Пасынки Бога
Шрифт:
— Никуда не годится. — Хватко вздохнул и налил себе рюмочку рисовой водки. — Меня больше, если на дело под таким углом смотреть, другое удивляет: как это до сих пор никому из «усыновленных» не удалось растратить, на хрен, все причитающиеся ему денежки. Подчистую.
— Не так просто израсходовать пятнадцать с лишним (или сколько там на сегодняшний момент?) миллиардов. Сумма немалая.
— Ерунда! — отрезал Влад Сулейманович. — Купи себе космический челнок, вложись в строительство колонии на Титане… Да построй пару новых Пирамид Хеопса, в конце концов!
— А может, — оживился Георгий, — уммовцы как-нибудь того… отслеживают момент, когда «усыновленный» начинает планировать чрезмерные траты и…
— Ох, Жорж! Все это притянуто за уши, шито белыми нитками и не лезет, понимаешь, ни в какие ворота. Это — не версии.
— В таком разе я могу предложить еще один мотив: убийства «усыновленных» совершались с целью сократить временной разрыв между выборами. Я имею в виду шоу с выборами очередного «сына Муна».
— Гм… гм… сократить разрыв? А зачем?
— Ну-у… чтобы публика, зрители то есть, не утратили к этому шоу интерес.
Хватко сложил руки на объемистом животе и задумался. Даже глаза прикрыл. И замер. Прошло не меньше минуты, а потом… потом лицо его начало медленно заливаться краской, пока не стало пунцовым, как свекла, и тут он вдруг звонко хлопнул ладонью по столу и неудержимо расхохотался.
— Ха-ха-ха-ха! О-о-ох! Ха-ха-ха! Бр-ред! — воскликнул он, давясь и охая то ли от смеха, то ли от ярости. — Что за бред! О-ох, Жорж! Могущественная трансатлантическая корпорация, чей годовой доход сравним с бюджетом среднего государства… убивает людей… ха-ха! одного за другим, понимаешь… и все для того, чтобы… чтобы не снизился рейтинг какого-то долбаного телешоу! Ты чувствуешь, Жорж, как это звучит?!
Георгий скривился, но не мог не признать, что звучит это и правда довольно глупо.
— Глупо?! Не-ет, ядрен-матрен! Абсурдно и нелепо! Вот как это звучит. В огороде бузина, а в Киеве дядька, — не унимался Хватко.
— Ну хорошо, хорошо! — раздраженно прервал его Георгий. — А сам-то ты что можешь предложить? Какова твоя версия?
— В том и дело, — вздохнул Хватко, — что никакой версии у меня нет. Я даже не могу, понимаешь, уловить логики последних… событий. — И, помолчав, неожиданно предположил — А что, если за всем этим стоят разведслужбы Срединной империи?!
— Матерь Божья! — воскликнул аль-Рашид. — Срединная-то тут при чем, скажи на милость?
— Ну-у… действия наших гипотетических злодеев обычной человеческой логикой объяснить невозможно, так?
— Допустим, — нетерпеливо пожал плечами Георгий, — и что дальше?
— А то! Отчего бы тогда не предположить, что за всеми этими делами стоят… некие силы… которые руководствуются какой-то иной, недоступной нам, человекам, логикой. Например, те же имперцы.
— Ох, дядя Влад, — мрачно вздохнул аль-Рашид, — мою версию высмеял, а сам чего лепишь? Я готов уже скорее поверить в твоего Песьего Царя, чем в пресловутую «руку Каракорума». Потом, я сталкивался с подданными Срединной империи… вот как с тобой сейчас! И уверяю тебя — сримцы такие же люди, как и мы.
— Нет, не люди, — упрямо повторил следователь, — таково мнение Архипастыря.
И столько обескураживающей убежденности прозвучало в этих его словах, что Георгий предпочел не спорить.
— Будь по-твоему, — пожал он плечами, — однако предлагаю все же спуститься с небес на грешную землю.
— То есть? — нахмурился Влад Сулейманович.
— То есть обстоятельства нас лимитируют, поэтому давай рассматривать только реальные, приземленные версии.
— А ты зря, ядрен-матрен, иронизируешь, между прочим… Вот известно ли тебе, к примеру, кто такие «кощунники»?
— Первый раз слышу, — признал аль-Рашид.
— Во-от! — поднял палец Хватко. — Помнишь, я тебе давеча об атеистах рассказывал?
— Конечно помню.
— Так вот, самых, понимаешь, отмороженных среди них — тех, которым просто в Господа не веровать мало было, им еще непременно подавай всякие бесчинства, вроде осквернения святынь и… ну и прочего, — так вот таких атеистов называли «воинствующими». И представь себе, что эти самые кощунники — последыши воинствующих атеистов. Более того, их секта дожила до наших дней! То бишь натурально действует среди нас, честных мирян. Вождя ихнего зовут дед Кощун, а…
— Ну! — нетерпеливо перебил Георгий приятеля. — А с нашим делом какая тут связь?
— Во-от, ядрен-матрен! — снова значительно поднял перст следователь. — А связь такая, что есть многие основания полагать, что «Ум Муна» этих самых кощунников тайно спонсирует.
— Ну уж! — засомневался аль-Рашид. — На кой бы это «УММу» сдалось?
— Не знаю, — развел Хватко руками. — Однако сведения получены мною из, понимаешь… заслуживающего доверия источника.
— От спонсоров, что ли? От вселенцев? — догадался Георгий.
Влад Сулейманович молча кивнул.
— Кто такие трансгуманисты, знаешь? — спросил он, понизив голос.
— На уровне семинарской программы, из уроков истории, — поднял брови Георгий. — Партия такая существовала когда-то. Ее запретили после ратификации Конвенции «Трех N0». Не сразу, а в… не помню сейчас, котором году, но примерно лет пятьдесят или шестьдесят назад. А что?
— Молодец, племяш! А какова была идеология той партии и почему ее запретили, вам в семинарии рассказывали?
— Ну да, — пожал плечами аль-Рашид, — в основе трансгуманизма лежала допустимость изменения природы человека, включая его биологический возраст, освоение им новых сред обитания, таких как океан, космос… Ну и так далее… Понятное дело, с духом Конвенции это никак не сочеталось…
— Ты у нас просто отличник, — одобрительно покачал головой Влад Сулейманович. — Однако думаю, что все-таки могу немного расширить твой кругозор по этому предмету. Я ведь, понимаешь, не первый день по трансгуманистам работаю… Не из любопытства, но по поручению…
— Спонсоров, — снова подсказал Георгий.
— Вот именно. Так вот, еще во времена Просвещения здесь, в Европе и вообще на Западе сформировалась, а после стала доминирующей идеология, по своей сути изначально светская, антихристианская и вообще антирелигиозная. С течением времени и по прошествии веков именно эта идеология (ее именовали по-разному: либерально-демократической или идеологией «прав человека») превратилась в мировоззренческую ось всего западного человечества, а христианство, напротив, к концу века двадцатого практически сошло на нет. На наше счастье, мусульманский Восток не воспринял этой либерально-демократической заразы, сумев сохранить изначальную религиозную девственность и, соответственно, бодрость духа. К чему я веду? А вот, понимаешь, к чему: когда пришли времена, едва не ставшие для человечества последними, разложившемуся гедонистическому западному обществу оказалось нечего предъявить в ответ на новые вызовы эпохи. В самом деле, главный постулат тогдашних либералов о том, что человек-де вправе верить во что угодно и не верить ни во что — слабое препятствие на пути генетического апокалипсиса. И если бы не твердая, непримиримая позиция исламского мира, мы бы наверняка уже перестали быть людьми, а превратились бы в отвратительных трансгенных монстров вроде браиловских химер.