Пасынки Джихада
Шрифт:
Внук назвался Асланом, в два счёта перегнал изображение с моей камеры на компьютер и сказал, что обработает всё это по высшему разряду, как не фиг делать. Потом скинет на принтер и раздаст всем знакомым.
Мы оставили авторитету номера наших телефонов и без особых надежд убыли на «базу». Диаспора, конечно, позаботится о своей репутации, но… они же все вопросы решают внутри себя, по своим законам. То есть если эти ребята что-то такое выяснят, то сдавать информацию русским будут только в крайнем случае. А при нормальном раскладе мы так ничего и не узнаем: сами исполнят и похоронят, ни одна собака не найдёт.
После
Прокурор зря пугал: «важняки» с пониманием восприняли нашу ситуацию. Я бы даже сказал, отнеслись к нам на удивление ласково. Потом выяснилось, что это непритворная ласковость надзирателя в блоке смертников по отношению к очередному заключённому, апелляцию которого отклонили в последний раз.
Короче, нам дали понять… Нет, давайте конкретнее, как любит говорить спецпредставитель Витя. Нам прямо сказали: если в ближайшее время не будет ярких положительных результатов по расследованию этого дела, вас, ребята, в порошок сотрут. Потому что вы проводили рядовую разработку, самым плачевным последствием которой мог быть перелом челюсти задержанного… А в результате образовалось одиннадцать трупов. Разницу улавливаете?
В общем — не простят. И ещё неизвестно, что за типа вы так легкомысленно спугнули. Так что, ребята, удачи вам. Крепитесь.
Ну, спасибо! Успокоили и обнадёжили…
И на десерт — сюрприз. В восемнадцать часов, когда все уже собрались в «Заре», Иванову на мобильный позвонил неизвестный с характерным кавказским акцентом:
— Это вы сегодня у Максуда были?
— Да я… и что?
— Проверьте такой адрес: Новоподгорная, 12. Наши видели там двух незнакомых земляков…
Глава 7
Диверсант
Вторым в аппаратной был не солдат-связист, а прапорщик с ЗАС [17] . Заскочил кофейку испить. Он лежал, глядя мёртвыми глазами в потолок, а из полной кружки, стоявшей на подоконнике, поднимался ароматный парок.
17
Отдельная служба в системе связи, оборудованная специальной аппаратурой, занимается приёмом и передачей секретных (совсекретных) шифрограмм. Сцена, как, впрочем, и подавляющее большинство других, взята из жизни. У нас в части «засовцы» с утра до вечера торчали у связистов (хотя у них отдельное помещение на две комнаты, в которое допускается узкий круг начальников) и занимались чёрт знает чем. У них удобно система передачи построена, звонит коллега из округа (бригады) и предупреждает: «Редько, топай к аппарату, я тебе «ракету» заряжаю…» Да, если прапорщик с журналом, значит, кому-то нёс для ознакомления.
— Быстренько продумай, как нам закрыть дверь, — сказал я Артуру, просматривая журнал учёта шифрограмм, лежавший рядом с кружкой на подоконнике.
— И так закрыто — вон, на щеколду…
— Не эту. Входную, на узел.
— Понял…
В аппаратной на двери — замок и щеколда, а на входной двери в коридоре узла вообще нет ничего. Потому что коридор — ничейная территория. Особистам не надо, связистам — тем более. Приходится диверсантам об этом заботиться.
Артур не растерялся, снял с мёртвого связиста ремень, вогнал бляху, как клин, под дверь снизу (открывается внутрь), подбил каблуком. Проверить, надёжно это или откроется после хорошего пинка, времени не было — секунды летели, следовало работать как можно быстрее.
Я взял журнал, и мы покинули коммутаторскую, прикрыв за собой дверь.
— Стой здесь, страхуешь спину, — я показал Артуру на входную дверь. — Второй, со мной. В дверях не показывайся, слушай внимательно…
Апартаменты у особистов — не заблудишься. Небольшая прихожая, в ней три двери: общий зал, он же класс для проведения занятий, он же комната совещаний, затем комната оперсостава и кабинет начальника.
В прихожей пусто. Из-за двери в зал доносятся приглушённые звуки разговора, несколько голосов, кто-то там монотонно бубнит…
Кабинет начальника заперт. В комнате оперсостава — трое. Двое за столами, один читает газету, второй стучит по клавиатуре компьютера. В дальнем углу солдатская кровать, на ней спит третий, в одежде, поверх заправленного одеяла накрыв голову бушлатом.
— К начальнику, — едва глянув на журнал в моих руках, тот, что стучит по клавиатуре компьютера, кивает в сторону соседнего кабинета. — Новенький, что ли?
— Старенький, — я двигаюсь к столу, не останавливаясь в дверях. — Это не начальнику. Это лично вам.
— Новенький, а наглый какой, — товарищ перестаёт стучать, недовольно хмурится. — Фамилия?
— Там что, так и написано — «капитану Юрченко»? — второй, отложив газету, с недоумением вскидывает бровь, встаёт из-за стола и делает два шага к коллеге — посмотреть, что там у меня в журнале.
— Вот, смотрите, там заложено, — я кладу журнал на стол, справа от клавиатуры.
Недовольный товарищ, скособочившись вправо, открывает журнал, второй склоняется и вытягивает шею, чтобы было лучше видно.
— Не понял…
В качестве закладки я использовал свой боевой нож. В левой руке недовольного — увесистая половина журнала, правая придерживает другую половину, прижимая к столу. Второй товарищ стоит в полуметре, слева от сидящего, это очень удобно. Мне остаётся только взять нож.
— Х-хе…
Это просто: левой рукой надавить на плечо сидящего, сковывая на миг свободу его движений (если вдруг окажется суперменом и включится с полоборота), чуть прогнуться через стол и вогнать лезвие в сердце стоящего.
Товарищ за столом — не супермен. Он только и успел, что разинуть рот.
— Ты… Кха-кх…
— Второй, держи…
Я выдернул нож и вытер его об костюм сидящего. Потом ещё раз вытер — тщательнее, потому что к лезвию прилипло плотное волокно мышечной ткани.
Ильяс тенью выметнулся из-за косяка, бережно подхватил шатающегося товарища, который стоял, схватившись за сердце. Знаете, когда стоящий человек падает, бывает довольно шумно. Даже удивительно, вроде бы мягкий человек, а стук такой, как будто бревно уронили. Такой шум может, например, разбудить спящего.