно, спотыкаясь, почти не управляя собственным телом и разумом. Обходя распростертую на полу Погремушку в луже блестящей крови. Обходя бронированного корпатрицианта, налитого разочарованием, безысходностью и горечью. Пошел против своей воли, напоследок взглянув на раненого инженера и бросив ему мощнейшую мысленную просьбу: живи!
Они скрылись за панелями панно, где экспериментаторы и реконструкторы устроили один из тайных проходов, позволявших выбраться к взлетно-посадочным площадкам невидимых летательных аппаратов. Ушли из храма Распределения, из обиталища надежд и страхов, навсегда покинув хранилище Капители на макушке «Голиафа», осознанно пропустив ряд событий, случившихся почти одновременно…
Клео рухнула на пол, словно превратилась в куклу.
Обезумевший Бродов отшатнулся и врезался в стену, лбом и виском разбивая стекло обшивки.
Селиванов потянул спусковой крючок на себя, вколачивая в спину егеря сразу дюжину пуль.
Погремушка судорожно сжала кисть, давя улыбчивую кнопку.
Петр открыл глаза. Оторвал голову от подложенного под затылок рюкзака. Повернулся вслед ушедшему Сорокину. И улыбнулся.
Эпилог
Беззубый, безгубый, безносый, с разбитой речью, без глаз,
Прося у ворот подаянье, бормочет он свой рассказ -
Снова и снова все то же, с утра до глубокой тьмы:
«Не заключайте мировой с Медведем, что ходит, как мы».
Программа дневной кратковременной феи подошла к концу.
Не дожидаясь окончания титров, Кристиния вынырнула из состояния небодрствования, снимая с головы обруч «Волшебника». С раздражением осознала, что успокоительная фея не добилась ожидаемых результатов, лишь незначительно притупив снедавшую женщину боль.
В последнее время феи вообще перестали помогать, даже самые дорогие и эксклюзивные. Как не помог переезд в шикарную комфортабельную квартиру Третьего Купола. Или пополнение банковского счета; или перевод дочери в крайне престижную школу, где учились исключительно дети корпатрициантов.
Заклятье, наложенное на ее сознание хищной скуднодухой, подтачивало, словно термит. Вытягивало соки. Кровоточило. Терзало. Убивало… Устало набросив на плечи халат, Кристиния поднялась с кровати, такой пустой и одинокой.
Отправилась на кухню готовить легкий обед: с минуты на минуту домой должна вернуться Аврора. Не успев запрограммировать комбайн, услышала, как щелкнул дверной замок. Разуваясь, дочка долго возилась в прихожей – огромной, по размерам сопоставимой с их прежней гостиной.
Логос девочки лучился ярко и экспрессивно.
Однако враждебные фиолетово-красные прожилки, сверкавшие в его прозрачной колышущейся сфере, вызывали опасение и настороженность. Запустив комбайн, Кристиния вышла навстречу, ласково обнимая дочь.
«Удовлетворительный день», – протранслировала женщина, стараясь скрыть грызущую изнутри боль и материнской заботой прощупывая настроение школьницы.
«Испытываю покой и удовлетворение, вернувшись домой, – послушно и совсем по-взрослому ответила ей Аврора, все же заметив духовный упадок матери. – Сегодня были интересные занятия».
«Желание поделиться?» – Держа дочь за холодную ладошку, проклятая опустилась на кухонный стул, внимательно заглядывая девочке в глаза.
Та отстранилась, а плотоядные прожилки ее юного логоса стали острее и еще более ощутимы.
«Принято осознанное решение по смене факультативных направлений», – охотно поделилась она, все еще возбужденная и воодушевленная занятиями.
«Недопонимание. – Кристиния все еще ощупывала сознание дочери. И обнаруженное в его недрах заставляло ее грустить все сильнее. – Выбор факультатива осуществлен в позапрошлом лунном цикле. Некорректно?»
«Корректно, – осторожно ответила Аврора, ласково поглаживая щеку и лоб матери, где еще недавно гнездились жутковатые шрамы. Шрамы, начисто устраненные умелыми пластическими хирургами, так и не совладавшими с пульсирующими царапинами на логосе пострадавшей. – Но произошедшие события оставили неизгладимый отпечаток, заставив скорректировать дальнейший жизненный путь».
Произошедшие события…
Иногда Кристинии хотелось все детально обсудить с девочкой. Еще раз, но гораздо предметнее и более вдумчиво. Исчезновение супруга. Взрыв во Втором Куполе, пожар в «Голиафе». Реабилитацию сотен сотрудников корпораций, подвергнувшихся воздействию акустического оружия нелюдей. Вербальную конструкцию скуднодухой террористки, сломившей ее хрупкое сознание. Гибель корпатрициантов и сбой в работе Лотереи Равновесия…