Пасынки Джихада
Шрифт:
Приехал я, узнал — мы в общаге жили, шила в мешке не утаишь. Опустим горе, ревность и все прочие слюни, сразу перескакиваем на анализ. Поостыв, стал я разбираться в этой ситуации, и первым делом подумал: это из-за того, что я мелкий. Начштаба же у нас был мужчина крупный и видный. А жена возьми и опровергни меня: я, мол, тебя люблю больше жизни, этого плешивого индюка терплю с большим трудом — у него ноги воняют, а барахтаюсь с ним… из-за денег.
Ну вот, здрасьте, приехали! Что ж получается, супруга моя — проститутка?!
Да ни фига, говорит, не получается. Ты получаешь гроши, вместе
Посмотрел — точно: золотишко нехитрое завелось, одежонка модная появилась, бельишко французское, духи той же страны, в коробочке триста баксов откуда-то завелись. Видимо, осадки — выпало и всё тут…
Я не стал рвать сердце припадками ярости, просто сел и задумался. Я ведь всегда был прагматиком, всё в своей жизни продумывал на десять ходов вперёд. А вот насчёт денег как-то не рассуждал: времени не было, всё работа да работа. Ну что ж, выходит, хреновая у меня работа? Или я такой работник хреновый? Начальник штаба, вон, получает ненамного больше, а всё имеет. Другие начальники, особенно офицеры тыла, тоже всё и всех имеют — кто понравится. Например, лейтенантских жён.
Скачем через события дальше: жену я простил, уехал я в командировку и попробовал заработать на войне денег.
А как на войне заработать денег? Оружием торговать — не моя кафедра, этим другие занимаются. Солдат продавать в рабство — натуральное западло, лучше сразу их мочить, чтоб не мучились. Баксы, которые находил на убитых «духах», частенько были фальшивые, а тех, что не фальшивые, было до обидного мало. Кроме того, я ведь не один в рейды и засады ходил, следовало по-братски делиться с соратниками и в результате получалось на каждого — мизер.
Подумал я немного и решил ловить «духовских» курьеров, которые деньги им таскают.
Хе-хе… Самому смешно стало: щас только бутерброд с салом доем и пойду поймаю парочку курьеров!
Обстановкой я владел на все сто, местность знал как свои пять пальцев, специфика работы обязывала. Насчёт курьеров слышал только военные байки: при мне ни разу не было такого, чтобы хоть одного изловили и явили публике. Возможно, их и ловили, но не в зоне нашей ответственности.
Зато я знал, что в селе неподалёку проживает папа одного именитого полевого командира. Амира то бишь. Жену с детьми амир вывез в Турцию, а папка с мамкой остались. Никто их не трогает, живут себе потихоньку, амир к ним иногда в гости на огонёк заскакивает, только вот всё никак не могут отследить этот счастливый момент. Не установишь же круглогодичную засаду у дома папаньки!
Ещё я знал нравы и обычаи горцев — сызмальства воспитывался рядом с ними, изучил братьев по разуму как родных.
У чеченов не бывает такого, чтобы сын делал что-то мимо отца. Пока папа жив, он знает о каждом шаге своего сынули, всячески ему помогает и направляет его трудовую деятельность. Кое-кому, кстати, следовало бы это учитывать при организации работы с местным населением.
Как-то днём я «набил» маршрут к этой усадьбе — издали, через «стёкла», при моих навыках это нетрудно. А ночью пробрался в село и залез к вельможному папаше в дом. Собак там не было, у настоящих правоверных вообще не бывает в доме собак, это по их понятиям грех, так что особого труда для меня это не составило.
Прыгаем через детали и эмоции: я допросил папу амира в режиме «Б», сделать совсем уж тихо это не получилось, подключились все домочадцы, числом четыре. То есть старуха, две бабы нормального возраста и пацан лет четырнадцати, племянник этого амира.
Угадайте с трёх раз, чем всё это кончилось? Нет, честное слово — не планировал. Хотя и прагматик, планирую каждое событие в своей жизни на десять шагов вперёд. Но они были очень громкие, уговаривать их было бессмысленно, а я тогда ещё не имел особого опыта в бескровной нейтрализации таких ситуаций. Это уже потом пришло, со временем. Это сейчас я могу сделать так, чтобы люди молча выполняли мои приказы, потея от ужаса и горячо надеясь на счастливое завершение моего визита.
А тогда я этого не умел. В общем, я их всех прикончил. Зарезал, как свиней, без всяких замыслов, просто чтобы не орали.
И знаете… Ничего. Я впервые в жизни убил гражданских лиц, будучи не на военной операции, а действуя сугубо по своей инициативе. И в душе совершенно ничего не дрогнуло.
Помню, сел я, осмотрелся… кругом лежат трупы, а я спокоен как удав: ночь, тихо, из соседей никто ничего не слышал (иначе давно бы уже всё село сбежалось, уж я-то эту публику знаю, это не наши русаки). То есть теперь всё нормально.
Обыскал дом, нашёл деньги — двадцать штук баксов в целлофановом кульке, несколько пачек рублей, кое-какие драгоценности. Там ещё было дорогое коллекционное оружие, но я не стал его трогать: вычислят враз, такие вещи не спрячешь. Мне и того хватило, что нашёл. Такого богатства я никогда в жизни в руках не держал!
На базу вернулся благополучно, ни одна ветка в кустиках не дрогнула. Как-никак, это мой профиль, а работу свою я привык делать всегда на пять с плюсом. Упаковал добычу в цинк из-под патронов, смазал ружейным маслом и зарыл в землю. Потом умылся, поел и уснул как убитый. И опять — ничего. Как будто просто в рейд сходил.
Утром я опять попытался проанализировать своё состояние: должно же там было что-то бушевать, ну не мальчики кровавые, но какие-то угрызения и так далее, как это бывает в подобных случаях у нормальных людей.
Ничего там не шевелилось. И вообще, я не испытывал ничего, кроме удовлетворения, как это бывает после хорошо выполненной работы.
И тогда я понял, что у меня великий талант.
Я — прирождённый убийца. Дано такое далеко и далеко не каждому — смотри мою лекцию бойцам в начале повествования…
Кстати, старик мне так ничего путного и не сказал. Он назвал имя курьера (иорданец по имени Фатих), сказал, что сын его Исрапи встречается с ним лично, не доверяя никому, встречи происходят всё время в разных местах. О встречах они договариваются по спутниковому телефону, никаких графиков и временных сеток нет.
То есть по сути зря я сходил. Надо было брать самого Исрапи, а не его папу.
У мусульман принято хоронить умерших до захода солнца того же дня, когда наступила смерть. Если смерть пришла ночью — понятное дело, до захода следующего дня.